Орел нападает - Скэрроу Саймон - Страница 48

• Предыдущая
• 48/78
• Следующая

— А есть ли еще что-нибудь, подтверждающее твои сомнения? — устало осведомилась Боадика.

— Только это.

Катон потянулся к плетеной корзине и осторожно, стараясь не ворошить остальную посуду, вытащил из нее плоскую серебряную тарелку.

— Видите? Похожее или это же самое блюдо я видел в Новиомаге, в яме с награбленным добром. Взгляни, командир. Если ты помнишь, мы бросили там часть ценностей, так как обоз наш всего не вмещал.

— Помню. — Макрон с сожалением вздохнул. — Но если это то самое блюдо, как же оно попало сюда?

Катон пожал плечами. Ему вовсе не хотелось пускаться в какие-то пояснения, а уж тем более обвинять Веллоката в пособничестве врагам. Празутаг мог отреагировать на то слишком рьяно.

— Можно, конечно, предположить, что это блюдо завез сюда Диомед, но оно слишком дорого стоит для дара или покупки. Скорее всего, Веллокат задешево приобрел его у кого-то из промышляющих грабежом дуротригов. Думаю, после того, как мы ушли, уцелевшие негодяи вернулись в Новиомаг, чтобы подобрать все остатки добычи.

— А может быть, Веллокат и сам участвовал в разбойничьем рейде, — добавил, сдвинув брови, Макрон.

Когда Боадика перевела все это Празутагу, тот мрачно оглядел блюдо, потом резко поднялся на ноги, повернулся к хозяйскому ложу и взялся за меч.

— Нет!

Вскочив с места, Катон ухватил воина за запястье.

— А ну как мы ошибаемся. У нас ведь нет прямых доказательств вины человека, впустившего нас в свой дом. К тому же убивать его не имеет смысла. Так мы раскроемся раньше времени, ибо враги, обнаружившие труп, тут же помчатся по нашему следу.

Боадика перевела эту пламенную тираду, и Празутаг, что-то пробормотав, убрал ладонь с меча, после чего повернулся к огню и застыл, сложив на груди огромные мускулистые руки.

— Нет, с этим Веллокатом все равно следует разобраться, — заметил через какое-то время Макрон. — Иначе он будет судачить о нас со всеми, кто тут проезжает. До света нам надо прикончить хозяина хуторка, как и его домочадцев.

— Командир! — воскликнул потрясенный Катон.

— У тебя есть план получше?

— Есть!

Мгновенно посуровевшие взгляды присутствующих скрестились на молодом оптионе. Мозг того лихорадочно заработал.

— Если Веллокат связан с друидами, мы можем использовать это. Раз уж он так болтлив, пусть болтает, что хочет. Нужно лишь, чтобы его болтовня нам ни в чем не вредила.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

И опять они двигались в темноте, ведомые Веллокатом: тот знал ближний путь. Завтраком им послужили остатки холодной похлебки, хотя плотная пелена висевшего над ледяной водой и обволакивавшего прибрежные ивы тумана теперь будила в них мысли о том, что следовало бы глотнуть чего-нибудь погорячее. У брода Веллокат остановился, глядя, как гости усаживаются на коней. Когда все устроились, Празутаг склонился с седла и пожал хуторянину руку.

Затем атребат отступил в тень, отбрасываемую густым ивняком, а икен пришпорил коня, и лошади вошли в реку. Тишину нарушили громкие всплески воды, такой студеной, что животные протестующее заржали. Вода поднялась им по брюхо, а там и выше, она залила сапоги и без того лязгающего зубами Катона. Он попытался утешиться мыслью, что речной поток, по крайней мере, смоет налипшую на ноги грязь, но утешение было слабым. Уже в который раз юноша пожалел, что не остался на рабских хлебах при императорском дворе в Риме.

Пусть он навеки лишился бы всяких там прав и свобод, зато уж точно был бы свободен от нескончаемых воинских тягот. Жизнь легионера и так-то не очень сладка, а уж походная и того меньше. Продрогший Катон сейчас, кажется, отдал бы все за возможность часок посидеть-попотеть в римской бане. Увы, вместо этого ему приходится растирать вконец онемевшие ляжки на пути к худшим из всех перспектив, какие только могут ожидать человека.

— Приуныл в дороге? — с ухмылкой произнес едущий с ним рядом Макрон.

— Вмиг протянешь ноги, — угрюмо отозвался Катон, закончив армейскую поговорку.

