Любят только раз - Линдсей Джоанна - Страница 37
- Предыдущая
- 37/49
- Следующая
Мэг грохнула подносом о стол:
— Не напоминайте мне об этом упрямце! Больше я не скажу ему ни слова! Знаете, как он себя повел, узнав, что приехал его разлюбезный виконт? Даже не извинившись передо мной, сразу понесся наверх как ошпаренный. А я могла бы избавить его от хлопот. Тесс сказала мне, что в музыкальную комнату отнесли очередной графин с бренди.
— В музыкальную? Ах да, — засмеялась Реджи. — Я и забыла, во что превратила его кабинет.
9 Любят только раз — Еще Тесс сказала, что слышала, как они с леди Элли спорили, даже кричали друг на друга, — сообщила Мэг.
— Правда? Боюсь, меня это не интересует.
— Ну да, — усмехнулась Мэг. — Вы прекрасно знаете, что они говорили о вас.
— Ты считаешь, они ссорились из-за меня?
— Из-за кого же еще?
— Действительно, из-за кого? — раздался голос Николаса.
Мэг сердито обернулась, проклиная себя за то, что не заперла дверь. Реджи взглянула на мужа снизу вверх. Она лежала на спине, держа малыша на груди, потом медленно села.
Николас увидел, как головка ребенка прильнула к ее плечу. Засунув кулачок в рот, он с любопытством смотрел на Николаса. Черные волосики, живые синие глаза. Вылитый Мэлори.
— И часто вы с ним играете?
Спокойный тон не обманул Реджи. У губ Николаса залегла жесткая складка, глаза угрожающе сверкали. Значит, он не рад видеть сына? Неужели он такой бесчувственный? Ее материнская гордость была уязвлена.
— Если вы не желаете видеть Томаса, можете уходить, — холодно заявила она.
— А я и пришел, чтобы посмотреть на него, — мрачно усмехнулся Николас. — Вы назвали его в честь отца?
Реджи осторожно уложила ребенка в кроватку, поцеловала его, затем, выпрямившись, посмотрела на мужа:
— Его зовут Томас Эштон Мэлори Эден.
— Кажется, вы отдали предпочтение вашей семье, — с издевкой заметил Николас. Реджи вскипела:
— Если вы хотели сами дать ему имя, вам следовало присутствовать при его рождении!
— Почему вы ничего мне не сказали? Она гневно прищурилась. Еще немного, и они перейдут на крик, а в детской она этого ни за что не допустит.
— Мэг, останься с Томасом до возвращения Тесс, хорошо? — Она спокойно повернулась к Николасу:
— Если вы хотите закончить разговор, можете пройти со мной в мои комнаты.
Реджи вышла из детской и гордо направилась в свою гостиную. Николас последовал за ней и с треском захлопнул дверь. Реджи гневно обернулась:
— Если вам угодно хлопать дверью, делайте это в другой части дома.
— Черт возьми, я буду хлопать дверьми там, где пожелаю! А теперь отвечай, почему ты ничего не сказала мне о ребенке?
Что ему ответить? Что она не захотела удерживать его таким образом? Так она не знает, можно ли вообще его удержать, раз ни она, ни его собственный ребенок, видимо, ничего для него не значат.
Помолчав, она спросила:
— И что бы это изменило?
— Как мы можем знать, раз ты этого не сделала? — возразил Николас и ехидно добавил:
— Возможно, ты сама не знала и, следовательно, не могла сказать мне.
— Не знала? — Реджи улыбнулась. — Конечно, моя беременность протекала весьма странно, но четыре месяца? Ни у одной женщины не останется сомнений, что она носит ребенка.
Николас подошел к ней и остановился напротив.
— Да, в это время беременность уже перестает быть секретом, — вкрадчиво сказал он. — Достаточно посмотреть на талию. Но по твоей фигуре, любовь моя, я бы ничего даже не заподозрил.
Реджи посмотрела ему в глаза, и увиденное в них ее ошеломило.
— Ты не веришь, что это твой ребенок! Теперь ясно, почему ты едва взглянул на него! — Она встала с кресла, и он посторонился, уступая ей дорогу. — Удивительно! Как же я раньше не догадалась.
Вся история вдруг показалась Реджи забавной, и при других обстоятельствах она бы засмеялась. Вот прекрасная месть за его оскорбительное поведение! Но ей сейчас не до шуток. Она была потрясена его неожиданным приездом и еще более неожиданным сомнением в своем отцовстве.
