Королева Камилла - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 3

– Да, ужас какая тяжелая, – подтвердил Уильям.

И вытянул руки, показывая ладони. Они были в мозолях и порезах, которыми Уильям явно гордился.

Королева тоже гордилась внуком. Большую часть жизни он провел в поселке Цветов, в окружении всякого сброда, но все же ухитрился остаться порядочным и невероятно обаятельным парнем.

Невеселые дни настали в Англии. Люди всего боялись и думали, что жизнь состоит из опасностей и всевозможных неизвестных и непознаваемых угроз. Старики не выходили из дому после наступления темноты, детей не пускали на улицу даже днем, и встревоженные взрослые сопровождали их повсюду. Чтобы развеяться, люди тратили деньги на то, что отвлекает и веселит. Каждый придумывал, что ему нужно заиметь, чтобы стать счастливым. Но, купив предмет мечтаний, человек, к своему глубокому разочарованию, обнаруживал, что ни радости, ни счастья покупка ему не принесла, скорее – раскаяние и горечь разбившихся иллюзий.

Чтобы облегчить пенсионный кризис, правительство смягчило закон об эвтаназии; стариков, подумывающих о самоубийстве, ободряли листовками с призывом «Дай дорогу молодым».

В отчаянной попытке продемонстрировать свою работу. Департамент градостроения запустил смелую программу превращения спальных районов в зоны изоляции – заселяя их уголовниками, антиобщественными элементами, безумцами, инвалидами, революционерами, разжалованными врачами и юристами, дураками, наркоманами и страдающими от ожирения.

Королевская семья – те, кто не бежал из страны, – оказалась в зоне изоляции поселок Цветов (в округе сокращенно именуемой Зипц), в ста девятнадцати милях от Букингемского дворца, в Ист – Мидлендс. Поселком, бывшим районом муниципальной застройки, владел и управлял Артур Грайс, мультимиллионер и король строительных лесов; он считал Зипц своим личным феодом. Королевская семья разместилась в переулке Ад, где стояли шестнадцать утлых коттеджей на двух хозяев, раньше принадлежавших муниципалитету. Перед каждым домом был небольшой садик, окруженный изгородью по пояс высотой. Лишь немногие из садиков не выглядели заброшенными. Принц Чарльз регулярно выигрывал Приз Грайса за самый ухоженный палисадник, а вот у его соседей Тредголдов сад превратился в свалку старых матрасов и пакетов с гниющим мусором, между которыми торчали жухлые колючие кусты.

Когда Чарльз предложил соседям помощь в расчистке и возрождении изничтоженного палисадника. Тони Тредголд сказал:

– Никто не отберет у меня мою землю. Сейчас не Средневековье, и ваши королевские привилегии закончились.

А Беверли Тредголд заорала:

– По – любому, в старых матрасах полевые мыши живут, у них там гнезда. Я думала, вы за природу!

Высоченная, в двадцать футов, стальная изгородь с колючей проволокой и камерами наблюдения поверху служила границей между задворками переулка Ад и внешним миром. У единственных ворот в Зипц, на треугольнике истоптанной земли, теснились приземистые вагончики Службы безопасности. Всем обитателям зоны предписывалось носить на щиколотке металлический жетон и всегда иметь при себе удостоверение личности. Все их перемещения отслеживались на панели видеомониторов, установленной в одном из полицейских вагончиков.

Когда сразу после свадьбы Камиллу заковали в жетон, она сказала со свойственными ей бодростью и оптимизмом:

– Думаю, он чудесно украсит мою лодыжку.

Принцессу Анну, напротив, пришлось повалить на пол усилиями двух полисменов, и лишь тогда третий сумел все‑таки нацепить на нее жетон.

На обитателей зоны налагалось множество запретов и ограничений. Действовал строгий комендантский час: запрещалось покидать дома с 22.00 до 7.00 по выходным и с 21.30 до 700 по будням. Выезжать из поселка запрещалось. Вся корреспонденция, как входящая, так и исходящая, прочитывалась и при необходимости цензурировалась. Телефонная сеть обрывалась у стены. По телевизору свободно ловились только две программы – «Рекламный канал», где время от времени случались какие‑то жалкие передачи, и канал правительственных новостей. Все новости, понятное дело, подавались под нужным правительству соусом.

