Журнал «Если», 2005 № 04 - Бенилов Евгений Семенович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/84
- Следующая
Бежать было некуда и незачем, сражаться бессмысленно. Оставалось погибнуть с честью. Ван Гариц бросил палку, вырезанную в помощь уставшим ногам. Если его попытаются взять живым, кинжал он успеет выхватить в любом случае, а погибнуть с дубинкой — с мужицким оружием в руках!.. — недостойно графа ван Гарица.
— Ах, как благородно! — произнес ван Мурьен. — Как жаль, что никто из труверов не воспоет твою гибель!.. — на этих словах лицо ван Мурьена удивленно вытянулось, и он громко воскликнул: — Ого!
Не теряя противника из виду, ван Гариц покосил краем глаза и тоже замер от удивления. Из зарослей, откуда можно было ждать разве что подоспевших загонщиков, выходили огнёвские углежоги. Человек двадцать, угрюмые черноволосые мужики с кудлатыми смоляными бородами, они тяжело шагали по истоптанной траве, неспешно и уверенно, как ходят своей землей, где нечего опасаться. В привычных к трудной работе руках не было никакого оружия, даже палки наподобие той, что кинул ван Гариц. Угольно-черные глаза сурово смотрели на нарушителей векового порядка.
— О-о-о!.. — протянул ван Мурьен. — Ты успел приручить этих дикарей? Поздравляю, мой мальчик. Похоже, сегодня мы разрешим сразу две проблемы. Пленных не брать! — приказал он солдатам. — И прежде всего, кончайте самозванца!
Лучники вскинули оружие, латники тоже подобрались, готовясь к бою. Неважно, что мужиков почти вдвое больше, безоружный не боец, а хоть бы и было у лапотников оружие, это ничего не меняет; один обученный солдат с легкостью уложит десяток деревенских увальней, как бы хорошо деревенщина ни была вооружена. Опасность представлял лишь ван Гариц, умевший биться не только любым оружием, но и голыми руками. Именно ван Гарица нужно уничтожить в первую очередь, а затем уже, не торопясь, заняться строптивым мужичьем.
— Стреляйте! — заорал ван Мурьен, обнажая родовой графский меч, на который прежде ему лишь смотреть доводилось.
Но прежде чем хотя бы одна стрела успела лечь на тетиву, трава под ногами лучников вспыхнула, словно туда плеснули масла. С треском занялись кусты, свечой полыхнула одиноко стоящая елка. Огненный смерч мазнул по второму ряду нападающих, где были стрелки и предусмотрительный ван Мурьен. Люди вспыхивали чадными факелами, сгорая быстрее, чем это можно представить; ни один не успел даже вскрикнуть, побоище происходило в молчании. Цепочка огневиков стояла недвижно, уголь в их зрачках светился белым кузнечным жаром, от которого плавится сталь. Люди, сызмальства привычные жечь, просто и буднично делали свою работу. А чуть в стороне от небывалого сражения так же праздно стояла еще одна группка людей: Золица и ее белобрысый жених поддерживали под руки седого старика. Словно бы эти трое вышли полюбоваться притягательным зрелищем огненной казни.
Затлел лапник, брошенный на месте прошлых ночевок, закурилась трава под ногами покуда живых латников… еще мгновение, и все было бы кончено, но именно в этот миг ван Гариц понял, что ему надлежит делать.
— Стойте! — закричал он, обращаясь не то к огневикам, не то к пепельной тройке, ждущей возле леса, а быть может, и прямо к волшебному пламени. — Хватит!
Огонь, вспыхнувший быстрее, чем можно спустить тетиву, погас столь же внезапно, лишь синеватые дымки поднимались кое-где, доказывая, что человека пережечь в уголь капельку сложнее, чем наколотые березовые поленья.
Ван Гариц понимал, что сейчас онемевшие от ужаса солдаты разноголосо завопят и кинутся врассыпную. Допустить этого нельзя ни в коем случае: воин, раз побежавший, уже не воин, к тому же эти предатели, заслужившие самую жестокую казнь, сейчас были жизненно необходимы ему и, значит, их придется спасать от справедливого возмездия. Закон говорит: «Смерть!» — но власть выше закона.
Гариц резко шагнул вперед, угрожающе воздев безоружную руку:
— На колени!
Вновь он успел в нужный миг: чуть раньше солдаты могли не послушать его, мгновением позже они бежали бы, подвывая от страха. А так, все оставшиеся в живых упали на колени, словно им разом подрубили поджилки.
