Катынь. Ложь, ставшая историей - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 25

«В противоположность этому, точным вспомогательным указанием служило то, что посаженные только лишь для маскировки на уравненных массовых могилах молодые сосновые деревца представляли собой лесные насаждения, по крайней мере, пятилетней давности, только плохо развившиеся на плохой почве и в тени старых сосен. При микроскопическом исследовании поперечного среза этих стволиков видны были равномерно развитые три наружные годовые круга. Между ними и сердцевиной во всех случаях отмечалось наличие темной пограничной линии, позволявшей заключить, что деревья были пересажены три года назад. Так как соответствующие методы маскировки применялись и на гораздо более старых могилах в Катынском лесу, где лежали расстрелянные русские (посадка молодых березовых насаждений, втыкание спиленных и искусственно заостренных сосен в землю), то можно было тут же распознать принцип, устранявший всякое сомнение в моменте казни польских офицеров и одновременно указывавший на тех же виновников, что и в случае более старых русских могил в Катынском лесу…»

Неужели профессор является еще и специалистом по годовым кольцам – или этим, единственным более-менее определенным вопросом, занимался тоже не он? Ищем, ищем… о, есть! Правда, не в этом документе, а в следующем – в протоколе международной комиссии:

«Деревца: на взгляд членов комиссии и по словам привлеченного в качестве эксперта ученого-лесовода фон Герфф, дело идет о сосновых растениях…» и т. д.

Д-р Бутц не оговаривает специально, что изучением деревьев он не занимается – и так ясно, он ведь патологоанатом, а не лесовод. Естественно, проверить эти наблюдения «комиссия Бурденко» уже не могла, поскольку при раскопках молодые деревца были вырваны и нашли применение в печках и кострах. Но все необходимые сведения можно взять из приведенного отрывка.

Первый пункт: совершенно очаровательная вариация на тему «болел в детстве», призванная скрыть тот факт, что фальсификаторы в очередной раз крупно лопухнулись – не сообразили, что весной 1940 года чекисты должны были посадить не сосновые семечки, а деревца, которые как минимум есть за что ухватить. Вот и пришлось выкручиваться, объяснять, что деревца, мол, на самом деле старше, а виноваты «темный лес до небес» да скудный песок. Хотя на самом деле сосновый лес – светлый, молодняк там от недостатка света не страдает. Тем более могила была вырыта на поляне – какие там могут быть старые сосны? Поляна – это по определению место, свободное от деревьев. Что же касается почвы… то, глядя на роскошные сосны, растущие по берегам озер в Ленинградской области, совершенно невозможно понять, чем здешний песок лучше смоленского.

Пункт второй: годовые кольца. Если малый рост сосенок еще можно было как-то объяснить, то что делать с кольцами, которых оказалось только три? Пришлось использовать «пограничную линию». Но если оная свидетельствует о том, что деревца были пересажены, то внутри нее тоже должны находиться кольца. Об этом речи нет, в сообщении сказано совершенно определенно: три годовых кольца и темная линия, отделяющая их от сердцевины. Куда еще как минимум два кольца делись?

Более того, любезно согласившаяся нас проконсультировать кандидат биологических наук Татьяна Федорова, старший преподаватель кафедры высших растений биологического факультета МГУ, обратила наше внимание еще на один нюанс. Дело в том, что определить на глаз возраст дерева невозможно, да и едва ли те, кто их там сажал, были так уж сильно этим озабочены. Если деревца брали из окружающего леса (как, вне всякого сомнения, поступили бы чекисты, закончившие «работу» в мае), то они непременно должны были оказаться разновозрастными и к 1943 году насчитывать от четырех до шести, семи, а то и восьми лет. Между тем экспертам почему-то, как по заказу, попадались именно трех летние деревца. В связи с этим Татьяна Анатольевна сделала интересное предположение: саженцы были взяты из какого-то питомника. Зачем понадобилось чекистам гонять машину в питомник, совершенно непонятно. Или в окрестном лесу мало сосновых сеянцев? Да их там сотни!

