Рыцарь Грааля - Андреева Юлия Игоревна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/61
• Следующая

– Но, сир, отчего же тогда вы не хотите поместить сюда символ верности?

– Я верен прекрасной даме и клянусь, что, буду ли я отвергнут донной Мелиссиной или стану ее возлюбленным, моя рука никогда больше не обнимет другую женщину, – лицо принца при этом сделалось серьезным, так что Пейре закрыл рот, мешая сорваться с языка новой шутке.

Погода выдалась ровной и спокойной, масляная поверхность моря сияла желтыми и розовыми цветами заката, сливаясь с небом.

На палубе крестоносцы проигрывали друг другу в кости жалованья за ближайшие месяцы и доли от участия в предстоящих операциях.

В такие дни хуже всего было тем, кто по каким-то причинам был вынужден проводить время в душном и насквозь пропахшем рыбой и морской травой брюхе корабля.

Пейре стоял, облокотившись о борт и радуясь ласковому бризу, дующему с востока. Сам он прекрасно переносил море, чего нельзя было сказать о принце.

Несчастный был вынужден лежать в каюте с зеленым лицом и готовыми низвергнуться наружу внутренностями. Несколько раз Пейре настаивал, чтобы слуги переносили Джауфре на палубу. Но сам вид воды, казалось, усиливал морскую болезнь. Рюдель то трясся от Холода, то задыхался от жары. Точно большая вытащенная на сушу рыбина он ловил ртом воздух, утверждая, что грудь его стеснена, словно ее обхватывают тесные доспехи. Когда образ доспехов заменил холодный камень, Пейре понял, что это конец. Снова и снова он читал вслух пророческие строки принца: «Меня любовь узрит, и тотчас я умру», пытаясь переделать текст, чтобы в финале Рюдель смог избегнуть смерти.

Но в голову ничего не шло. Он только и мог что отирать пот с осунувшегося лица Джауфре, подбадривать его, играя то на белой лютне, то на гитаре с металлическими струнами.

– Займите его чем-нибудь, дайте мне подумать. Рада всего святого – хотя бы час и я отверну направленное на принца копье смерти! – умолял Видаль слуг и друзей принца.

Но Джауфре желал видеть и слышать только Пейре, присутствие которого согревало его, делая боль не столь невыносимой. Видаль же мучался от собственной беспомощности и невозможности облегчить долю своего друга. О, если бы это было в его силах, он велел бы капитану поворачивать назад, но был вынужден сопровождать благородного принца в его последнем путешествии к даме сердца, после встречи с которой ему было суждено умереть.

Однажды принц застыл, и казалось, прекратил дышать. Не помня себя от горя, Пейре велел позвать капитана, умоляя изменить курс и высадить его с больным принцем и всей свитой в первом попавшемся портовом городе. На что капитан посоветовал зашить покойника в мешковину и отправить за борт, дабы не распространять заразы на корабле.

Услышав подобное предложение, Пейре схватил меч и разрубил бы капитана, не останови его подоспевшие крестоносцы. Рядом с Видалем на защиту тела сиятельного принца встали его оруженосец храбрый Хьюго, а также оруженосцы и рыцари из личного отряда Рюделя. Мнения разделились почти что поровну, и спор должен был неминуемо закончиться кровопролитием, но в последний момент произошло чудо – Джауфре открыл глаза и слабым голосом велел убираться всем к черту.

После чего вопрос со спешными похоронами в пучине морской отпал сам собой.

К сожалению, очнувшийся во время потасовки принц вскоре снова лишился чувств и до самой Триполи так и не проронил больше ни единого слова. На берег его снесли на носилках и поместили в ближайшей гостинице. Безутешный Пейре по-прежнему не отходил от больного друга, моля небо, чтобы то даровало Джауфре выполнить долг христианина и принять последнее утешение. Он приглашал к постели умирающего священников, которые должны были читать молитвы о спасении его души. Когда же святые отцы уходили, Пейре как безумный перебирал струны, исполняя любимые песни друга, в надежде, что тот услышит их. Лучшие врачи Трипольского графства обивали порог гостиницы, пытаясь спасти жизнь принца.

Когда же не осталось никаких надежд, Видаль решился на последний шаг. В слезах он простился с Рюделем и, одевшись в свои лучшие одежды и двойную корону Тулузского турнира, отправился к донне Мелиссине, потребовав, чтобы его пропустили к ней немедленно.

