Дай мне руку, тьма - Лихэйн Деннис - Страница 48

• Предыдущая
• 48/80
• Следующая

– И что именно?

– Мое мнение – вы поубиваете друг друга, но Оскар считает, что к выходным вы будете трахаться как кролики.

– Превосходно, – сказал я. – Не пора ли вам, друзья, сходить на лекцию о политкорректности.

– У нас в управлении это называется "Диалоги о человеческом сочувствии", – сказал Девин, – но я и сержант Ли считаем себя вполне подкованными.

– Разумеется.

– Ты что, не веришь нам? – вмешался Оскар.

– О, нет. Вы прямо ходячая реклама человеческого сочувствия.

– Правда? – спросил Девин. – Слушай, а на баб это действует?

Закончив разговор с Девином, я позвонил Грейс.

Почти всю минувшую ночь я старался убедить себя, что Грейс – женщина выдержанная и трезвомыслящая, но мне все равно трудно было представить себе, как я объясню ей свое временное проживание вместе с Энджи. Я не принадлежу к числу мужчин-собственников, но тем не менее не представляю, как бы отреагировал, если бы Грейс позвонила мне и сообщила, что провела несколько дней в какой-то хижине с другом мужского пола.

Когда я позвонил, то не сразу перешел к делу.

– Привет, – сказал я.

Молчание.

– Грейс?

– Не уверена, что у меня есть желание разговаривать с тобой, Патрик.

– Почему?

– Ты сам знаешь, черт возьми.

– Нет, – сказал я, – не знаю.

– Если собираешься играть со мной в кошки-мышки, я вешаю трубку.

– Грейс, но я действительно не знаю, о чем ты говоришь...

Она повесила трубку.

С минуту я смотрел на телефон, мысленно несколько раз швыряя его о стенку. Затем сделал несколько глубоких вздохов и вновь набрал номер.

– Что? – спросила она.

– Не вешай трубку.

– Это зависит от того, сколько лапши ты будешь вешать мне на уши.

– Грейс, я не могу отвечать за что-то, если не знаю, что я сделал не так.

– Моя жизнь в опасности? – спросила она.

– О чем ты говоришь?

– Отвечай на вопрос. Моя жизнь в опасности?

– Насколько мне известно, нет.

– Зачем ты тогда следишь за мной?

В глубине моего желудка расступились каньоны, а по позвоночнику поплыл тающий лед.

– Я не слежу за тобой, Грейс.

Эвандро? Кевин Херлихи? Таинственный убийца? Кто?

– Врешь, – сказала она. – Этот психопат в шинели не мог додуматься сам, и...

– Бубба? – воскликнул я.

– Ты прекрасно знаешь, что Бубба, черт побери.

– Грейс, успокойся. Расскажи по порядку, что случилось.

В трубке послышался ее тяжелый вздох.

– Мы были в ресторане "Сент-Ботолф". Я, Аннабет и моя дочь – моя дочь, Патрик, и там был парень, он сидел у стойки бара, наблюдая за мной. Причем, он даже не очень скрывал это, правда, вид у него был совсем не угрожающий. А потом...

– Как выглядел этот парень?

– Как? Похож на Ларри Берда[18] до перехода в администраторы – высокий, очень бледный, ужасные волосы, отвисшая челюсть и большой кадык.

Кевин. Проклятый Кевин. Сидящий неподалеку от Грейс, Мэй и Аннабет. Перебирающий в уме разные способы, как лучше сломать им позвоночники.

– Я убью его, – прошептал я.

– Что?

– Продолжай, Грейс. Пожалуйста.

– В конце концов он решился, встал и подошел к нашему столу, видимо, желая продолжить придуманный им дурацкий спектакль, и тогда твой доверенный друг-мутант, появившись неизвестно откуда, схватил его и вытащил за волосы из ресторана. На виду у тридцати человек он ударил его несколько раз лицом о водоразборный кран.

– Господи, – сказал я.

– "Господи"? – спросила она. – Это все, что ты можешь сказать? Патрик, этот кран находился прямо за окном, возле которого был наш столик. Мэй все видела. Он бил этого человека лицом о железяку, а она смотрела. Весь день потом плакала. А этот бедный, бедный человек, он...

– Он мертв?

– Не знаю. Его друзья затолкнули его в машину, а этот... чертов садист и его прихвостни стояли и наблюдали, пока они не затащили его и не уехали.

