Под чужим именем - Портер Джейн - Страница 21

• Предыдущая
• 21/28
• Следующая

– Что ты здесь делаешь?

Голос принадлежал Зейлу. Ханна обернулась, вглядываясь в темноту, но ничего не могла разглядеть.

– Где ты?

– Здесь.

Он вышел из тени стены. Луна осветила его высокую фигуру и профиль. Выражения его лица не было видно, но его голос звучал резко и раздраженно.

– Мне очень жаль, что я так напугала тебя, но это было не то, о чем ты подумал. Это был не Алехандро. Я не говорила с ним с тех пор как была в Палм-Бич, и даже тогда между нами ничего не было.

Он ее не слушал.

– Мне наплевать, – ответил он.

– А мне не наплевать. Поэтому я и разыскала тебя. Я знаю, что со мной нелегко. Знаю, что я не та, которая тебе нужна. Мне бы так хотелось быть женщиной твоей мечты, твоим идеалом…

– Мне не нужен идеал, – резко перебил он, – но я не потерплю лжи и обмана.

– Прости меня. Но с тех пор, как я приехала, мне нужен был только ты.

Он недовольно фыркнул.

– Я говорю правду, Зейл. Я хочу быть только с тобой.

– Эммелина! – угрожающе прорычал он.

– Мне так жаль, что я разозлила тебя. Прости меня, пожалуйста…

– Эмме…

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его. Его губы были холодными и плотно сжатыми, но сдаться она не могла. Она целовала его медленно, нежно, сжав его лицо ладонями, – и наконец его губы начали теплеть.

И тогда он ответил на ее поцелуй – резко, почти агрессивно, – но ей понравился его напор. Он запустил руку в ее волосы, наматывая шелковистые пряди на пальцы, запрокинул ее голову и раздвинул ее губы языком, проникая в мягкие глубины ее рта. Он целовал ее до тех пор, пока у него не закружилась голова, а перед глазами не заплясали звездочки. Затем он взял ее за запястья и прижал к холодной каменной стене.

– У нас ничего не получится, – хрипло проговорил он, прижимаясь к ней.

Она чувствовала тепло его пальцев на своих запястьях, его бедра, прижатые к ее собственным, и совершенно не испытывала страха – только удовольствие и… желание. Она желала его даже сейчас, когда он был в бешенстве и хотел наказать ее. Она знала, что он никогда ее не обидит. Он будет всегда защищать ее – даже от самого себя.

– Но кое-что у нас очень даже получается… Например, когда мы вместе… вот так.

– Но секса, даже отличного, недостаточно для успешного брака. Нужно нечто большее. – Его тон был жестким, резким, и все же он наклонил голову и поцеловал уголок ее рта.

– Но у нас могло бы быть большее, – запротестовала она, закрывая глаза и чувствуя, как его губы спускаются вниз по ее шее.

– Да, больше ссор, больше лжи. Но я не хочу этого.

– Ты обещал мне четыре дня. Осталось еще два. Дай мне их, пожалуйста…

– Нет.

– Но ведь завтра вечером будет Бал аметиста и льда. Это благотворительное событие, и было бы странно, если бы рядом с тобой не было меня.

– Было бы намного хуже весь вечер изображать, что у нас все хорошо.

Ханна вздрогнула. Зейл отпустил ее, отступая назад.

– Мне очень жаль, что я поступаю жестоко, но, Эммелина, мы оба знаем, что ты мне не подходишь.

Она поняла – эту битву ей не выиграть. Зейл всерьез намеревался отправить ее домой. А может быть, так будет лучше для них обоих – она уедет утром, и Зейл так и не узнает, что с ним была не Эммелина, а Ханна. Так и не узнает о том, что был обманут.

Он повернулся к ней спиной и посмотрел через балюстраду на огни города:

– Я устал. Устал говорить. Устал спорить. Устал спасать наши отношения.

– Я понимаю.

– Завтра утром я позвоню твоему отцу и скажу, что мы оба поняли, что не сошлись характерами, и решили расстаться.

– Хорошо.

Он посмотрел на нее через плечо:

– Лучше отменить свадьбу сейчас, чем в последнюю минуту.

– Согласна.

Он опустил голову и закрыл глаза, впиваясь пальцами в каменную стену:

– Тогда почему же так тяжело на душе?