Зона кишела собаками. Они были повсюду: трусили по улицам, собирались компаниями на тротуарах, грызлись на редких островках чахлой травы и патрулировали свою унылую территорию. Ни днем ни ночью собачий лай не затихал ни на минуту. Двуногие обитатели зоны скоро привыкали и переставали замечать этот звук, он становился таким же естественным, как звук собственного дыхания. Каким образом некоторые жители поселка приобрели своих породистых собак, иных – ценой в сотни фунтов, при том, что все в зоне получали одинаковое пособие в 71 фунт 32 пенса в неделю, оставалось неразрешимой загадкой.

Джек Баркер, лидер Кромвелианской партии, премьер – министр и творец зон изоляции, никак не мог выбраться из постели. Половина одиннадцатого утра, и Джек пропустил уже три встречи. Он лежал под пуховым одеялом в своей спальне на Даунинг – стрит, 10, слушая, как Биг – Бен отзванивает улетевшие минуты и часы его жизни.

Джек устал. Он жил в непрерывном состоянии дежа – вю. Казалось, все, что он говорит, он уже говорил раньше; все, что он делает, он уже когда‑то сделал. Большая часть доверенных товарищей, тех, что избрались вместе с ним тринадцать лет назад, вознесенные пьянящей волной идеализма и законности, умерли или ушли из политики. Жена Пат, с которой они прожили 24 года, детская любовь и политическая соратница, однажды вечером взбунтовалась и обвинила Джека в братании с дьяволом за то, что он весело провел время, отобедав с сэром Николасом Сомсом[7] в клубе для джентльменов в Сент – Джеймс. Пат кричала:

– Господи, Джек, ты же лидер Республиканской партии! У тебя даже сраного кота зовут Том Пейн![8]

Вскоре после второй победы на выборах Республиканская партия сменила название. Команда экспертов по ребрендингу за плату приблизительно в три миллиона фунтов несколько месяцев совещалась, стоит ли партии называться по – новому. Команда породила доклад на 402 страницах, который вряд ли кто– то прочел целиком, не перепрыгнув сразу на выводы, где говорилось, что новое имя желательно, поскольку британских республиканцев вечно путают с американскими. Это стало всем очевидно, когда Джонатан Росс[9] в своем пятничном ток – шоу обратился к премьер – министру со словами «мистер президент». Тогда наняли новую команду нечеловечески мозговитых консультантов придумать для партии новое название и логотип. Эта команда заперлась в деревенском пансионате, где пять суток кряду шел мозговой штурм, породивший «Кромвелианскую партию».

Теперь Джек был женат на Каролине, изящной даме, дочери баронета, но новую жену политика «утомляла», а в последнее время она завела обычай критиковать Джекову манеру держать вилку. Джек немного побаивался жены: ее аристократичный выговор наводил оторопь, а постельные беседы были до жути интеллектуальны. Накануне вечером она отшвырнула вольтеровский Dictionnaire Philosophique в дальний угол спальни, воскликнув: «Мелкотня!»

Джек оторвался от отчета о прослушивании телефонов (161 член парламента имеет на данный момент внебрачные связи) и спросил:

– Кто мелкотня? Я?

– Да нет, мля, Вольтер! – крикнула Каролина. – Просвещение, мать его!

Джек посозерцал ее милый профиль и сердито вздымающуюся грудь, и в нем затрепетало было желание, но в последний раз, когда они после секса отлепились друг от друга, Каролина заметила:

– Джек, ты делаешь это, как лабораторная крыса: тело твое здесь, но ум где‑то там!

Если у Каролины и имелась слабость, так сводилась она к неспособности пройти мимо магазина с сумочками. Вот сейчас она записана в лист ожидания на итальянскую черную сумочку ценой в две тысячи фунтов. Когда Джек стал ворчать, что у нее уже есть одиннадцать черных сумочек, Кэз раскричалась: