Королева Камилла - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 57

– Не парься, Кэм. Тут у каждого найдется пара скелетиков в шкафу.

– Да, – великодушно поддержал Уильям. – Это круто, Камилла. На дворе двадцать первый век.

– Просто чума, – поддакнул Гарри.

Королева выразительно посмотрела на Чарльза, побуждая его объяснить положение Грэма в семье.

Чарльз поперхал, подергал запонки и наконец сказал:

– Да, значит, Камилла мать Грэма, а я… ну, в общем, грубая правда в том, что… э… я его отец.

– Думаю, было бы уместно, если бы ты назвал нам дату рождения Грэма, – сказала королева.

– Он родился в половине шестого утра 21 июля 1965 года, – проговорила Камилла. – Мне было всего восемнадцать, Чарльзу шестнадцать…

– Молоток, братец! – одобрительно воскликнул Эндрю.

– Это случилось в последний вечер конкурса «Лошадь года», – продолжала Камилла. – Мы оба были очень юны и ужасно влюблены друг в друга.

Чарльз, лавируя между людьми и собаками, прошел к жене и встал рядом. Королева смотрела, как мрачнел Уильям, понимая, что он больше не второй наследник престола.

– Ну просто обосраться и не жить! – вскричал Спигги. – Добро пожаловать в семью, Грэм. – Он протолкался сквозь толпу и потряс Грэму руку.

Гарри прошептал Уильяму:

– Эта глупая рожа наш брат.

– Старший брат, вот что важно, – прошептал в ответ Уильям.

– И каков ваш титул, Грэм? – врастяжку спросила принцесса Кентская. – Он у вас есть?

– Пока нет, – ответил Грэм. – Но я думал о чем‑нибудь вроде принца Грэма Уотфордского. Я родился в Руислипе, но Уотфорд – более престижный город.

– Принц Грэм Уотфордский, – повторила принцесса Кентская. – Это какая‑то карикатура.

– Еще один гвоздь в наш гроб! – взвилась принцесса Анна. – Давайте сегодня же сложим с себя все титулы, – обратилась она к остальным, – и положим конец этому сраному балагану.

– Потише, подружка, – осадил ее принц Эндрю. – Говори за себя. Я твердо намерен жениться на моей Марсии, и я вроде как надеялся, что она станет фрейлиной королевы.

– Энн, тебе‑то хорошо, – сказал Эдвард, – ты всегда была большевичкой, но вот мы с Софией чтим традиции этой страны.

А София добавила:

– Мы воспитываем Луизу в надежде, что однажды она станет ее королевским высочеством принцессой.

Анна фыркнула:

– Видала я, как ваша принцесса носится с пацанами Маддо Кларка. Поберегите силы.

Уильям спросил королеву:

– Бабуля, ты все еще собираешься отречься?

Королева ответила:

– Уильям, я чувствую, что исполнила долг перед памятью отца и перед страной. Подошло время твоему отцу снять часть бремени с моих плеч.

Чарльз начал закипать гневом. Он решил, что лучше уж напрямую высказать то, что думает, чтобы не взорваться потом.

– Я всегда исполнял свой долг! – пылко заговорил принц. – Больше пятидесяти лет я неустанно служил семье. Таскался по мелким фабричонкам в дебрях промзон, заставлял себя изображать, будто мне интересны их треклятые станки. Ездил по школам, стоял за спинами детишек и смотрел, как они хвалятся своими паршивыми компьютерными навыками. Утешая пострадавших в железнодорожных крушениях и прочих ужасах, я всегда пытался придумать, что сказать такого, чтобы не было поверхностно и лицемерно. Я не собираюсь становиться королем, хотя непререкаемые авторитеты и заверили меня, что Камилла может стать королевой…

– Я готова к тому, чтобы она ею стала, – прервала сына королева.

Камилла вяло улыбнулась.

– Отлично! – вскинулась Анна. – Значит, уладили. Можем мы все теперь свалить домой? Спайку давно пора в постель.

– Не прикрывайся мной, – гавкнул Спайк.

Чарльз, перекрикивая Спайка, закончил свой монолог:

– Грубая правда в том, что я не хочу быть королем и не хочу подвергать Камиллу давлению и жестокостям публичного внимания. Я просто хочу… ну… жить по – простому.

