Будь моей - Линдсей Джоанна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/64
• Следующая

– Не волнуйся, все будет в порядке.

– И, кстати, подготовь его к тому, что я могу и вернуться.

Анна испугалась на секунду, но тут же расхохоталась:

– Господи, ты, наверное, имеешь в виду визиты? Алин почувствовала, что прежняя горечь и боль возвращаются к ней.

– Если мне придется наносить визиты, значит, я его никогда не прощу.

– О Алин, – вздохнула Анна, – он просто хочет, чтобы тебе было хорошо.

– Жаль только, что наши мнения на этот счет не совпадают. Разве я не права? Анна печально покачала головой:

– Если ты передумаешь и захочешь пообедать с нами…

– Не передумаю.

Но Александра все же передумала: по крайней мере ей пришло в голову, что неплохо будет появиться в столовой и обнаружить некоторую грубость и вульгарность в присутствии и кардинца, и отца, возможно, это послужит для графа прекрасным предлогом разорвать помолвку. Она, конечно, не сделает ничего из ряда вон выходящего, поэтому отец не сможет сказать, что она ведет себя «вопиюще», но это даст ему возможность убедиться в том, что Василий ее презирает, и понять, что влечение, которое тот якобы испытал к ней при первой встрече, не может устоять перед отвращением и презрением.

Момент, для этого был выбран самый подходящий: шел роскошный обед, который, как надеялся барон, произведет на кардинца впечатление, и как раз подали главное блюдо. Анна была в своем самом лучшем наряде, да и Константин в торжественном вечернем костюме выглядел весьма внушительно. А граф Петровский – ей бы не следовало на него смотреть: при одном взгляде на его великолепное тело и божественное лицо Алин чуть не забыла, зачем она здесь. Конечно, граф выглядел безукоризненно; иного от этого привередливого хлыща она и не ожидала. Его спутник, тот самый, с ласковыми синими глазами, был точно так же расфуфырен. Он, кажется, первым заметил, как Алин вошла и, судя по всему, ничуть не удивился, что она не переоделась к обеду и была по-прежнему в одежде для верховой езды, а волосы специально растрепала еще больше. Впрочем, Алин явилась сюда не для того, чтобы присутствовать на обеде.

– Не обращайте на меня внимания, Я быстренько перехвачу чего-нибудь, потому что сегодня у меня нет времени обедать.

Александра рассчитывала на то, что это замечание смутит присутствующих, но не глядела по сторонам, а гордо прошествовала к столу и схватила уже намазанный маслом кусочек горячего хлеба прямо с тарелки синеглазого. Они не были представлены друг другу, и, стало быть, инцидент грозил выглядеть скандально, но неожиданно Алин поняла, что этот человек единственный, кому нет решительно никакого дела до ее поведения.

Взглянув на него, она приветливо улыбнулась, как бы в знак благодарности, а потом повернулась посмотреть, какое впечатление произвела ее выходка. Анна прикрыла рот рукой – вероятно, чтобы не расхохотаться вслух. Щеки Константина побагровели, и не только от замешательства. Несомненно, барон готов был устроить дочери невиданный доселе разнос, если бы только она оставалась в поместье. Но завтра она уезжает, и, значит, баталия не состоится…

– Александра, – придушенным голосом ухитрился сказать Константин.

Девушка одарила его вопросительным взглядом, в котором ясно читалось, что она с нетерпением ждет проявления бурного отцовского негодования. Но барон н" пошел ей навстречу. Когда он осознал это, ему пришлось проглотить свою досаду и только надеяться, что на сегодня ее фокусы окончены.

Впрочем, скоро стало ясно, что план Александры провалился. Вместо того чтобы воспользоваться удачным моментом, граф поднялся из-за стола и оказался у нее за спиной.

– Я счастлив, что вы решили, хотя и ненадолго, но все же присоединиться к нам, баронесса. Это дает мне возможность исправить свой досадный промах. Не соблаговолите ли дать мне вашу руку?