Красивая внешность юного рыцаря, двойная корона в светлых ниже плеч волосах, дорогие одежды и золотая цепь на шее произвели впечатление на замковую стражу, и о его визите было доложено с небывалой поспешностью.

Графиня Мелиссина сама вышла навстречу неизвестному ей рыцарю. Внешность и молодость Пейре, ему едва минуло шестнадцать лет, понравились даме, и она приготовилась уже выслушать признание в любви от столь галантного и красивого сеньора, но вместо этого Видаль, повалившись в ноги госпожи Триполи, сообщил ей о том, что долгие годы прославлявший ее трубадур и сеньор Блайи умирает в гостинице недалеко от порта. Пейре умолял несравненную графиню проявить милость и дать последнее утешение его другу. Произнося это молодой человек едва сдерживал готовые вырваться слезы.

Но когда графиня произнесла имя «Джауфре» – Пейре не смог уже сдерживать рыданий и заплакал.

Вслед за ним зарыдала и графиня, которая уже много лет ждала своего рыцаря, моля небо не дать ей умереть, не узрев человека, который единственный в целом мире по-настоящему любит ее.

Мелиссина приказала подать паланкин, Пейре вскочил на своего коня, указывая дорогу носильщикам. По обеим сторонам паланкина скакали воины охраны, а впереди неслись, расчищающие дорогу и сообщающие жителям о приближении паланкина графини, герольды.

Открывая перед Мелиссиной дверь бедной гостиничной комнаты, Пейре бросил взгляд на осунувшееся лицо Джауфре, и сердце его сжалось от горя и отчаяния. На какой-то момент ему показалось, что принц уже умер, но трубадур тотчас вспомнил пророческую строчку Рюделя: «Меня любовь узрит, и тут же я умру» и прикусил губу. Мелиссина стояла, смотря огромными черными глазами на распростертого перед ней рыцаря, и молчала. Воспользовавшись паузой, Пейре опустился перед ложем Рюделя на одно колено и прошептал в ухо умирающему:

– Я сделал все, что ты хотел. Она здесь!

Веки Рюделя вздрогнули, и он открыл глаза. В тот же момент Мелиссина оттолкнула Видаля и, присев на кровать к принцу, провела рукой по его волосам.

– Мой рыцарь, мой любимый! Я ждала тебя всю свою жизнь. Я молила бога, чтобы он послал мне тебя. А теперь ты покидаешь меня – как же это несправедливо! – она обняла Рюделя, припав щекой к его груди.

– Любимая моя. Сколько раз во сне я видел вас именно такой. Я знаю, что в следующей жизни я уже не буду искать вас, потому что вы будете со мной, и я уже не буду тратить драгоценное время на бесполезные поиски. Да, в следующей жизни или в раю, но больше мы уже не расстанемся. Уверяю вас, – ему было тяжело говорить, но Джауфре собрал последние силы и, превозмогая смерть произнес: – Теперь я счастлив, потому что нашел вас и больше не потеряю, – сказав это, Рюдель умер.

Потеряв друга, Пейре и сам уже не хотел жить. Он не желал ехать в святую землю, не хотел возвращаться в милую Тулузу. Жизнь потеряла для него смысл, мир утратил свои краски. Снова и снова он переписывал слабые песни Рюделя, желая прославить его имя в веках.

Он много ходил по берегу, думая только о своей новой потере и никого не видя и не слыша. На долгие дни его спутниками стали ветер и чайки. Даже верный Хьюго не удостаивался общения со своим замолчавшим вдруг господином.

Единственным желанием Видаля было остаться близ могилы Джауфре. Крестоносцы умоляли Пейре одуматься и ехать с ними, но трубадур уже не мог радовать их своими песнями и отказывался. Он совсем уже было остался в Триполи, ожидая, когда несущая траур по своему рыцарю донья Мелиссина захочет призвать его в замок, для того чтобы Пейре мог поведать ей о жизни и любви Рюделя, но дама сама написала ему.

В своем письме графиня Триполи сообщала Видалю, что после смерти своего верного рыцаря и возлюбленного, дарованного ей Богом, она не может больше радоваться этому миру и уходит в монастырь, где в спокойствии и непрерывных молитвах за душу умершего проведет остаток своих дней.

• Предыдущая
• 44/61
• Следующая