А вот если расстрел производили и следы прятали немцы – то сразу все становится на свои места. Они могли посадить деревца либо сразу после расстрела, осенью 1941 года, либо в марте 1943-го. Однако деревья можно пересаживать только весной – иначе не приживутся. То есть их однозначно не сажали осенью 1941 года – они попросту не дожили бы до весны 1943-го. Остается время с 1 по 29 марта 1943 года, до начала официальных раскопок. В это время, согласно воспоминаниям, в лесу еще лежал снег, и немцев совершенно не тянуло на такой экстрим – разыскивать под слежавшимися сугробами мелкие сосны. Куда проще было привезти их из какого-нибудь питомника – что и сделали. При этом, не подумав, заказали трехлетние саженцы – так что потом экспертизе пришлось изворачиваться.

И наконец, пункт третий, весьма и весьма удивительный, а именно – применение для маскировки спиленных и воткнутых в землю деревьев. Любому хотя бы изредка бывающему в лесу человеку ясно, что это маскировка всего лишь на неделю-другую, а потом – на оборот, демаскировка, поскольку хвоя или листва высыхает, и первая же попытка срубить сухое деревце на дрова раскрывает весь замысел. Те, кто втыкал деревья в землю, естественно, это прекрасно знали, ибо жителей пустыни среди них не было. И вот вопрос: кому и зачем могло понадобиться маскировать место расстрелов на такой короткий срок?

На поверхности лежит только один ответ: если единовременно проводилась большая кампания массовых расстрелов, то имело смысл замаскировать прежние могилы, чтобы следующие партии обреченных не догадались, куда и зачем их ведут. Конечно, с женщинами и детьми можно было не церемониться, но мужчины могли создать палачам немало проблем. Потом деревца высохнут, но дело уже будет сделано.

Последние массовые расстрелы в СССР имели место в 1938 году. И даже если они и вправду проводились в Козьих Горах, то потом доступ в лес был открыт (немецкие свидетельские показания по этой части не выдерживают не то что критики, но даже легкого прикосновения), а значит, эти елки-палки неминуемо бы из земли вытащили, если не чекисты для ликвидации демаскировки, то население на дрова. Так что «русские могилы» (если они и вправду существовали) никак не могли быть созданы до войны. А вот после ее начала – легко! Созданием и наполнением «русских могил» немцы активно занимались в Смоленской области все два года оккупации.

Еще один биологический фактор – обитатели леса, интересующиеся трупами в качестве пищи, в первую очередь насекомые.

«Нигде на трупах или на их одежде не было следов насекомых, которые могли бы относиться к моменту захоронения. Относительно часто встречавшиеся при извлечении трупов жуки-жужелицы, питающиеся личинками насекомых, появились только после уборки трупов, следовательно, вторично.

Отсюда видно, что расстрелы и зарывание в землю должны были происходить в холодное время года, в отсутствие насекомых…»

Впрочем, это ни о чем не говорит. Судя по тому, что снег выпал и морозы начались уже в октябре 1941-го, осень в том году была ранняя. А в сентябрьском лесу точно так же нет никаких насекомых, как и в мартовском.

«…Хотя нельзя упускать из виду и той роли, которую могли играть жженая и хлорная известь, обнаруженная в могиле 1-й».

Немая сцена.

Итак, оказывается, что судебная медицина в установлении давности смерти катынских жертв помочь не может, и вывод судебного медика основывается на газетах, сосенках и все тех же загадочных «русских могилах», которые не исследовались, но почему-то автор свято уверен, что они являются более давними.

Затем снова идет крутой вираж с разворотом – после о-о-чень длинного анализа почвы автор отчета делает неожиданный вывод:

«В итоге, из сравнения свойств почвы и разложения трупов, оказывается, что относительно хорошая сохранность трупов в массовых могилах польских офицеров отнюдь не говорят за кратковременность их пребывания в могиле, а даже принципиально подтверждает результаты судебно-медицинских и криминалистических исследований и официальные данные».