Он повернул ее лицом к себе:
— Неужели в качестве оправдания вы можете преподнести лишь наигранное удивление, мадам? У вас было достаточно времени, чтобы придумать объяснение, почему в день свадьбы ваше платье даже подчеркивало талию. Было бы весьма любопытно услышать эту занимательную историю.
Кобальтовые глаза превратились в узкие щелки. Реджи была вне себя, но ее голос оставался спокойным:
— Любопытно? Вы когда-нибудь слышали о туго зашнурованном корсете? Вы бы поверили? Я ведь раньше не носила таких корсетов.
— Значит, вы признаетесь? — рявкнул он.
— В чем, Николас? Я уже говорила, что у меня была весьма необычная беременность. Я даже начала тревожиться. Женщины на пятом месяце оказывались значительно полнее, чем я на седьмом. Как уверял дядя Джейсон, то же самое было и у моей бабушки. Окружающие не знали о ее беременности, пока ребенок не появлялся на свет. Дядя Джейсон и его братья родились такими же крошечными, как и Томас, а сейчас все очень высокие. И он прав. Томас растет не по дням, а по часам и совершенно нормально развивается. Когда-нибудь он станет таким же высоким и сильным, как его отец. — Реджи замолчала.
Гнев ее немного поутих. Она все ему рассказала, а уж поверит он или нет — дело его.
— Довольно правдоподобная история, любовь моя. Признаюсь, не ожидал.
Реджи в отчаянии покачала головой. До чего же он упрям!
— Если вы не желаете признавать Томаса своим сыном, ради Бога. Мне все равно, — отрезала она.
— Скажи, что он — мой сын! — в бешенстве закричал Николас. — Скажи ясно, безо всяких недомолвок!
— Он — ваш сын.
— Не верю.
— Отлично, — кивнула она. — А теперь извините, у меня стынет обед.
Он удивленно смотрел, как она идет к двери.
— И ты не попытаешься убедить меня? Реджи остановилась. Он казался смущенным, обескураженным, в его глазах читалась слабая надежда. Реджи готова была смягчиться. Но она уже сделала все, что могла. Остальное зависит только от него.
— Зачем? Томасу вы не нужны, у него есть я. А что касается мужского внимания, то в этом недостатка тоже не будет — мои дядюшки в нем души не чают.
— Ну уж нет! — рявкнул Николас. — Я не допущу, чтобы эти самодуры воспитывали моего… — Он не договорил. — Идите обедать!
Реджи вошла в детскую, улыбаясь. Теперь у нее есть над чем поразмыслить.
Глава 29
Николас медленно сел и недовольно поморщился. Его разбудил какой-то необычный шум. Он тряхнул головой, снова лег, но сон уже не шел. И тут он запоздало понял, что плакал ребенок. Может, он голоден?
Николас лежал с открытыми глазами, раздумывая, часто ли ему теперь суждено просыпаться по ночам. Впрочем, завтра он отправит их в Сильверли. А там его комнаты находятся далеко от детской.
Останется ли он в Сильверли? Почему бы и нет? Он не появлялся в загородном доме из-за Мириам. Но она уже сделала все, чтобы настроить Регину против него. Следовательно, худшее уже позади, Мириам больше не сможет причинить ему боль, а до мнения остальных ему нет дела. И никто ему не запретит жить в Сильверли, даже Регина. Это его собственность.
В доме все стихло. Наверное, ребенка уже покормили. Интересно, проснулась ли Регина? Он представил, как она мирно спит в соседней комнате, Возможно, она давно привыкла и ее не будит плач малыша.
Он никогда не видел, как она спит, и не мог этого себе представить. Может, она подложила руку под щеку, как ребенок? А ее волосы? Рассыпались по подушке или спрятаны под ночной чепчик? Николас видел ее черные локоны всегда модно причесанными и завитыми. В чем она спит? Он же ничего о ней не знает, хотя она его жена.
Он имеет право войти в ее комнату, разбудить, заняться с ней любовью. И он желал этого больше всего на свете. Но она уже не та юная, невинная и одновременно чувственная девушка, которая отдалась ему летней ночью. Она с презрением отвергнет его, и он скорее умрет, чем пойдет на такое унижение.
- Предыдущая
- 37/49
- Следующая