Серебряное кресло (с иллюстрациями) - Льюис Клайв Стейплз - Страница 12

• Предыдущая
• 12/26
• Следующая

— Ну, лягушонок, ты и хват! Посмотрите только, как выдул!

— Я не хват, а Хмур, — нетвердым голосом возразил бродякль. — И не лягушонок, а квакль.

Тут дверь отворилась и вошел молодой великан.

— Вас просят в тронный зал, — сказал он.

Дети поднялись,  а Хмур остался сидеть, бормоча:

— Квакль, квакль. Весьма уважаемый квакль. Уважакль.

— Покажи им дорогу, юноша, — сказал привратник. — Лягушонка тебе лучше отнести. Он немного перебрал.

— Ничего подобного, — сказал Хмур. — И я не лягушонок. Никаких лягушат! Я уважаемый кважакль.

Но молодой великан схватил его за пояс и дал детям знак следовать за ним. В таком не слишком достойном виде они пересекли двор. Квакль, брыкавшийся в руках великана, и впрямь походил на лягушку, но у детей не было времени об этом думать. Они быстро вошли в главную дверь — у обоих сильно билось сердце, — миновали несколько коридоров, едва поспевая за великаном, и оказались в огромном, ярко освещенном зале. Лампы светили ярко, огонь пылал в очаге, бросая блики на позолоту потолка и карнизов. Слева и справа стояли великаны в богатых одеждах. На огромных тронах сидели два самых больших — король и королева.

Шагах в двадцати от трона дети остановились. Они поклонились (очень неловко, в экспериментальной школе манерам не учат), а молодой великан осторожно положил Хмура, и тот сел на полу, растопырив руки и ноги. Сказать по правде, теперь он был похож на большого паука.

— Ну, Джил, говори, — прошептал Юстэс.

Но Джил говорить не могла. Она не сказала ни слова и сердито кивнула Юстэсу, чтобы начинал он.

Подумав, что он никогда не простит ни ее, ни Хмура, Юстэс облизал сухие губы и прокричал:

— С позволения вашего величества, дама в зеленом приветствует вас. Она сказала, что вам будет приятно, если мы придем на ваш осенний праздник.

Король и королева кивнули друг другу, переглянулись, улыбнулись, и Джил их улыбка не понравилась. Король — с кудрявой бородой и орлиным носом — понравился Джил больше, для великана он был совсем недурен, у королевы же, ужасно толстой, было полное напудренное лицо с двойным подбородком, что и само по себе некрасиво, а уж тем более — когда увеличено в десять раз. Король почему-то облизнулся. Конечно, это каждый может сделать, но у него язык был такой большой и красный, что Джил даже вздрогнула.

— Какие хорошие детки! — сказала королева. («А может, она тоже ничего», — подумала Джил).

— Да, просто превосходные! — сказал король. — Добро пожаловать. Дайте мне ваши ручки.

Он протянул огромную руку, очень чистую, с множеством колец и жуткими острыми ногтями. Пожать ладони ему не удалось, и он пожал им локти.

— А это что? — спросил король, указывая на Хмура.

— Уважако-квакль, — ответил Хмур.

— Ой! — завопила королева, подбирая юбки. — Чудовище! Оно живое!

— Да он славный, ваше величество, — торопливо заговорил Юстэс. — Он вам понравится, честное слово!

Надеюсь, вы не утратите интереса к Джил, если я скажу, что тут она заплакала. Извинить ее можно. Руки, уши и нос у нее только-только оттаяли, вода текла по ней, ноги болели, она с утра не ела. Во всяком случае, слезы оказались очень кстати — королева сказала:

— Ах, бедняжка! Друг мой, почему наши гости стоят? Эй вы, там! Накормить, напоить, выкупать. Девчушку утешить. Дайте ей леденцов, кукол, капель, чего хочет — печенья, копченья, соленья, варенья и что там у вас есть. Не плачь, милочка, а то ты никуда не будешь годиться к пиру.

Джил — как и вы и я — рассердилась при упоминании о куклах; и хотя конфеты неплохи в своем роде, ей больше понравилось про копченья. Однако, нелепая речь королевы имела прекрасные последствия: Хмура и Юстэса подхватил великан-лакей, Джил — фрейлина-великанша, и унесли их в комнаты.