Ван Гариц прошел мимо коленопреклоненных латников туда, где дымились останки дядюшки Мурьена, поднял фамильный меч. Даже если бы рукоять была раскалена, он бы не выпустил ее, но золотая насечка оказалась лишь чуть теплой. Солдаты с молитвенной надеждой смотрели на своего графа. Только что желавшие убить его, сейчас они были готовы идти за властелином в огонь и воду. Из огня, во всяком случае, они только что вышли. Теперь надо перехватить загонщиков… их человек двадцать, но после гибели ван Мурьена они не смогут и не станут оказывать сопротивления. Браска, который командует второй группой, он повесит тут же, в лесу, а простых солдат простит и в результате выйдет к людям во главе приличного отряда. Но прежде нужно исполнить самый важный долг…
Отсалютовав мечом, ван Гариц подошел к молча ожидавшим пепельникам и преклонил колено:
— Благородная Золица! — произнес он так громко, чтобы слышали все. — Я благодарю вас за мое спасение. В знак вечной благодарности я дарую вам все привилегии вольных людей. Отныне и навсегда жители Огнёва освобождены от податей и налогов. Вам дозволяется охотиться в Огнёвской пуще и безданно торговать в границах графства. Это самое малое, что я обязан сделать для вас.
Золица растерянно улыбнулась:
— Я же тебе объясняла — ты прирожденный пепельник. Не могли же мы позволить тебе пропасть. А погасил огонь ты сам, а вовсе не мы…
«Пепельник гасит огонь, когда сочтет, что уголь готов», — вспомнил Гариц, мельком оглянувшись на кусок угля, что остался от ван Мурьена.
— Тебе вовсе не надо уходить, — продолжала Золица, — если хочешь, оставайся с нами. Настоящих пепельников так мало! Я уверена, ты сможешь стать настоящим мастером.
Ван Гариц молча покачал головой.
Теперь ему предстояло объяснить свой отказ и не оскорбить при этом страшных лесных колдунов, которые полагают свою грязную работу наиважнейшим в мире делом. Наконец он произнес с видимым сожалением:
— Я не могу. Меня зовет долг перед страной и людьми. Я не имею права бросить тех, кто зависит от меня. Но я никогда не забуду этих дней и того, что я видел здесь.
Граф поднялся, оглядел свое, пока еще невеликое войско. У одного из солдат висел на перевязи охотничий рог.
— Труби сбор, — приказал ван Гариц. — Пусть все знают, что графская охота закончена. За мной! — Ван Гариц еще раз отсалютовал молча стоящим мужикам и направился к тропе, расположение которой он знал теперь очень хорошо.
Лишь когда вооруженные люди скрылись за деревьями, углежоги стронулись с места, негромко переговариваясь, начали стаскивать в кучу тела погибших, чтобы дожечь их по-человечески и развеять прах, отпустив на волю грешные души.
— Деда! — с обидой спросила Золица. — Почему он ушел? Неужели он так ничего и не понял?
Серый старик долго молчал, затем проговорил медленно и веско:
— Он все понял. Но он действительно не мог остаться. Здесь ему пришлось бы стать одним из нас, а он слишком привык быть единственным.
— Но он не вернется войной, не приведет, как собирался, солдат и приказчиков?
— Нет. Он храбр и не отступил бы перед силой, но он слишком привык преклоняться перед властью и сейчас ему показалось, что он встретился с властью большей, чем его собственная. И он испугался.
— Деда, но ведь есть разница между властью над огнем и властью над живым человеком!
— Для него — нет. Он отравлен, угорел в чадных дворцах и не знает, что такое своя и чужая свобода.
— Жаль… — последнее слово никто не произносил, оно прозвучало само.
Легенды, песни и трагедии великих драматургов донесли потомкам историю несчастливой любви графа ван Гарица и лесной колдуньи Золицы. И пусть занудливые историки доказывают, что ничего подобного не могло быть, поскольку именно в ту пору шли переговоры о династическом браке между ван Гарицем и принцессой Элизой Райбах. Объединение царствующих домов положило начало великой империи. А небывалые льготы и особое положение Огнёвской пущи вызвано всего лишь острой нехваткой угля в молодом государстве. Политика, экономика, династические интересы… при чем здесь любовь?
- Предыдущая
- 25/84
- Следующая
