Добрый убийца - Анисимов Андрей Юрьевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/59
- Следующая
Репетировать новую постановку молодого московского автора приехал режиссер из столицы Марк Захарович Тулевич. Перед тем как начать репетиции, Марк Захарович отсмотрел весь репертуар театра. Его высокая фигура с копной седеющих волос понуро восседала в ложе, и понемногу артисты к присутствию режиссера в зале привыкли. Кроме москвича в театр зачастил начальник секретной службы банка Анвар Чакнава. Он тоже добросовестно отсиживал спектакли, на приходил только на те, где была занята Нателла Проскурина. Время от времени примадонне в гримерную присылали букеты белых роз, а иногда Нателла получала конверты, в которых обнаруживались по сотне долларов. К букетам и валюте прилагалась короткая записка: «От друзей Руслана».
Проскурина догадывалась, кто шлет цветы и деньги, но Анвар к ней в гримерную не заходил и встреч не искал. Однажды Нателла обратила внимание, что горец и режиссер из Москвы сидят вместе и о чем-то оживленно беседуют.
Наконец Марк Захарович объявил сбор труппы. В новой пьесе роли для Проскуриной не намечалось. Героиня — немолодая женщина Рита, по замыслу драматурга, всю жизнь то ссорилась, то мирилась со своим любовником Германом и на протяжении двух действий выясняла с ним свои отношения. Главным поводом для раздоров любовной пары был секс, и потому, кроме кровати, других декораций не требовалось. Как потом выяснилось, пьеса создавалась для одной из стареющих примадонн столичной сцены, но драматург опоздал со своим творением. Склочная примадонна затеяла скандал из-за очередной роли и от удара скончалась. Пьеса оказалась вакантной. Дирекция областного театра решила, что спектакль на двоих актеров может стать дешевым в постановке, но привлечет зрителя. Да и жена руководителя театра давно не имела возможности блеснуть перед публикой. Роль Риты по возрасту ей приходилась впору. Тулевичу за режиссуру сулили приличный гонорар.
В одиннадцать утра вся труппа и дирекция собрались в зале. Марк Захарович скромно занял одно из кресел партера вместе с артистами, дождался, когда директор театра объявит о нем, после чего поднялся на сцену и встал у микрофона. Стоял он долго, молчал, засунув руки в карманы, потом обвел присутствующих грустным взглядом карих навыкате глаз, и тихо произнес:
— Родные мои, простите меня. Вы все хорошие, профессиональные люди, и этот бред я с вами ставить не буду. Мне стыдно.
В зале поднялся шум. Некоторые из артистов хохотали, другие кричали что-то друг другу.. Тулевич спустился со сцены и, проходя мимо Проскуриной, бросил на ходу:
— Хочешь играть в моем спектакле, приезжай в Москву. У меня есть для тебя роль.
Нателла встала и пошла за режиссером:
— — Куда приезжать, что за роль?
Тулевич обернулся, всунул ей в руку две визитки и молча удалился. Больше ни его, ни Проскурину в театре не видели.
Покинув театр., прима донна побрела по городу. В общежитие ей возвращаться не хотелось. Она заглянула в бар «Интуриста», села за столик и достала из сумочки визитки, что вручил ей режиссер. На одной имелся московский адрес и телефон Тулевича, другая принадлежала Анвару Чакнава. На визитке Анвара она прочла лишь служебный телефон и адрес банка. Нателла, не притронувшись к кофе, который заказала, расплатилась и вышла на улицу. Банк располагался в центре города, и она его быстро нашла. Проскурина здесь уже была, но тогда ее привозили на машине, и она не поняла, где банк находится. Здоровенный кавказец в камуфляжной форме Нателлу остановил. Актриса спросила Анвара. Охранник позвонил по внутреннему телефону. Через минуту появился Чакнава. Анвар жестом пригласил примадонну войти и молча проследовал внутрь помещения. Нателла двинулась за ним по коридору и спустилась по лестнице. Чакнава открыл дверь своего кабинета и пропустил Проскурину. Актриса увидела знакомый стол, кресло и три стула. На столе лежала металлическая коробка с французскими сигарами и стояла пепельница с двумя окурками. Анвар выдвинул Нателле кресло, а сам сел на стул напротив.
Проскурина молчала, не зная, с чего начать.
