Алмазная колесница. Том 2 - Акунин Борис - Страница 15
- Предыдущая
- 15/107
- Следующая
Эраст Петрович застал Всеволода Витальевича дома, в левом флигеле консульства. Доронин уже вернулся с открытия благонравного заведения и последовавшего за ним ужина и теперь переодевался к Холостяцкому балу. Шитый золотом мундир висел на стуле, пухлая горничная-японка помогала консулу облачиться в смокинг.
Квартира начальника Фандорину очень понравилась: обставленная лёгкой ратановой мебелью, она весьма удачно сочетала русскость с японской экзотикой. К примеру, в углу на столике сиял замечательно бокастый самовар, сквозь стеклянные дверцы шкафа просматривались разноцветные графины с настойками да наливками, но картины и свитки на стенах были сплошь туземные, на почётном месте красовалась подставка с двумя самурайскими мечами, а через открытую дверь виднелась совершенно японская комната, то есть безо всякой мебели и с соломенным полом.
Туманные обстоятельства смерти Благолепова заинтересовали Всеволода Витальевича гораздо меньше, чем трое его ночных пассажиров. Фандорину такая реакция даже поначалу показалась чрезмерной, но Доронин объяснил причину своей тревоги.
– Что у министра много ненавистников, особенно среди южного самурайства, не секрет. В Японии политические покушения происходят почти столь же часто, как в России. Правда, у нас сановников убивают революционеры, а здесь реакционеры, но, как говорится, хрен редьки не слаще – обществу и государству равный вред что от левых зилотов, что от правых. Окубо – ключевая фигура в японской политике. Если фанатики до него доберутся, переменится весь курс, всё направление развития империи, и притом в крайне опасном для России смысле. Видите ли, Фандорин, министр Окубо – сторонник эволюции, постепенного развития внутренних сил страны под жёстким контролем правительства. Это дрессировщик, который щёлкает кнутом и не позволяет тигру вырваться из клетки. Тигр – это наследственная, глубоко укоренённая воинственность здешнего дворянства, а клетка – Японский архипелаг. Из-за чего развалился пресловутый триумвират трех туземных корсиканцев? Из-за вопроса о войне. Могущественная партия, которую возглавлял любимый герой нашего Сироты маршал Сайго, хотела немедленно завоевать Корею. Окубо тогда одержал верх над своими оппонентами, потому что он умнее и хитрее. Но если его убьют, неминуемо возобладают сторонники быстрого развития за счёт экспансии, поэты великой азиатской империи Ямато. Хотя на свете, ей-богу, и так уже слишком много империй – того и гляди все они пересобачатся между собой и вопьются друг другу в волосья стальными когтями…
– Постойте, – хмурился Фандорин, открывший было свою кожаную книжечку, предназначенную для сбора сведений о Японии, но пока ещё ничего не записавший. – А что России за дело? Ну, напали бы японцы на корейцев, нам-то что?
– Це-це-це, какие ребяческие речи, а ещё дипломат, – укоризненно поцокал языком консул. – Учитесь мыслить государственно, стратегически. Мы-то с вами уже давно империя, а империям, душа моя, есть дело до всего, что происходит на земном шаре. До Кореи тем более. Для японцев Корейский полуостров станет не более чем мостиком в Китай и Маньчжурию, а туда мы и сами давно уже целимся. Неужто не слышали о проекте создания Желтороссии?
– Слышал. Но мне эта идея не нравится. Ей-богу, Всеволод Витальевич, нам дай Бог в своих внутренних проблемах разобраться.
– Не нравится ему! – хмыкнул консул. – Вы на царской службе состоите? Жалование получаете? Так вот и извольте выполнять свою работу, а думать и отдавать приказы будут другие, кому это по должности вверено.
– Да разве можно не д-думать? Вы и сами-то не очень похожи на бездумного исполнителя!
Лицо Доронина стало жёстким.
– Тут вы правы. Я, разумеется, думаю, имею собственное суждение и по мере сил стараюсь доводить его до начальства. Хотя, конечно, иногда хочется… Впрочем, не ваше дело, – разозлился вдруг консул и дёрнул рукой, отчего запонка полетела на пол.
Служанка села на колени, подобрала золотой кружок и, поймав руку консула, привела манжету в порядок.
– Домо, домо, – поблагодарил её Всеволод Витальевич, и девушка улыбнулась, обнажив кривые зубы, ужасно портившие её довольно смазливое личико.
