Монстры - Джонс Стивен - Страница 92

Я не имела права отвести взгляд. Я никогда еще не видела убийства.

Абсолютно лишенным грации, но удивительно эффективным способом тираннозавр врыл когти задних лап в землю, стремительно развернулся, пользуясь тяжелым хвостом как противовесом, и поверг коритозавра наземь мощнейшим боковым ударом громадной головы. Ничего подобного я не отдала. Коритозавр рухнул и лежал на боку, хрипя от боли и слабо подергивая конечностями. Затем последовал coup de grace[См. сноску 62] задними ногами, а потом уж в ход пошли зубы и крохотные передние лапы, принявшиеся рвать и терзать добычу. Погруженная по подбородок в грязь, я смотрела, ужасаясь и восхищаясь одновременно. Некоторые из нас настаивали на проживании плотоядных особей на отдельном острове, поскольку, мол, глупо, если существа, воссозданные с таким трудом, будут погибать в пасти сородича. Возможно, вначале это и имело смысл, но только не сейчас, когда поголовье динозавров так быстро пополняется естественным образом. Если мы хотим узнать что-то об этих животных, то должны как можно точнее воспроизводить естественные условия обитания. Кроме того, разве кормить наших тираннозавров гамбургерами и селедкой не было бы жестоким издевательством?

Убийца ел больше часа. В конце я пережила жуткую минуту: Бальтазар, заляпанный кровью и раздувшийся, неуклюже доволок свое туловище до озера, чтобы напиться. Он стоял метрах в десяти от меня, не больше. Я постаралась как можно убедительнее изобразить из себя трухлявую колоду, но тираннозавр, хотя вроде посматривал на меня, блестя глазками-бусинками, уже не был голоден. После того как он ушел, я еще долго стояла в грязи, боясь, что хищник может вернуться за десертом. В итоге в лесу опять послышался треск, хотя на этот раз появился не Бальтазар, а его сородич — помоложе, с искалеченной лапой. Он издал звук, похожий на тихое радостное ржание, и приступил к обгладыванию трупа коритозавра. Ничего удивительного: нам уже было известно, что тираннозавры не гнушаются падалью.

Я, как оказалось, тоже.

Когда берег опустел, я выползла из тины и обнаружила, что два динозавра оставили после себя сотни килограммов мяса. Что ж, голод не может позволить себе ни гордости, ни приступов тошноты. Пользуясь найденной ракушкой как ножом, я принялась нарезать ломти.

Мясо коритозавра оказалось на удивление сладким — с привкусом муската, гвоздики и чуточку корицы. Однако мой организм отказался принять первый кусок. Ты же первооткрыватель, твердила я себе, блюя. Ты первый человек, кому довелось отведать динозаврятины. Да, но почему она должна быть сырой? Выбора, впрочем, нет. Соберись с духом, милая. Хоть умри, а подави рвотный рефлекс. Ну по крайней мере попытайся. Вообрази, что ешь устриц. На этот раз мясо направляется к желудку. Но до него не доходит. Альтернатива, говорю я себе, — это папоротниково-лягушачья диета, а охотник на лягушек из тебя аховый. Пробую снова. Получилось!

Приходится признать, что мясо коритозавра довольно вкусно. Однако дикая природа — не место для привередливых едоков.

23 августа. 13.00. В полдень я оказалась в южном полушарии, на краю болота с неоригинальным названием Топь, примерно в ста метрах от экватора. Изучаю стадное поведение на примере динозавров — пять брахиозавров, двое взрослых, трое молодых, идут группой, малыши в центре. "Малыши" — это те, длина которых от носа до кончика хвоста всего-то метров десять. Если аппетиты динозавров не изменятся, нам придется в скором времени сократить численность и этого стада, особенно если мы хотим внедрить в колонию самку диплодока. Два вида динозавров, размножающихся и питающихся так, как они делают это сейчас, способны за три года превратить остров в пустыню. Никто не ожидал, что динозавры будут плодиться как кролики — еще один довод в пользу того, что они теплокровные. Впрочем, мы могли догадаться об этом и по обилию ископаемых останков. Если столько костей пережили катастрофы сотен миллионов лет, какова же должна была быть популяция динозавров в мезозойскую эру! Вот раса, внушающая благоговейный ужас, и не только из-за физической массы особей.

