Подари мне любовь - Линдсей Джоанна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/66
• Следующая

– Зато сейчас ты у меня узнаешь…

Терджис осекся, стараясь справиться с охватившим его гневом. С самого детства он привык держать себя в руках и не выказывать никаких чувств, зная, что его необузданная сила может стоить жизни тому, кто имел неосторожность вызвать его ярость. Лишь однажды он дал волю бешенству и едва не прикончил своего брата, который не забыл этого и при первом удобном случае постарался от него избавиться.

– Попробуй подойти к нему – и тебе не жить, – повернувшись к Уолноту, добавил Терджис.

Коротко и ясно. Он вообще не любил тратить слова и сегодня вечером наговорил больше, чем за целый месяц. Кроме того, викинг никак не мог взять в толк, что делать. Болезни и раны были выше его понимания. Но посылать за знахаркой пока нельзя – та занята с Терстоном. Правда, Эрика тоже сведуща в лекарском искусстве, но и она хлопочет возле мальчика, к тому же Терджис пока не собирался ничего ей говорить. Но как поступить с Селигом Благословенным?..

Терджис решил было отнести его в место почище, но подумал, что тот вряд ли заметит, где находится, когда очнется… если вообще очнется. Поэтому, выйдя за дверь, викинг подозвал стражника.

– Найди слугу и прикажи приготовить тюфяк, одеяла, свечи, воду и еду. Много еды. Потом принеси все это сюда и подожди за дверью покоев юного лорда. Как только знахарка появится, приведи ее ко мне.

Стражник, хорошо знавший Терджиса, с которым каждый день обедал за одним столом, удивленно поднял брови, услышав от него так много слов за один раз. Но викинг еще не закончил непривычно длинную речь.

– Леди Эрика не должна ничего знать об этом, особенно что мне нужна знахарка.

Он вернулся в темницу как раз вовремя, чтобы услышать стон узника.

– Даже зубы Тора не могут быть так остры, – прошипел Селиг.

Терджис присел на корточки рядом с ним. Больше пленник не шевельнулся. Он говорил на норвежском, родном языке Терджиса. Как сладко слышать знакомую речь! И каким бы невероятным это ни казалось, Терджис начинал думать, что незнакомец не солгал. Уолнот, эта грязная тварь, обвинил Селига просто потому, что он был здесь чужаком! Нужно было оказать помощь, о которой он просил!

Глаза Селига были закрыты, кулаки стиснуты. Он снова застонал. Терджис поморщился, представив, какие муки должен испытывать бедняга, которого огрели по голове с такой силой, и, сам того не сознавая, впервые за много лет произнес понорвежски:

– На твоем месте я постарался бы не шевелиться. – В ответ послышался полустонполусмешок:

– Боюсь, это мне и не удастся. Что со мной? Почему так горит спина?

Неужели он даже не помнит, как Уолнот орудовал плетью? Слава богам… хотя Терджиса терзал стыд, заставивший его невольно поежиться. Он мог помешать этой порке. Эрике не следовало отдавать подобное приказание, да этого и не случилось бы, не выйди она из себя.

Терджис мудро решил не отвечать на этот вопрос.

– Назови имя человека, который может помочь тебе. – Селиг, казалось, ждал вечность, чтобы услышать эти слова. Именно этого он добивался. Помощь. Сестра приедет за ним, как только узнает, что произошло. Наконецто он встретил соотечественника, норвежца, которому мог доверять.

– Моя сестра, Кристен, вышла замуж за Ройса Уиндхерста, это неподалеку от Уинчестера. Она обязательно…

Но тут Селиг шевельнулся, не подозревая, что притаившаяся боль мгновенно нанесет ответный удар. Он инстинктивно напрягся, отчего стало еще хуже. Селиг едва удержался от вопля, только с шипением выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Мысли снова начали путаться.

– Потерпи, – произнес Терджис. – Сейчас придет знахарка.

Но Селиг уже ничего не слышал, потому что, корчась в муках, только сейчас понял, что с ним сделали.