– Ты говоришь, ты этого хочешь, – сказала королева. – Но как ты собираешься поступить?

Чарльз попробовал вообразить, как Грэм с балкона Букингемского дворца приветствует толпу вылупивших глаза подданных. Это отдавало Нюрнбергом.

– Я не знаю, – признался он.

Уильям поднялся и вышел из комнаты, за ним тут же последовали Гарри, Олторп и Карлинг. Входная дверь грохнула. Уильям и Гарри выбежали на улицу, собаки – за ними по пятам. Королева зарылась лицом в загривок Гарриса, и все, кроме Грэма, вдруг принялись гладить собак и болтать с ними.

Грэм надеялся, что его появление больше порадует родню. Привалившись к стене, он ждал начала фуршета. Мать попросила его помочь и подала блюдо тартинок обнести гостей. Однако вечер не перешел в праздник: слишком много концов не сошлось, важные вопросы не получили разрешения.

Анна попыталась вовлечь Грэма в светскую беседу.

– Я раз проезжала через Руислип, – припомнила она. – По дороге в Слоу.

– А откуда? – спросил Грэм.

– Из Харроу.

– Тогда тот, кто вам это посоветовал, идиот, – сказал Грэм. – Быстрее было бы ехать через Уэмбли и по А40, вообще не проезжая Руислип.

Не получив от своего короткого разговора никакого удовольствия и поняв, что приятнее он не станет, собеседники двинулись в разные стороны.

Когда Грэм предложил кростини с сардинами и помидором Софии, та в ужасе замахала руками, будто ей подсунули свежесрезанный кусочек источенного червями трупа.

– Да это живой калий. – София передернулась. – Почему мою диету никто не принимает всерьез?

Грэм завел рассказ о собственной диете, поведав Софии, что в детстве мучился от запоров и теперь живет почти исключительно на овсянке, сливах и грушах. Увлеченно показывая Софии механизм происходящего в толстом кишечнике, он не заметил, что взгляд принцессы остекленел и она начала медленно пятиться.

Увидев, что Грэм снова остался один, Камилла пожалела его и подвела к Марсии, сообщив:

– Марсия была учительницей.

Грэм сказал:

– О как! Если династию реставрируют и вы выйдете за принца Эндрю, можете стать министром образования.

Камилла и Марсия озадаченно переглянулись.

– Я же не политик, – сказала Марсия.

– Но если мой отец, принц Чарльз, станет королем, он может назначить вас как министра короны[77]. – пояснил Грэм.

Сколь скудны ни были познания Камиллы в области конституции и законов, она поправила сына:

– Грэм, у короля и королевы нет такой власти.

– Но министры должны получать одобрение монарха, – возразил Грэм. – Они должны присягать на верность королю или королеве. Полагаю, мама, ты убедишься, что я прав.

Грэм в первый раз назвал Камиллу мамой. Это слово кинжалом вонзилось в ее сердце.

– Когда я стану королем, я не побоюсь применять свою власть.

Услышав это, в разговор вмешалась Елизавета:

– Мистер Крекнелл, у нас теперь нет абсолютной власти. Мы правим по совету[78].

– На дворе двадцать первый век, Грэм, – поддержал мать принц Чарльз. – Вся власть у парламента. У нас больше нет права назначать министров. Попытки править своевольно просто вызовут бунты.

Королева, усмехнувшись, добавила:

– Прошли годы с тех пор, как монарх мог приказать обезглавить врага, хотя иной раз случается и пожалеть о той традиции.

– Сильная полиция и армия быстро объяснят мятежникам, кто здесь босс, – настаивал Грэм. – К тому же теперь у нас есть высокие технологии. Кто управляет «Вулканом», тот управляет Англией.

– Ну, – заметил Чарльз, – я могу сказать только одно: «Вулкан», слава богу, абсолютно бесполезен.

– В прошлом году «Вулкан» начислил мне два миллиона фунтов месячного оклада, – вспомнила Марсия.

– «Вулкан» постоянно пишет мне на имя миссис Т. Хиоккупиер, – пожаловалась королева.

Камилла засмеялась:

– Недавно «Вулкан» сообщил мне, что моя искусственная нога готова и можно примерить и забрать. Я немного тревожусь, что где‑то есть другая Камилла Виндзор, которая скачет на одной ноге в ожидании своего протеза.