Только что у меня был шанс самостоятельно уменьшить численность популяции. В рыхлой грязи под моими ногами что-то заворочалось, я опустила взгляд и увидела, как вылупляются из яиц крохотные трицератопсы! Семеро маленьких храбрых созданий, уже рогатеньких и клювастеньких, выкарабкались из гнезда и принялись вызывающе озираться, не больше котят, но деятельные и независимые с самого рождения.

Мясо коритозавра, наверное, уже испортилось. Более прагматичный человек, весьма вероятно, пополнил бы свой рацион одним-двумя маленькими цератопсами, но я не смогла этого сделать.

Они разбежались в разные стороны. В голове мелькнула мысль: а не поймать ли одного, приручить и баловать, как щенка? Дурацкая идея.

25 августа. 7.00. Начало пятого дня. Я уже трижды обошла остров. Бродить тут пешком в пятьдесят раз опаснее, чем путешествовать в модуле, зато в пятьдесят тысяч раз полезнее. Каждую ночь я останавливаюсь в разных местах. На сырость внимания уже не обращаю. И, несмотря на скудную диету, чувствую себя отлично. Сырая динозаврятина — теперь я это знаю — гораздо вкуснее сырой лягушатины. Я становлюсь экспертом-падальщиком — шум в лесу, свидетельствующий о присутствии тираннозавра, теперь стимулирует мои слюнные железы, а не надпочечники. Разгуливать нагишом тоже забавно. И мое тело нравится мне куда больше, чем раньше, с тех пор как начал таять жирок, накопившийся во время сидячей цивилизованной жизни.

Тем не менее я продолжаю изобретать какой-нибудь способ подать сигнал на обитаемый спутник Вронски. Может, изменить положение зеркальных отражателей и промигать SOS? Звучит заманчиво, но я даже не знаю, где тут контрольные приборы, а тем более как с ними управляться. Остается надеяться, что удача не отвернется от меня еще три с половиной недели.

27 августа. 17.00. Динозавры знают, что я здесь и что я представляю собой некий экстраординарный вид животного. Дико звучит? Как вообще эти огромные бессловесные твари могут знать что-то? У них же такие крошечные мозги. А мой собственный мозг, должно быть, размягчается от белково-клетчаточной диеты. Но даже если и так, я начинаю испытывать странные чувства к этим животным, меня терзают смутные сомнения. Я вижу, что они следят за мной — загадочным, понимающим, отнюдь не тупым взглядом. Я предполагала, что буду наблюдать за ними, но, думаю, они тоже каким-то образом наблюдают за мной.

Да, это безумие. Меня так и подмывает стереть запись. Но нет, я ее сохраню, хотя бы как свидетельство изменения моего психологического состояния.

28 августа, 12.00. Все больше фантазий о динозаврах. Я решила, что большой брахиозавр — Берта — играет тут ключевую роль. Она мало передвигается, но вокруг нее, в зоне зрительного контакта, всегда вертятся динозавры помельче. Зрительный контакт между динозаврами? Да. Так я воспринимаю то, что они делают. Я твердо уверена, что именно так они и общаются здесь, беседуют на какой-то волне, которую я не в состоянии обнаружить. И Берта выглядит центральным звеном, своего рода огромным тотемом, э-э-э… коммутатором? О чем это я? Что со мной?

30 августа. 9.45. Ну и дура же я! Так мне и надо, грязной вуайеристке! Взобралась на дерево поглядеть, как спариваются у подножия водопада Баккера игуанодоны. В кульминационный момент ветка сломалась. Я рухнула с высоты двадцати метров. Удалось ухватиться за нижний сук, иначе сейчас я была бы трупом. Все равно все тело в синяках. Вроде ничего не сломано, но левая нога меня не держит, да и спина в плохом состоянии. Есть ли внутренние повреждения? Не уверена. Заползла в маленькую пещерку возле водопадов. Вымотана, кажется, у меня жар. Шок, должно быть. Теперь, наверное, придется поголодать. Быть съеденной динозавром, быть может, честь, но умереть от падения с дерева — просто позор.