Научите меня стрелять - Яковлева Анна - Страница 28
- Предыдущая
- 28/47
- Следующая
Дуйков навис надо мной и поторопил:
– Просыпайся, просыпайся.
Окончательно осознав, что это реальность, я поняла, что надеяться не на что.
Дуйков снял брюки, не торопясь стряхнул их, сложил стрелка к стрелке и аккуратно повесил на спинку стула, оставшись в семейных трусах хорошего качества. Я рассматривала худые волосатые ноги, чувствовала запах чужого тела и заставляла себя надеяться.
Сколько времени прошло? Было около полуночи, когда я вышла из гостиницы. «Сейчас день или утро? Может, меня уже ищут? Успеют или не успеют?» – спрашивала я себя, изучая похитителя. Очень хотелось, чтобы успели. Иначе этот садист порежет меня на лоскуты за кейс с долларами. Да и вообще, ошибок в работе он не допускает, а я – его ошибка.
Дуйков между тем снял галстук, расстегнул верхние пуговицы на рубашке и стащил ее через голову. Повесил рубашку на пиджак, с самым серьезным видом полюбовался тем, что у него получилось, и вышел. Я попыталась пошевелиться – безрезультатно. Не знаю, что он мне вколол, но тело не слушалось, а голова уже соображала.
«Эта комната с диваном, – рассуждала я, – не может болтаться во Вселенной, как космический мусор. Она находится в каком-то доме, на какой-то улице. Если есть улица, должны быть звуки. Слушай и думай». Закрыв глаза, я прислушалась, но услышала только, как пульсирует кровь в ушах.
Дуйков вернулся, сел на диван и приступил к раздеванию, теперь уже меня. В руках у него появились ножницы, он с удобствами устроился рядом со мной и для начала срезал пуговицы на моей куртке. Я наблюдала за выражением его лица и просила у святой силы быстрой смерти. Человек этот был маньяком, а раздевание для него имело значение ритуала.
Дуйков перешел к свитеру и разрезал его прямо на мне, несколько раз коснувшись кожи холодным металлом. Свитер разъехался на две половинки. Мой мучитель не торопился. Стянув с меня джинсы, он встал, аккуратно сложил их и спрятал в шкаф. Я приподняла голову и успела заметить в шкафу свою сумку.
Меня захлестнули страх и жалость к себе.
Где-то далеко послышался паровозный гудок и стук приближающегося поезда. «Поезд?» – вспыхнула первая за полчаса стоящая мысль. Я вспомнила железнодорожный тупик и разъезд, где мы выгружали бочки, и одинокое здание станции, возле которой мы с Элей ставили мою «Оку».
– Кто вы? – с опозданием спросила я.
– Можешь называть меня Денис.
Он опять устроился на диване и положил рядом ножницы.
– Могу я спросить?
– Все что хочешь, без ограничений.
– За что вы Гошу?
– За то, что сунул нос куда не просили. Захотел все сразу: денег, власти, самостоятельности.
– Это на чем же можно так круто подняться?
– Если с умом, то на чем угодно.
– А майор Прясников?
– Сидит на двух стульях, долго не усидит.
– Я слышала, что Никифоров работал на ФСБ.
Дуйков задумался.
Пока он думал, я попыталась пошевелить пальцами. Получилось. Ножницы лежали совсем рядом, нужно было только чуть-чуть подвинуть руку. Рука еще была чужой и не двигалась.
– Может быть, может быть. Это интересная мысль. Откуда узнала?
– Один знакомый мент сказал.
– Что, прямо так и сказал?
– Да, прямо сказал, что Никифоров работает на ФСБ, что аферист и многоженец он по принуждению, это легенда.
– Врет. Откуда мент может знать такие вещи? Я Гошку знаю со школы, он всегда был неудачником.
– Люди меняются.
– На что ты намекаешь?
– Ну вы же не сразу стали террористом, понадобилось время.
– Я не террорист, с чего ты взяла?
– А кому тогда предназначалась селитра?
– Воинам Аллаха.
– Это меняет дело, – прикрыла я глаза, – но от денег вы ведь не откажетесь?
– Кстати, – вспомнил Дуйков, – у кого они?
– У мента. Давайте ему позвоним прямо сейчас, и вы обменяете меня на доллары.
– Успеется. Деньги меня в данный момент не интересуют.
– Почему?
– Потому что у меня есть ты! – удивился он моей тупости.
