Избранница горца - Монинг Карен Мари - Страница 42

• Предыдущая
• 42/70
• Следующая

Кейон хотел, чтобы Джессика не мерзла и чтобы он мог готовить для нее, но он боялся разводить костер в лесу или в пещере, чтобы не выдать их местонахождение. Бесцветное, не имеющее запаха и практически бездымное газовое пламя было отличным изобретением.

Продавец сделал подсчеты и назвал ему цифру. Карие глаза продавца остекленели от заклятия принуждения, движения были резкими, прерывистыми, как у автомата.

Кейон использовал Глас с той секунды, как вошел в дверь магазина. Он хотел справиться со всем как можно скорее. Слишком многое предстояло сегодня сделать, и он не мог позволить себе ни личных желаний, ни секунды промедления. Если ему повезет и он пробудет вне зеркала восемь часов, ему удастся достичь всех поставленных целей. Вчера у него было только три часа и сорок две минуты свободы, поэтому сегодня Кейон рассчитывал на более долгую «отлучку». Это было бы логично — если хоть на что-то, связанное с функциями Темного Стекла, можно было рассчитывать и определять словом «логично».

Джессика обижалась на его равнодушие, он знал это. И ненавидел, но это было необходимо.

Кажется, девочка не вполне представляла себе тот ад, что творился в его душе. Стоило допустить во внутренний пожар желания хоть каплю кислорода, и взрыв будет неизбежен. Кейон не сможет себя контролировать, они потеряют целый день и не останется ничего, кроме пепла.

А затем наступит ночь, и она снова будет недостаточно защищена. По его вине. Кейон не хотел нести эту ношу и рисковать ее жизнью. К вечеру Джессика будет защищена настолько, насколько он может это обеспечить. А до тех пор он не мог позволить себе прикоснуться к ней, потому что знал, что не остановится. Всю ночь Кейон наблюдал, как она спит, изучал ее лицо в меняющемся свете, от лунного серебра до розового рассвета. Запоминал ее лицо. Если бы он был скульптором, то смог бы вырезать ее черты в камне, даже ослепнув.

Стоять и смотреть на нее, не смея коснуться, было для него пыткой. И счастьем. Столетия назад он научился получать удовольствие от жизни, несмотря на обстоятельства, в которых оказался.

Проснувшись, Джессика перекатилась на бок и посмотрела на него сонно-сексуальным взглядом. Ее кудряшки растрепались во сне. Ему удалось увидеть то, что мог знать только любовник, — как она выглядит по утрам, разрумянившаяся ото сна, с мягкими губами, со спутанными волосами. Она просыпалась мягкой и теплой, слегка сбитой с толку, но откровенно чувственной. От одного ее вида хотелось сгрести ее в объятия и сделать своей.

Кейон представил, как выходит из зеркала, срывает с нее джинсы, быстро и жестко овладевает ею, а уже потом сажает в машину.

Но он слишком хорошо себя знал, чтобы заблуждаться по поводу «быстро и жестко» с Джессикой. Жестко? Айе. Быстро? Да ни за что на свете. Если он начнет, то не сможет остановиться, и ее жизнь, и его месть, все отступит перед страстью.

Этот день он собирался посвятить поиску необходимых вещей, еды, краски, игл и охранных камней.

Завтра он сможет потребовать свою женщину себе. А будет еще послезавтра, и послепослезавтра. Как только Джесси будет вне опасности, он отдаст ей каждый миг своей свободы.

— Мне следует упаковать для вас эти вещи, сэр? — спросил продавец.

Кейон кивнул и посмотрел туда, где стояла Джессика. Когда он оборачивался в последний раз, она стояла, скрестив руки на груди, отчего ее бюст приподнялся еще больше, чем обычно. Она выпятила пухлую нижнюю губу и нетерпеливо притопывала ногой.

Теперь ее нигде не было.

Куда она делась, черт побери? Он же сказал ей не двигаться. На английском языке. А со слухом у нее было все в порядке.

— Сэр, палатка вам тоже нужна?

— Нэй! — прорычал Кейон, глядя на мужчину, который стоял теперь спиной к нему у той же стойки, где раньше была его женщина.

Это из-за него ушла Джессика? Незнакомец полез к ней, что-то сделал? Он убьет этого сукиного сына.

