Алый чиж - Анисимов Андрей Юрьевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/10

— Я не могу ехать. Я обязана быть тут или потеряю работу…

Воропаеву стало скучно от ее ответа. Он опять вспомнил, что продал возлюбленную.

— Как называется этот город с крепостью?

— Антиб, — ответила Жанин, гремя посудой.

Воропаев огляделся и понял, что ненавидит эту проклятую виллу, это Средиземное море и этот город Антиб с прекрасной средневековой башней. Он не хочет больше тут быть ни минуты.

— Я должен сегодня же лететь в Москву! — Орнитолог забыл, как по-английски будет слово «немедленно». Он долго искал синоним, не нашел и, разозлившись, шлепнул ладонью по полированной поверхности.

Опять серебристый «Ситроен» мчал его по извилистой южной дороге. Жанин тонула в мягком водительском сиденье. Воропаев глядел в окно. Но на этот раз ученый не замечал ни красот природы, ни пряного запаха субтропического воздуха. Снова шлагбаум, и они выскочили на платную автомагистраль Марсель — Ницца — Монте-Карло. Спидометр замер на отметке «сто пятьдесят», но орнитологу казалось, что Жанин едет слишком медленно.

Наконец, свернув на эстакаду и совершив несколько путаных поворотов, они достигли цели. Аэропорт Ницца выглядел значительнее, чем в Марселе, и народу тут было побольше. Жанин оставила ученого в машине на автостоянке, а сама, грациозно покачивая бедрами, исчезла в стеклянных конструкциях.

Воропаев уже знал, что сегодня в Москву можно попасть только через Франкфурт. Туда из Ниццы летит маленький самолет, всегда забитый путешественниками. На этот рейс перед вылетом билет достать почти невозможно. Но Жанин с задачей справилась.

Не зря Жан-Поль держал девушку на службе. Негритянка умела все. Чтобы ученый не заблудился, Жанин довела его через лабиринты секций, паспортных контролей и таможенных служб.

— Больше не плачь, — сказала девушка Воропаеву и на прощание сухо чмокнула в щеку.

Самолет был переполнен. Бортовые службы с трудом втиснули орнитолога на его место. Небольшой салон оккупировали туристические немцы. Они валяли дурака, напяливали карнавальные маски, громко хохотали и много пели. Стюардесса с трудом сквозь узкий проход протаскивала столик с напитками. Немцы задевали девушку, та натянуто улыбалась. Воропаеву сделалось маетно. Хотелось быстрее оказаться в Москве и увидеть Лену.

Не важно, как он ей все расскажет, главное — скорее встретиться.

Долетели быстро.

Во Франкфурте шел дождь и было холодно. Воропаев вытащил из сумки и надел свое мятое пальто.

Долго мыкался возле справочных, чтобы выяснить, как дальше быть с билетом. Возле одного из баров смачно матерились. Пятеро наших парней пили пиво и громко обменивались впечатлениями. Воропаев попросил помощи. Его назвали «братком» и угостили пивом. Ребята оказались бизнесменами новой российской волны и все чем-то неуловимо напоминали Артура. Ученому помогли заполнить анкеты и декларации. И больше от себя не отпускали.

В самолете немецкой авиакомпании летело всего десять человек. Кроме орнитолога — три немца, старый канадец украинского происхождения и группа знакомых бизнесменов. Канадец дремал, немцы углубились в биржевые сводки, а наши пили водку и вспоминали перипетии своей поездки. Матюгались насчет германских порядков и европейской тупости.

Причем компания из пяти человек умудрилась заполнить огромный «Боинг». Несколько кресел занимали их одежда и пакеты. Сами ребята сидели широко и чувствовали себя вольготно. Когда стали подлетать к Москве, Воропаев вспомнил, что нормальных наших денег у него нет. Он поинтересовался у бизнесменов, во сколько сейчас встанет такси от Шереметьева до его дома. Братки долго совещались и спорили, затем без особой уверенности сообщили, что теперь все зависит от вида клиента. С него, Воропаева, запросят тысячи полторы-две. С них тысяч восемь — десять… Ученый вспомнил про свой жетон, показал его бизнесменам и осведомился, сможет ли он воспользоваться им в Шереметьеве. Парни долго рассматривали жетон. Отношение к ученому тут же изменилось. Из легкой фамильярности оно перешло в полную почтительность. В зале аэропорта его подвели к аппарату, помогли получить валюту, а после правильно обменять ее на рубли. В довершение всего предупредили, что с такими деньгами в такси садиться не стоит. Ученый хотел уже поблагодарить своих попутчиков и распрощаться с ними, но те усадили его в микроавтобус, встречавший компанию, и доставили до самого подъезда.

Оставшись в одиночестве возле родного мусорного бака, Воропаев задрал голову. Он искал свет в третьем от лестницы окне седьмого этажа. Но именно это окно из всех окон седьмого темнело мертвенной чернотой…

На лицо орнитолога садились крупные белые снежинки. Такого снега ждут на Новый год. В нем есть что-то от Терды и Снежной Королевы…

Воропаев долго рылся в сумке, отыскивая ключи.

Лифт работал. Скрипя и подрагивая, он поднял ученого на седьмой этаж и выжидательно распахнул двери.

В своей квартире путешественник не обнаружил никаких изменений. На полу — простыни и полотенца. У постели — журнал с его статьей. На книжной полке — скучный бокал с залипшим шампанским.

Воропаев, не снимая пальто, вывалил из карманов на пол кучу тысячерублевок. Извлек паспорт и новые банковские бумаги. Повертел их в руках и тоже кинул на пол. Походил в пальто по квартире… После виллы на Лазурном берегу квартирка казалась маленьким чуланчиком. За унитазом, в стенном шкафу, он отыскал доперестроечную бутылку спирта.

Пошел на кухню, взял чашку, разбавил спирт водой.

Выпил теплым. Борясь с тошнотой, уселся в кресло у телефона.

Воропаев не знал домашнего телефона Лены. Не знал и адреса. Знакомы ему были только координаты редакции. Он набрал служебный телефон Гвоздиной.

Услышав долгие пустые гудки, взглянул на часы. Половина двенадцатого. Воропаев полистал журнал.

На последней странице нашел список служебных телефонов. Набрал номер шефа. Воропаев уже хотел дать отбой, когда трубку сняли.

— Воропаев! Черт! А я думал, жена… Что так рано приехал? Я тут припозднился с версткой, — звучал знакомый баритон. — Мы решили, Лена собралась к тебе, туда… Вчера вечером звонила ее подруга. Просила за Гвоздину, два-три месяца за свой счет. Мы удивились, что за срочность? Почему сама не сообщила? Домой я, конечно, звонил… Там два дня уже никто не отвечает. Ты же знаешь, Лена живет одна…

Воропаев положил трубку и уставился в стену, Долго сидел, не меняя позы. Ученый не спал. Он слышал шум редких ранних машин. Видел, как в окно пополз скучный серый московский рассвет. Но он не пошевелился. Затем Воропаев встал, сморщившись, допил содержимое чашки и вышел на балкон. Свесившись через перила, оглядел внизу чистый ночной снег, покрывший мусорный бак, потом оттолкнулся и полетел вниз…

Вокруг него, как в вальсе, разрезая пурпурными крыльями сверкающие снежинки, кружил Алый Чиж… Птица, вымершая на нашей планете в семидесятых годах двадцатого столетия…

_{Эстония — Кохила, 1995}

• Предыдущая
• 10/10