Насильник стащил с меня куртку и остатки того, что было свитером. Он разглядывал меня, и глаза его щурились под стеклами очков, прикрывая безумный огонь. Нужно было продолжать разговор, но я уже не хотела ничего знать, кроме своего будущего. Ножницы опять оказались в руках у маньяка, и я, не отрываясь, смотрела, как они жевали резинку бюстгальтера. Я напряглась:
– Налей мне выпить.
Дуйков отложил ножницы:
– Чего тебе налить? Есть коньяк, есть водка, есть джин.
– Коньяк. А лимон есть?
Он изобразил смех. Это был отвратительный звук, похожий на гусиный гогот.
– Девушка из высшего общества? Давай после…
И он опять взял ножницы. Ножницы не справлялись, Дуйков зверел у меня на глазах.
– Давай выпьем, – опять предложила я.
Он нехотя вышел из комнаты, по пути пнув ногой кресло.
Я попыталась пошевелить рукой. Рука слушалась, рефлексы возвращались. «Говори с ним», – просила я себя.
Дуйков принес коньяк, опустил в стакан трубочку и поставил рядом со мной, очевидно желая проверить, смогу ли я взять стакан в руку. Я посмотрела на коньяк и, демонстрируя беспомощность, откинула голову на подушку. Руки мои безвольно лежали по обе стороны тела.
Дуйков бросил ножницы почти у меня под рукой, снял с моего плеча одну бретельку, потом вторую, грудь обнажилась, и Денис Олегович засопел от сладострастия. Глядя ему в глаза, я накрыла ножницы ладонью и разомкнула кольца. Дуйков снял очки и поднес мне стакан с трубочкой.
Поймав ее ртом, я облизала губы, поиграла кончиком языка трубочкой, и только после этого втянула жидкость. Дуйкову игра понравилась. Я повторила прием, представляя в подробностях, как зажму в руке раскрытые ножницы, подниму руку и воткну их ему в шею. Я уже видела место, где пульсировала на его горле артерия.
Дуйков решил, что пора переходить к активным действиям. Он накрыл меня своим телом, устраиваясь поудобнее.
Ножницы вонзились в шею именно там, где я представляла, насильник схватился за горло и уткнулся головой мне в плечо. Темный фонтанчик бился в его руке, он ловил его, пытаясь зажать рану.
Содрогаясь от омерзения, я скинула его со своего плеча, перевернулась на бок и перетащила себя на другую сторону дивана. Голова кружилась, тошнота подкатила к горлу, и я согнулась пополам.
Стащив с дивана какие-то тряпки, я с отвращением терла себя ими, размазывая кровь Дуйкова по своей груди. Тот издавал какие-то хрипящие и булькающие звуки, я боялась оглядываться на него и осторожно, держась за стены, двинулась к шкафу.
Надевать свитер смысла не было, я накинула куртку, надела джинсы, достала свою сумку, сунула в ее боковой карман свитер и потащила сумку к выходу. Дверь оказалась заперта.
Я со стоном прислонилась к холодному дерматину, понимая, что придется вернуться в комнату и поискать ключ в карманах костюма Дуйкова. Вернуться туда, где истекал кровью человек, пусть даже убийца и насильник, было за пределами моих сил.
Свобода таилась за этой чертовой дверью, а я не могла заставить себя действовать. Минуты текли, дверь оставалась запертой.
Раненый на какое-то время затих, и, поборов страх, я уговорила себя вернуться за ключами.
Меня бил озноб. Стараясь не смотреть на Дуйкова, я дошла до стула, уронив его, подняла с пола упавшую одежду и кинулась в коридор. Тяжелая связка ключей в дорогом футляре из натуральной кожи оттягивала карман пиджака, я вытащила их и стала подбирать нужный мне ключ. Руки дрожали, и попасть в замочную скважину я никак не могла.
Наконец один из ключей подошел, я повернула его в замке и толкнула дверь.
Куртка под напором ветра тут же распахнулась, выставив солнцу мой живот и едва прикрытую грудь. Запахнувшись, я сделала несколько шагов и огляделась.
Это был разъезд со станционным домиком. Во все стороны от домика тянулись столбы электропередач и рельсы. Придерживая куртку одной рукой, другой я тащила за собой сумку и со скоростью черепахи двигалась к дороге, оглядываясь и ожидая каждую секунду, что раненный мной человек выскочит из дома и кинется в погоню.
- Предыдущая
- 28/47
- Следующая