К горлу Ханны подступил ком, а глаза защипало от слез.

– Потому что, несмотря на несходство характеров, у нас были сильные чувства друг к другу.

Он тяжело вздохнул:

– Мне очень жаль.

Она подошла к нему, обняла его за талию и прижалась щекой к его спине:

– Это я виновата. Ты меня прости.

– Уже поздно. Пора идти спать. Очень скоро наступит утро.

– Можно мне лечь спать с тобой?

– Не напрашивайся на неприятности.

Зейл был сильным и твердым, как техасские мужчины, которых она знала в юности, – мужчины, для которых понятия чести и порядочности не были пустыми словами.

– Я не доставлю тебе неприятностей, – прошептала она. – Я просто хочу быть рядом с тобой в нашу последнюю ночь.

– Я не изменю своего решения, Эммелина. Утром ты должна уехать.

– Я уеду.

Он так долго молчал, что она подумала, он откажет ей, но вместо этого он поднес ее руку к губам и поцеловал ее ладонь:

– Тогда мы проведем последнюю ночь вместе и попрощаемся утром.

Они занимались любовью на его большой кровати, под парчовым пологом. Зейл любил ее медленно, сдерживая свой оргазм до тех пор, пока она не достигала пика – один раз, затем другой. В каждой их ласке, в каждом поцелуе была особенная сладость, щемящая нежность. Закрыв глаза, Ханна наслаждалась прикосновением его сильного тела, теплом и мягкостью его кожи.

Она любила его – а он никогда не узнает об этом.

– Прости меня, Зейл, – одними губами прошептала она, целуя его грудь – как раз то место, под которым находилось его сердце. – Прости меня за то, что я – не та, кто тебе нужен.

Зейл не спал, хотя и был совершенно изнурен. Его ум был беспокоен, а грудь болела.

Неопределенность пугала его – для него она была сродни хаосу. А он всегда стремился держать все под контролем. Потому что в те редкие случаи, когда он ослаблял контроль, случались ужасные, трагические события.

Лейкемия Стефана. Гибель родителей. Приступы Тинни.

Контроль был самой важной вещью на свете. Именно поэтому он добился успеха в спорте. Он был талантлив, но лишь усердие, дисциплина и самопожертвование привели его к славе.

Усилия вознаграждались, а самопожертвование давало душевный покой. Это было просто как дважды два. Но с Эммелиной все было иначе. Его чувства к ней были необузданными, стихийными. С ней он едва сохранял самообладание – ему хотелось схватить ее за волосы, затащить к себе в пещеру, как первобытный человек, и запереть ее там, чтобы она принадлежала лишь ему одному. Может, тогда он был бы спокоен.

Вдруг она вздохнула, пробормотала что-то во сне и крепко прижалась к его груди. Он почувствовал жесточайшую боль. Как он мог любить ее? Как он может до сих пор сжимать ее в объятиях?

Проснувшись, Ханна поняла, что она одна. Простыни рядом с ней были холодными. Она перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Наступило утро. Зейл ушел, а она скоро уедет из дворца. При мысли о прощании с Зейлом ее сердце заболело. Как они попрощаются? Зейл придет к ней в комнату? Встретится с ней у двери? Или вообще не захочет видеться с ней и ничего ей не скажет?

Как только Ханна вышла из душа, в ее дверь постучала леди Андреа, чтобы обсудить планы на день.

– Сегодня будет бал, и вам предстоит весьма насыщенный день, – сказала она, заглядывая в календарь. – Утром вы будете пить кофе в офисе его величества, а затем отправитесь на примерку к месье Пьеру, который прилетел сегодня утром и привез платье, которое вы наденете на Бал аметиста и льда.

Так вот оно что, ошеломленно подумала Ханна. Он вызывает ее в офис, чтобы сказать ей пару слов, а затем указать на дверь. Как царственно! Как профессионально!

– Спасибо, – ответила она. – Скоро буду готова.

– Я не имею права ничего рассказывать, – произнесла леди Андреа, понизив голос, – но декорации бала просто потрясающие. Зал превратят в зимнюю сказку с ледяными скульптурами от пола до потолка.

Ханна не думала о бале – все равно ее там не будет. Она думала о Зейле. В минуту прощания она должна оставаться спокойной и невозмутимой.

• Предыдущая
• 21/28
• Следующая