В плену у мертвецов - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/75
• Следующая

Ночами Аслан скрипит зубами. Иногда что-то кричит по-чеченски, то воинственное, то жалобное. Изголовья наших кроватей соприкасаются, его подушка наплывает мне на голову, потому мне, может быть, снятся чеченские сны. Аслан ненавидит Шаманова, что мне понятно со всех точек зрения. За тот день, уверен Аслан, Шаманов расстрелял две колонны беженцев, а на укоры гуманитарных организаций, согласно Аслану, Шаманов отвечал, что в колоннах находились «родственники бандитов». Я помню этот, один из ранних эпизодов Второй Чеченской войны, и отлично помню кадры видео, на которых солдаты носят трупы. Когда я их видел два года назад, это были безымянные трупы, а теперь, когда я «парюсь на нарах» с Асланом – это трупы членов его семьи. Хотя их возможно конкретно и не было видно на том видео.

Аслан сохранил способность улыбаться. Он может смеяться. При произнесении фамилии «Шаманов» он скрежещет зубами. Я спросил его: «А Трошев?» Он выдавил: «Один х…» Аслан ругается при виде (если показывают по ящику) или произнесении фамилий «Гантемиров» и «Кадыров»… От Аслана я узнал, что, оказывается, Гантемиров ездил в самом конце 80-х годов в Эстонию, где служил тогда верой и правдой советскому Отечеству генерал Дудаев, и обольстил Дудаева приехать на ожидающую его Родину. «Гантемиров – мертвец, – утверждает Аслан. – Кровная месть у нас, у чеченцев, может осуществиться и через 25 лет, с этим могут не спешить, но она обязательно осуществится над Гантемировым. Эта толстая сука… Он и его люди насиловали, убивали… Ему не уйти от мести. Он знает, что он мертвец». Кадыров, по мнению Аслана, делится с российскими генералами прибылью от нефтедобычи. Все они повязаны, и генералы не хотят, чтобы кончилась война и ушёл Кадыров. «Шапку он снял, без шапки даёт интервью», – с горечью говорит Аслан. «Чеченец ни перед кем не снимает шапку, он не должен появляться на людях без шапки…»

Аслан из крестьянской семьи. До 1991 года семья жила в селе Дмитриевское, Красногвардейского района Ставропольского края, оно же Дмитровка, среди хохлов. Отец занимался разведением лука, арбузов, коневодством и овцеводством. Аслан окончил школу-восьмилетку, а потом учился и закончил Красногвардейское ПТУ, приобрёл специальность: тракторист-машинист широкого профиля. Из Дмитровки он ушёл в 1986 году в Советскую Армию. В семье было семь братьев и три сестры. После армии стал плотно заниматься овцеводством. Работал вначале с братом. Потом ему дали кошару и он работал самостоятельно. Отец числился старшим чабаном, но братья не давали ему работать, всё делали сами.

И тут пришла перестройка. О том времени Аслан говорит так: «Стали заявлять о себе казаки. Дали самовластье верхушке, а те хуйнёй занялись, потихоньку национальные вопросы стали поднимать. Мол, надо гнать их, это наша земля, мы русские!» К семье Султана соседи-хохлы хоть и относились по-соседски хорошо, в 1991 году, после того как одного из братьев Алхазуровых застрелили в Астрахани, на рынке, отец дал команду переселяться в Чечню. Один брат уже жил в станице Червлёной в Шелковском районе, занимался земледелием, имел трактор. Выращивал кукурузу, подсолнечник.

Аслан ходит вдоль камеры, поворачиваясь ко мне то своим красным лицом и светлыми глазами, то спиной в синем костюме ADIDAS с трилистником на спине. Дешёвая «Прима» в пальцах. «Потом пришёл Дудаев. Его привёз из Эстонии Гантемиров, и его люди думали, что смогут, прикрываясь генералом, творить свой беспредел.» Гантемиров был с Лабазановым, тот стал охранником Дудаева. Но Дудаев собою управлять не позволил, и всех их разогнал потом. При Дудаеве люди стали жить лучше. Люди ездили в основном за границу, купить товар. В Грозном сложился самый дешёвый оптовый рынок на всём Кавказе. Там можно было купить всё, от иголки до автомобиля. Появились, конечно, и те, кто вагоны грабили, банды целые. Но тогда в Забайкалье тоже составы грабили…

Иван переворачивается под одеялом. Возможно он слышит, что говорит Аслан, и не согласен с его трактовкой чеченской истории. Возможно ему мешает лишь звуковой шум. Иван, в любом случае, как и Мишка, предпочитает спать днём. Аслан содержится в Лефортово с 17 апреля, он прибыл сюда на десяток дней позже, чем я. С тех пор он сидит с Иваном, и только с Иваном. Обычно сокамерников не держат вместе более двух месяцев. «Русские ещё жили в Чечне, работали, – продолжает Аслан, – на винзаводах, на пищекомбинатах… Основной поток русских беженцев начался, я о массовом потоке говорю, после Первой войны. Потому что русские ходили вместе с федералами и тыкали пальцами – вот этот меня притеснял. Этот. И этот! И люди после этого исчезали, или находили их в Грозном, переломанных. Месть рождает месть… Второй сильный отток начался, когда стали русских убивать. Дома отбирали. Встречу назначали в степи. Любой здравомыслящий человек понимал, что это подготовка ко 2-ой войне».