Насторожившись, Алин повернулась к нему. Руку? Если он решил хлопнуть ее по руке, как напроказившего ребенка, она даст ему сдачи! Но когда Александра нерешительно протянула ему свободную руку, он отвел ее и взял ту, в которой она сжимала похищенный рогалик. С непроницаемым выражением лица, за которым, несомненно, скрывалось отвращение, граф двумя пальцами отнял у нее рогалик, отложил в сторону и, прежде чем Алин успела отдернуть руку, надел ей на палец кольцо.

Оно налезло не без усилия и, возможно, вообще бы не подошло, если бы не масло, в котором были испачканы ее пальцы. Алин в изумлении уставилась на кольцо, смущенная тем, что оно оказалось таким красивым. Кольцо было украшено огромным сверкающим алмазом, окруженным поблескивающими и переливающимися сапфирами, изумрудами и рубинами.

– Теперь, когда я выполнил свой долг, вы можете вернуться к вашим делам и закончить приготовления к отъезду, – сказал Василий. – Я понимаю, что возложил на вас лишние заботы и приношу свои извинения, но мы действительно должны оправиться не позднее завтрашнего дня. Я выражаю надежду, что вам удастся сегодня все же немного поспать, но, тем не менее, прошу поторопиться.

Его извинения были настолько же фальшивыми, как и выраженная им надежда, что ей удастся немного поспать, по крайней мере Алин восприняла их именно так. Остальные же, вероятно, сочли эту тираду вполне искренней. Теперь этот человек вызывал у нее еще большую ярость своим лицемерием в присутствии отца – ведь Алин знала его подлинные чувства. Она пришла сюда, чтобы разыграть комедию, но, судя по всему, потратила время зря.

Алин схватила свой злосчастный рогалик, потому что действительно хотела есть, и удалилась.

На следующее утро Василий вскочил ни свет ни заря, но не затем, чтобы выехать пораньше, а потому, что провел на удивление беспокойную ночь и сумел уснуть всего лишь на пару часов, и, когда показались первые лучи солнца, он уже давным-давно проснулся. Граф не мог припомнить, когда в последнее время ему выпадала такая адская ночь.

Отчасти причиной тому были слова Александры насчет того, что это его последняя спокойная ночь, и Василий долго гадал, на что, черт возьми, она намекала. Неужели ему предстоят еще худшие бессонные ночи? Другая причина заключалась, как это ни удивительно, в самой Александре. Василию редко приходилось видеть столь неприбранную и растрепанную женщину, как она, разве только в собственной постели. А еще этот чертов красный кушак, так бесстыдно подчеркивающий, как хорошо она сложена! И эта белая сорочка: он никогда не видел, чтобы рубашка выглядела так привлекательно и так красиво очерчивала упругую божественную грудь.

Алин возбуждала его. И, несмотря на те сердитые слова, которыми они обменялись в его комнате, и всю эту досадную историю с помолвкой, Василий до сих пор испытывал волнение. И черт бы его побрал, если он не почувствовал дрожь, когда она появилась в столовой, такая же взлохмаченная, как и раньше.

Надо было что-то предпринять, хотя бы найти какую-нибудь из этих хихикающих субреток, что не давали ему вчера проходу, без конца интересуясь, не нуждается ли он в чем-нибудь. Любая из них охотно бы ублажила его, но Василий твердо решил, что ради Константина Русинова будет вести себя как подобает и исключил всякую возможность поразвлечься с какой-нибудь служанкой в то время, как его невеста спит всего через несколько комнат.

К счастью, барон не собирался сопровождать их, и, стало быть, Василий мог покончить с примерным поведением, едва выехав за ворота. Там была одна девушка, чье имя граф забыл, делившая с ним постель на придорожном постоялом дворе в одну из прошлых ночей. Сегодня ночью они снова будут ночевать в этой корчме, и, конечно, он не упустит случая пустить в ход свои чары и позаботиться о том, чтобы Александре это стало известно. Чем скорее она разобидится и попросится обратно к отцу, тем скорее он избавится от ощущения, что угодил в капкан. И раз уж Василий все равно проснулся, он решил, что пора поднимать людей и немедленно отправляться в путь. Он искренне надеялся, что Александра всю ночь, как и обещала, укладывала вещи. Ведь если дама поднимается с постели раньше, чем рассчитывала, она весь день ходит в кислом настроении, а именно этого и добивался граф.

• Предыдущая
• 19/64
• Следующая