– Сказал бы ей кто-нибудь, чтоб улыбалась, не раскрывая губ, – не удержавшись, вполголоса заметил Фандорин.
– У японцев другие понятия о женской красоте. У нас ценятся большие глаза, а у них узкие. У нас форма зубов, а у них только цвет. Неровность зубов – признак чувственности, считается весьма эротичным. Как и оттопыренность ушей. Ну, а про ноги японских красавиц лучше вообще не говорить. От привычки к сидению на корточках большинство женщин здесь кривоноги и косолапы. Но есть и отрадные исключения, – прибавил вдруг Доронин совсем другим, ласковым тоном и улыбнулся, глядя поверх плеча Эраста Петровича.
Тот оглянулся.
В дверях японской комнаты стояла женщина в изящном бело-сером кимоно. В руках она держала поднос с двумя чашками. Белокожее улыбчивое лицо показалось Фандорину необычайно милым.
Женщина вошла в гостиную, бесшумно переступая маленькими ступнями в белых носках, и с поклоном предложила гостю чаю.
– А вот и моя Обаяси, любящая меня согласно подписанному контракту.
Эрасту Петровичу показалось, что нарочитая грубость этих слов вызвана смущением – Всеволод Витальевич смотрел на свою конкубину взглядом мягким и даже нежным.
Молодой человек почтительно поклонился, даже щёлкнул каблуками, как бы компенсируя доронинскую резкость. Консул же произнёс несколько фраз по-японски и прибавил:
– Не беспокойтесь, она по-русски совсем не знает. Не обучаю.
– Но почему?
– Чего ради? – слегка поморщился Доронин. – Чтобы она после меня вышла по контракту за какого-нибудь морячишку? Наши Нахимовы очень ценят, если «мадамка» хоть чуть-чуть умеет болтать по-русски.
– Вам-то не все равно? – сухо заметил титулярный советник. – Ей ведь нужно будет как-то жить и после того, как ваша к-контрактная любовь завершится.
Всеволод Витальевич вспыхнул:
– Я о ней позабочусь. Не нужно меня уж вовсе монстром представлять! Понимаю вашу шпильку, сам заслужил – не нужно было бравировать цинизмом. Если угодно знать, я эту даму уважаю и люблю. И она отвечает мне тем же, вне зависимости от контрактов, да-с!
– Так и женились бы по-настоящему. Что вам мешает?
Огонь, вспыхнувший было в глазах Доронина, погас.
– Шутить изволите. Сочетаться законным браком с японской конкубиной? Погонят со службы, за урон звания российского дипломата. И что тогда? В Россию её везти прикажете? Так она там зачахнет, от нашего климата и от наших нравов. На неё ведь там будут как на мартышку какую пялиться. Здесь остаться? Буду исторгнут из цивилизованного европейского общества. Нет уж, в одну повозку впрячь неможно… И так всё отлично. Обаяси от меня ничего большего не требует и не ждёт.
Всеволод Витальевич немного покраснел, ибо разговор всё дальше вторгался в сферу сугубой приватности. Но обиженному за даму Фандорину и того показалось мало.
– А если будет ребёнок? – воскликнул он. – О нем тоже «позаботитесь»? Иначе говоря, откупитесь?
– Не способен иметь, – осклабился Доронин. – Говорю об этом безо всякого стеснения, ибо половое бессилие здесь ни при чём. Совсем напротив. – Жёлчная улыбка стала ещё шире. – Смолоду, знаете ли, очень увлекался, как говорится, насчёт клубнички, вот и допрыгался до скверной болезни. Кое-как залечился, но вероятность обзаведения потомством почти нулевая – приговор медицины. Потому, собственно, и не сочетался законным браком с какой-нибудь благонравной девицей отечественного производства. Материнский инстинкт разочаровывать не желал-с.
Обаяси, видимо, почувствовала, что разговор принимает неприятное направление. Ещё раз поклонившись, так же бесшумно вышла. Поднос с чаем оставила на столе.
– Ну будет, будет, – прервал сам себя консул. – Что-то мы с вами очень уж по-русски… Для подобных задушевностей требуется либо давняя дружба, либо изрядная доза выпитого, а мы едва знакомы и совершенно трезвы. Посему давайте-ка лучше вернёмся к делу.
- Предыдущая
- 15/107
- Следующая