— Вспомни, приятель, ты ведь сам заварил эту кашу. Кому же, на хрен, ее расхлебывать, как не тебе?

— Спору нет, командир.

Речное ложе плавно пошло на подъем, и вскоре лошади, радостно встряхиваясь, выбрались из холодной воды. Оглянувшись назад, на растревоженную стремнину, путники не увидели ничего, кроме береговой дальней кромки. Каждый мысленно попрощался с дружественной страной. Теперь она станет для них бесконечно далекой. В соответствии с планом Катона, заподозрившего в двурушничестве хозяина одинокой усадьбы, всадники поначалу двинулись вверх по реке, словно бы стремясь обогнуть по широкой дуге основные поселения дуротригов. Они даже перешли на тяжелую рысь, чтобы дробный стук конских копыт наверняка достиг слуха прячущегося в кустах Веллоката.

Проехав так с милю, путники остановились и свернули на юго-восток, с осторожностью пересекая заболоченную низину. Через какое-то время они снова выбрались на дорогу, но уже на другую и поскакали по ней. С первыми проблесками рассвета Празутаг ускорил аллюр, беспокоясь, как бы день не застал их на голой равнине. Легким галопом маленький отряд продвигался вперед, пока заболоченные луга не сменились пахотными полями, а там и пустошами со вкраплениями лесной поросли. Наконец кавалькада нырнула в лесок. Где-то около получаса Празутаг продолжал придерживаться дороги, но потом резко направил свою лошадь к еле приметному в глубине хвойной чащи просвету. Огромные еловые ветви нередко смыкались над самой тропой, и всадникам пришлось спешиться и вести коней в поводу. Еще через полчаса перед ними открылась прогалина, на которой стояла маленькая бревенчатая хижина, с одной стороны обложенная дерном. Над входом был приколочен олений череп с раскидистыми рогами.

— По-моему, предполагалось, что мы будем держаться подальше от местных жителей, — прошипел, обращаясь к Боадике, Макрон.

— Что мы и делаем, — буркнула в ответ красотка. — Это охотничий схрон друидов. Мы проведем здесь день, отдохнем, а как стемнеет, двинемся дальше.

Когда лошади были развьючены и стреножены, Празутаг сдвинул в сторону заменявший дверь тяжелый кожаный полог, и путешественники проскользнули внутрь хижины, полом которой, как это и водится в таких грубых строениях, служила утоптанная земля. Густо переплетенные сосновые ветви поддерживали соломенную кровлю хибары. В ноздри ударил запах смолы, мешавшийся с затхлостью давно не посещаемого жилища. Прямо под дымоходным отверстием в кровле помещался маленький очаг, а к стенам жались низенькие деревянные лежанки, устланные сухим папоротником, слегка отсыревшим, но не настолько, чтобы на нем нельзя было спать.

— А что, выглядит все это заманчиво, — признал Макрон. — Только вот безопасно ли здесь?

— Не сомневайся, — заверила Боадика. — Друиды сюда заглядывают только летом, а дуротриги вообще не суются. Боятся.

Макрон похлопал рукой по одной из лежанок, потом растянулся на шуршащем папоротнике.

— Надо же, мягко! В нашем положении это просто сказочные удобства.

— Ну так и отдыхай, сколько хочешь, ведь как только стемнеет, нас опять ждет долгий путь.

— Справедливо.

Катон еще устраивался на соседней лежанке, а веки его уже отяжелели. Юношу неудержимо клонило ко сну. Отоспаться на хуторе ему не дали опасения, что Веллокат замышляет предательство, и теперь усталость брала свое. Улегшись, молодой оптион плотно укрылся плащом, утомленные глаза закрылись сами собой, и сознание его тут же ринулось прочь от суровых забот и тягот материального мира.

Празутаг бросил на римлян взгляд, в котором угадывался намек на презрение, и повернулся к узкому лазу. Макрон быстро приподнялся на локте.

— Куда это ты собрался?

Великан пальцем ткнул в свои губы:

— Пища. Искать.

Макрон пристально изучал бритта, гадая, насколько ему можно верить.

Празутаг помедлил, выдерживая его взгляд, потом повернулся и покинул избушку. Жемчужный свет залил на миг помещение, затем полог упал, опять отделив день от мрака. Повинуясь выработанной за годы службы привычке не упускать ни малейшей возможности прикорнуть, ветеран почти мгновенно уснул.

• Предыдущая
• 48/78
• Следующая