– Этот "бедный, бедный человек", Грейс, штатный киллер ирландской мафии. Его зовут Кевин Херлихи, и сегодня утром он сказал мне, что нападет на тебя, чтобы просто испортить мне жизнь.

– Ты шутишь.

– Если бы...

На линии повисла долгая, тяжелая тишина.

– Выходит, – наконец-то сказала Грейс, – теперь он и в моей жизни? И в жизни моей дочери, а, Патрик? Моей дочурки?

– Грейс, я...

– Что? – спросила она. – Что, что, что? Этот урод в шинели будет моим ангелом-хранителем? Благодаря ему я буду в безопасности?

– Что-то в этом роде.

– Это ты принес в мою жизнь насилие! Ты... О, Боже мой!

– Грейс, послушай...

– Я перезвоню тебе позже, – сказала она, голос ее зазвучал слабо и отдаленно.

– Я у Энджи.

– Что?

– Сегодняшнюю ночь я здесь.

– У Энджи, – повторила она.

– Возможно, она станет очередной мишенью того маньяка, что убил Джейсона Уоррена и Кару Райдер.

– У Энджи, – повторила она вновь. – Возможно, я позвоню позже.

Она повесила трубку.

Ни "до свидания". Ни "береги себя". Только "возможно".

Ее звонок прозвучал через двадцать две минуты. Я сидел за столом, разглядывал фотографии Хардимена, Рагглстоуна и Кола Моррисона, пока они не начали расплываться и не слились в одно целое. В голове моей звучали все те же вопросы, и ответы, я знал, лежали передо мной, но были покрыты пеленой, скрывающей их от моего взора.

– Привет, – сказала она.

– Привет.

– Как там Энджи? – спросила она.

– Напугана.

– Еще бы. – Она вздохнула в трубку. – А как ты, Патрик?

– Полагаю, в норме.

– Знаешь, я не буду извиняться за сказанное раньше.

– Я и не надеялся.

– Пойми, я хочу, чтобы ты был в моей жизни, Патрик...

– Хорошо.

– ...но не уверена, что хочу, чтобы в ней была вся твоя жизнь.

– Не понимаю.

В линии что-то загудело, а я обнаружил, что пялюсь на пачку сигарет Энджи, подавляя желание закурить.

– Твоя жизнь, – сказала Грейс. – Насилие. Ты ищешь его, не так ли?

– Нет.

– Да, – мягко сказала она. – На днях я была в библиотеке. Просмотрела газетные статьи о тебе за прошлый год. Когда убили ту женщину.

– И?

– И прочитала о тебе, – сказала она. – И увидела фотографии, где ты стоишь на коленях, склонившись над женщиной и мужчиной, которого застрелил. Ты был весь в крови.

– Это была ее кровь.

– Что?

– Кровь, – сказал я. – Дженны. Женщины, которую убили. Возможно, Кертиса Мура, которого я ранил. Но не моя.

– Знаю, – сказала она. – Знаю. Но когда я смотрела на твои снимки и читала статью, то невольно задавалась вопросом: "Кто он, этот человек?" Я не знаю человека с этих фотографий. Не знаю того, что он стрелял в людей. Эта личность мне не знакома. Он для меня чужой.

– Не знаю, что и сказать тебе, Грейс.

– Ты когда-либо убивал? – Ее голос звучал резко.

Я не сразу нашел ответ.

Наконец, сказал:

– Нет.

Первая ложь, которую я преподнес ей, и это оказалось не так уж и трудно.

– Но ты способен на это, не так ли?

– Как и все.

– Может быть, Патрик. Может быть. Но большинство из нас не выбирают ситуации, которые приводят к убийству. А ты выбираешь.

– Я не выбирал этого убийцу и не звал его в свою жизнь. И уж тем более Кевина Херлихи.

– Нет, – сказала она, – ты как раз это сделал. Вся твоя жизнь – это осознанная попытка противостоять насилию, Патрик. Но ты не можешь победить его.

– Кого?

– Своего отца.

Я потянулся за пачкой сигарет, провез ее по столу, пока она не оказалась передо мной.

– Я и не пытаюсь, – сказал я.

– Я не дурочка.

Я вытащил из пачки сигарету и стал стучать ею по центру веера из фотографий Хардимена, сожженного тела Рагглстоуна и распятого Кола Моррисона.

• Предыдущая
• 48/80
• Следующая