Комната Джил, размером с церковь, была весьма мрачной, если бы не яркое пламя в камине и не толстый малиновый ковер. И тут начались радости. К Джил отрядили королевскую кормилицу. С великаньей точки зрения это была согбенная старушка, а с человеческой — великанша, такая, что может войти в обычную комнату и не удариться головой о потолок. Она была очень заботлива, только Джил предпочла бы, чтобы она поменьше причмокивала и восклицала: «Уй-ю-юй, какой цветочек!» или: «Ах ты, бедненькая!» или: «Вот мы и молодцы!» Она наполнила великанью ножную ванночку горячей водой и помогла Джил в нее залезть. Если вы умеете плавать, как Джил, такая ванна вам бы понравилась. И великаньи полотенца очень хороши: они довольно грубые и колючие, но конца им нет, и вытираться не нужно, просто укутайся и стой перед огнем. Потом Джил одели во все чистое и теплое. Платье было просто великолепно, только чуточку великовато, хотя и сшито для людей. «Если дама в зеленом приезжает сюда, они привыкли к таким гостям», — подумала Джил.

Вскоре догадка ее подтвердилась, потому что стол, стулья и посуда были обычных размеров. Как нравилось ей сидеть наконец в тепле и чистоте! На обед подали луковый суп, жареную индейку, горячий пудинг, орехи и очень много фруктов. Вот только няня без конца входила и выходила, принося с собой какую-нибудь великанью игрушку — куклу больше самой Джил, деревянную лошадку величиной со слона, барабан, похожий на пустую цистерну, мохнатого ягненка. Они были грубо сделаны, выкрашены яркой краской, и Джил не хотелось на них смотреть. Она так няне и сказала, но та ответила:

— Ну-ну-ну! Очень даже захочешь, когда ляжешь баиньки. Уж ты мне поверь, тю-тю-тю! Баиньки, баиньки… Ах ты, ласточка!

Кровать была не великаньей, но огромной, как в старинных гостиницах, и Джил с удовольствием легла.

— А снег еще идет, няня? — сонно спросила она.

— Нет, лапочка, теперь идет дождь, — ответила великанша. — Дождик смоет гадкий снег, и наша куколка погуляет утром во дворе! — Она подоткнула одеяло и пожелала Джил спокойной ночи.

Нет ничего противнее поцелуя великанши. Так подумала и Джил, но заснула через пять минут.

Дождь лил весь вечер и всю ночь, стуча в окно замка, но Джил ничего не слышала, она спала крепко. В самый тихий час ночи, когда в великаньем доме все замерло, ей приснилось, что она просыпается в той же комнате и видит огонь, а в его свете — огромного деревянного коня; он двигается сам собой по ковру и останавливается у ее изголовья, и вдруг превращается в льва, не игрушечного, а настоящего, того самого, которого она видела на горе, за Краем Света. Благоухание наполнило комнату, но Джил было как-то не по себе, хотя она не понимала отчего, и слезы полились по ее лицу, прямо на подушку.

Лев сказал, чтобы она повторила знаки, и она не смогла, и очень испугалась. Аслан взял ее губами (да, да, не зубами), поднес к окну, и ей пришлось посмотреть. Луна ярко светила, Джил увидела огромные буквы: ПОДО МНОЙ. На этом сон кончился. Проснувшись на следующее утро, она ничего не помнила.

Джил встала, оделась и уже кончала завтрак у камина, когда вошла няня и сказала:

— А вот и наши друзья пришли с нами поигоать. В комнату вошли Юстэс и Хмур.

— Доброе утро! — воскликнула Джил. — Вот здорово! Я проспала часов пятнадцать, и мне совсем хорошо. А вы как?

— Я-то неплохо, — ответил Юстэс, — а у Хмура голова болела. Ух ты, у тебя подоконник есть! Можно взобраться и посмотреть.

Так они и сделали. Но едва взглянув, Джил воскликнула:

— Какой ужас!

Светило солнце, снег почти полностью смыло дождем. Внизу, как карта на столе, лежала плоская вершина, на которую они мучительно взбирались весь вчерашний день. Теперь отсюда было видно, что это великаний город. Стоявшие вкривь и вкось глыбы были остатками гигантских зданий, дворцов и даже храмов. Вчера Джил приняла за скалу кусок стены футов в пятьсот высотой. Фабричные трубы оказались огромными полуразрушенными колоннами; уступы, с которых путешественники спускались на северном склоне и поднимались на южном, — обломками гигантских ступеней. А в довершение всего в центре виднелись огромные темные буквы, начертанные на камнях: ПОДО МНОЙ.

• Предыдущая
• 12/26
• Следующая