– Она… избила меня. Она в самом деле… – Он не договорил. Перед глазами вновь все завертелось, в голове стало пусто, и Селиг никак не мог понять, что его мучит… Только позже, когда в голове послышался смех, перед глазами неожиданно возникла она. Медовозолотистые волосы с прядями цвета пламени, сочные губы, растянутые в насмешливом оскале, обещавшие сладость, которой ему никогда не испить. Она оставалась вне досягаемости, гдето рядом, пока его пытали огнем и льдом, молотом и кнутом, раскаленным клеймом, опалившим еще не зажившие раны, ядом, который вливали в глотку, вызывающим неудержимую рвоту, окончательно лишившую его сил.

Селиг помнил, как громко, пронзительно кричал, хотя не слышал ни звука, кроме ее хохота, становившегося все громче, пока эхо не отдалось в измученном мозгу и стало самой страшной мукой, изводившей Селига стыдом и унижением. Один, помоги ему… этот смех… она забавляется, смеется над ним, презирая за слабость. И этого нельзя избежать, как и боли. Золотоволосая ведьма всегда здесь… иногда радуется… иногда сама размахивает кнутом… конечно, ее удары слабы, но гордость Селига… гордость… непоправимо ранена.

Немыслимо, что такая молодая, не старше двадцати лет, женщина может столь жестоко обращаться с узником, просившим помощи! Он так нуждался в ее утешении и вот теперь вынужден нести еще одно тяжкое бремя, а она лишь жаждет мучить его и издеваться над ним. И смех… этот не прекращающийся смех. Даже в смертный час Селиг будет слышать его!

Терджис находился с Селигом Благословенным, пока не явилась знахарка. Оставив ее с больным, он отправился на поиски Эрики. Та попрежнему сидела у постели Терстона и, скорее всего, собиралась остаться с ним на ночь.

Терджис уже послал человека в Уэссекс, поэтому успел поспать несколько часов, пока была возможность. Встав перед рассветом, он отправился в темницу.

Из глубины послышался смех Элвины, и Терджис приободрился, посчитав, что узнику стало легче.

– Ему лучше? – осведомился викинг.

Элвина даже не пыталась скрыть радость и, весело усмехаясь, объявила:

– Нет, жар усилился. Скорее всего, подохнет.

Терджис оцепенел от ужаса:

– Но почему же ты веселишься? Нисколько не испугавшись его угрюмого вида, знахарка пожала плечами:

– Хорошо, когда кельт так мучается! Вот такой же убил моего бедного мужа!

Но Терджису уже было все равно:

– Если ты по злобе отравила его…

– Нет, викинг, этого просто не может быть. Я обязана помогать ему, чем могу, несмотря на неприязнь. Господь наделил меня даром исцеления, и выбора у меня нет. Но рада заметить, что никакие зелья и мази не вылечат его, а больше ничего нельзя сделать.

Она осмелилась рассмеяться снова неприятным визгливым смехом, резанувшим уши Терджиса.

– Даже слабительное не помогло! Он весь горит, а лихорадка ведет его все дальше в мир кошмаров! Я ухаживала за ним со всем старанием, но ему чудятся страшные пытки. Хотя и не по моей вине, но он терпит страдания осужденных на адские муки, а ты еще удивляешься, почему я так смеюсь. Исцелить его не в моих силах.

– Убирайся тогда, если ни на что не способна! – прорычал Терджис. – Твое веселье здесь ни к чему!

– Это ты считаешь, но я думаю подругому. Никогда и не мечтала, что смогу отомстить за мужа, но теперь вижу, что мечты сбылись и мне для этого не пришлось и руки поднять. Божья справедливость, викинг.

– Дура, ведь он вовсе не кельт! Старая ведьма презрительно фыркнула:

– У меня есть глаза, викинг. Никем иным он быть не может!

Терджис даже не смог приказать ей убраться. Вместо этого он просто подхватил ее на руки и выкинул за дверь. За спиной стонал Селиг, попрежнему метавшийся в горячке.

Настало утро, и Эрика, покинув спящего племянника, направилась к себе. Она не спала всю ночь, сидя у постели Терстона, держа маленькую ручку и мучаясь всякий раз, когда тот шевелился и хныкал. Терджис, как мог, составил сломанную кость, Элвина туго забинтовала кисть, оставив лекарства, помогающие избавиться от боли и опухоли, но пройдет еще много недель, прежде чем малыш почувствует облегчение, и еще больше месяцев, пока наконец станет известно, правильно ли срослась рука. И все это время Эрика не будет находить себе места.

• Предыдущая
• 13/66
• Следующая