Кейон рассматривал помешавшего ему незнакомца. Тот был высоким, мощного телосложения, одет в темные брюки, черные ботинки и черную кожаную куртку. Длинные темные волосы были заплетены в косы и завязаны кожаным шнурком.

Так собирали волосы горцы прошлого, и эта традиция родилась еще до Кейона. И выглядели волосы так же, если только горцы, готовясь к битве, не выбеливали их гашеной известью, чтобы нагнать дополнительного страха на изнеженных римских чистоплюев.

Незнакомец явно много о себе воображал, это было видно по тому, как он стоит, как держит себя. Он излучал высокомерие. И не нравился Кейону. Совсем не нравился. Если этот урод сказал Джессике хоть слово, он покойник.

— Джессика! — рявкнул он. — Где ты, девочка? Ответь мне!

Ответа не было.

Кейон осмотрел магазин, ища глазами ее темную кудрявую макушку. Куда она могла уйти?

Он не мог найти ее при помощи друидского чутья, но рассчитывал, что сканирование помещения поможет ее обнаружить. Она была уникальна и казалась островком спокойствия и тишины в шумном окружении.

Кейон накрыл магазин сетью, потянулся чувствами, ощупывая пространство.

Чужое касание такого же щупа было настолько неожиданно и настолько сильно, что он вздрогнул.

И немедленно захлопнул ментальные стены, поднимая щиты один за другим, запечатывая себя. Отгораживаясь от этой непонятной дряни, чем бы она ни была.

Эти щиты и стены никогда не требовались ему раньше.

Никто и никогда не мог прочитать его мысли, даже Лукан при помощи темных искусств. Это была одна из особенностей, которые дико злили его тюремщика. Лукан до сих пор не мог прозондировать его, даже по прошествии тысячи лет, на протяжении которых он постоянно набирал силу и знания. Лукан не оставлял попыток, поскольку верил, что Кейон знает заклятия, которые скрывает от него (Кейон действительно знал и скрывал), и старался так или иначе выведать их (что не получалось и не получится).

Ни разу во время попыток Лукана Кейон не ощутил даже прикосновения к своему разуму. Тревейн не мог так глубоко проникнуть в его мозг.

А только что он ощутил вполне отчетливое вторжение в разум. Очень особое вторжение, хотя Кейон вряд ли мог сказать так о первом прикосновении. Но то, что его коснулось, обладало такой сложной структурой и было таким древним — куда более древним, чем он сам, — что он не мог бы назвать это… человеческим. А если это и был человек, то таких людей он никогда раньше не встречал.

Сосредоточившись, Кейон толкнул силу обратно в том направлении, откуда пришло странное чувство, пытаясь определить его источник.

Мужчина у стойки внезапно резко обернулся и начал шарить глазами по помещению.

Странные золотистые глаза встретились с глазами Кейона, и их взгляды встретились поверх рядов вешалок с одеждой и принадлежностей для кемпинга. У незнакомца были древние, внимательные глаза, выдающие острый интеллект.

Это были глаза необычного друида.

Кейон оттолкнул плечом продавца с остекленевшим взглядом и зашагал к незнакомцу, сталкивая с дороги вещи.

— Кто ты такой?

— Кто ты такой? — холодно осведомился незнакомец. Мягко. Высокомерно. Без промедления и даже не задумавшись, он двинулся вперед так же плавно и уверенно, как и Кейон.

Они встретились в проходе, остановились в дюжине шагов друг от друга и начали двигаться по кругу, как два диких зверя, готовящихся к битве за территорию и право спаривания.

Кейон почувствовал, как град ударов обрушился на ментальные стены, которые он воздвиг. Он не стал уклоняться, анализируя и оценивая силу противника.

А затем изо всей силы ударил в ответ. Один раз.

От силы удара череп незнакомца должен был расколоться.

Но если его противник что-то и ощутил, то ничем этого не выказал. Кто же он такой?

— Где моя женщина? — зарычал Кейон.

— Я не видел твою женщину.

— Если ты тронул хоть волос…

— У меня есть своя женщина. Твоя ей и в подметки не годится.

— Ты ищешь смерти, горец?

— Нэй, — рассмеялся тот в ответ. — Я уже давно оставил это занятие. В Манхэттене, на обледеневшем карнизе пентхауса.

• Предыдущая
• 42/70
• Следующая