Молчал и хозяин кабинета. Наконец актриса заговорила:
— Мне предложили уехать в Москву.
— Знаю, — ответил Анвар и потянулся за сигарой:
— Можно?
Нателла кивнула. Чакнава затянулся и, выпустив колечко дыма, посмотрел на Проскурину прекрасными карими глазами.
— Как мне поступить? — спросила Нателла.
— Ехать, — ответил Анвар и опустил руку в, карман. Выложив на стол бумажник, он добыл из него пачку долларов, отсчитал пять сотенных купюр и протянул актрисе:
— На первое время.
— Зачем вы это делаете? — спросила Нателла, краснея.
— Хочу, — сказал Анвар и убрал в карман бумажник.
— Но я так не привыкла. Мне неудобно брать деньги. Может, и я могу что-нибудь для вас сделать?
Анвар встал, прошелся по кабинету и, остановившись за спиной Нателлы, тихо произнес:
— Пригласи на премьеру.
Проскурина поднялась, посмотрела в глаза Анвара и прочла в них такую боль и печаль, что ей стало не по себе.
— Если вы… Если я вам нравлюсь, возможно, и вы мне… — Она замолчала, стараясь справиться с волнением. — Возможно, и вы мне со временем понравились бы. Я просто очень мало вас знаю.
Анвар положил свои холеные руки с тонкими длинными пальцами на плечи актрисе:
— Ты еще встретишь своего мужчину. Я на этом свете гость. Со мной связываться нельзя. — После этого Чакнава развернул Нателлу лицом к двери и, тихонько подталкивая, вывел из банка.
Проскурина вернулась в общежитие, собрала вещи и вечерним поездом уехала в Москву.
Режиссер Тулевич принял ее так, будто они расстались пятнадцать минут назад.
— Вот тебе, роднуша, пьеса. Выпиши роль Маргариты и в шестнадцать ноль-ноль приходи на репетицию. Где ты устроилась?
В Москве у Проскуриной жила сестра. Она оставила вещи в ее крохотной квартирке и могла несколько дней там погостить. Но сестра жила с мужем и маленьким ребенком в двух малюсеньких комнатенках и принять родственницу надолго не имела возможности.
— Остановилась у сестры, но попробую снять что-нибудь недорого, — ответила Нателла.
— Аванс, родная моя, получишь завтра.
День проживешь? — спросил Тулевич.
Нателла кивнула, и режиссер принялся что-то объяснять наголо бритому толстому мужчине. Потом Нателла узнала, что этот мужчина — директор, администратор, бухгалтер, кассир.
Он — это все. И зовут его Яков Михайлович Бок.
Естественно, что в труппе букву "к" заменили на букву "г", и Якова Михайловича величали просто Богом. Яков Михайлович от предстоящей постановки восторга не испытывал. Он пытался доказать режиссеру, что сатира на сильных мира сего к хорошему не приведет. Но Тулевич только посмеивался.
Открыв пьесу, Нателла с ужасом ждала, что придется разучивать длинные монологи, но, к ее удивлению, заглавная роль состояла почти из одной без конца повторяющейся фразы «Мы в восхищении!».
Закладывая в свою голову текст, актеры обычно не запоминают целиком реплики партнеров, а зазубривают лишь последнее слово из этих реплик и воспринимают его как сигнал для того, чтобы открыть рот. Поэтому Нателла старательно выписала себе в тетрадку эти конечные слова, а что происходит в пьесе, толком не поняла. В институте они «Мастера и Маргариту» читали, но содержание романа Проскурина слабо помнила.
Актриса сняла маленькую квартирку по объявлению за сто долларов в месяц и в шестнадцать часов явилась на репетицию. Репетировал Тулевич в помещении дворца культуры. Проскурина нашла режиссера на сцене, освещенной маленьким прожектором. Зал и все остальные пространства вокруг были погружены в непроницаемый мрак.
— Начнем с примерки твоего костюма. Кастровский пришел? — крикнул Тулевич в темноту.
Маленький худенький Кастровский, со спины смахивающий на двенадцатилетнего мальчугана, возник из черной тьмы с деревянным чемоданчиком в руках:
— Я здесь, Марк Захарович.
Тулевич оглядел малыша с высоты своего роста, перевел взгляд на Проскурину и сказал:
- Предыдущая
- 9/59
- Следующая