Отряд самообороны был создан в селе Червлёном. Аслан вошёл в отряд. Судя по эпизоду с вилами, он может быть был в числе первых. Участвовал в народном ополчении с 1994 года. «Сперва я был с пацанами из моего села, с теми, кто в Абхазии воевал с Шамилём. Потом их Басаев вызвал позднее к себе, и ушли с Басаевым. Защищали суверенитет. Я был при штабе. Сидели в Президентском дворце. Дежурили. Работа была такая: давали нам мешки с хлебом, с патронами и давали задание, куда везти. А оттуда мы доставляли раненых».

Так Аслан намеренно комкает своё повествование, и его как скомканную газетную страницу трудно прочитать. Я не стараюсь внести ясность и прочитать чётко эту страницу его жизни, так как ему ещё предстоит отвечать перед судом за его деяния того периода жизни. Было бы опасно для него, если бы я старался вырвать из него то, чего он не хочет говорить. Потому я просто записываю его слова. Что захочет сказать, то и скажет. «Потом я подался в Наурский батальон, в отряд к Баталову (далее Аслан называет Наурский отряд и „полком“ и „батальоном“). И был там до конца… Там был Наурский батальон. Подался я к пацанам, простынями обвязался, Терек перешёл. Туда можно было войти…»

«Тех, кто организовал эту операцию, их отпустили. Меня уже год держат. Радуевцев там не было, батальоны Наурский и Исрапилова. Вообще Радуев не подчинялся Масхадову, а подчинялся Басаеву. Мы думали что едем… и Наурские ребята поедут в Наур, а мы поедем в Шелковской район. Приехали, думаем Наур, а оказывается Кизляр…»

Я намеренно оставил этот невнятный кусок воспоминаний Аслана таким же невнятным, каковым он его выпустил изо рта. Насколько я понял, Аслан объясняет, что участвовавшие в нападении на Кизляр не знали, куда они направляются, и обнаружив себя в Кизляре были крайне удивлены. Кусок же с переходом (замёрзшего в январе) Терека, обвязавшись простынями, скорее всего отдельный эпизод прихода Аслана к своим, но уже в Первомайское 10 января 1996 года. Очевидно после Кизляра он проследовал на территорию Чечни отдельно, затем решил вернуться к своим, осаждённым в Первомайском, и сделал это успешно.

Если верить Аслану, после 1996 года он работал на компрессорной станции ответственным за безопасность. 18 ноября 2000 года его арестовали в горном селе Тевизана, откуда родом его тейп. Вначале его поместили в яму метра в три-четыре глубиной, на территории в/ч, а именно 45 полка МВД, «самый зверский полк», шепчет Аслан, потом забрали в в/ч Министерства обороны, в их зиндан. «В зиндане МинОбороны сырость страшная, камни… там отсидел не то 12, не то 14 дней. Когда допросы вели, то били, пытали».

«Как пытали? Ну по сердцу били. Душили. Прыгали на тело, одевали целлофановый пакет на голову. Брали за руки, за ноги, и об стену. „Рассказывай!“ – требовали. „Где базы находятся? Кто в горы ходит? Где ваххабиты? Фамилии?“ Бьют, аж сил нет, душат, кадык вырывают. Говорю „Басаев фамилия. Масхадов фамилия“. „Издеваешься сука? Фамилии твоих командиров!“ Бьют сильно, особенно войска МВД, эти вообще не люди. Я много общался и с солдатами-срочниками. Они ко мне в яму спускались, ели вместе. Эти нормальные».

Аслану удалось связаться с близкими. Те старались вырвать Аслана из ямы, действуя через чеченских милиционеров. Последние четыре дня сидения в зиндане Аслана отпускали ночевать домой! Правда заложником служила его сестра Лейла – адвокат. "Лейла оставалась последнюю ночь вместо меня. Я хотел убежать. Грозили, если не вернёшься, кроме сестры и брата арестуем, а брат служил в это время в Российской Армии. Ибрагим Култыгов, охранник Кадырова, дал гарантию, что приду. Последний раз я один пошёл домой. Сказали, что отпустят. Договорились. «Ты к этой войне не причастен. А по Первомайскому была амнистия».

• Предыдущая
• 27/75
• Следующая