Мой единственный - Линдсей Джоанна - Страница 1

• 1/62
• Следующая

Юная Джулия Миллер — одна из богатейших наследниц Англии, мечта многих охотников за приданым. Могла ли она предположить, что таинственный красавец француз, принявший ее за другую на маскараде и подаривший первый в жизни поцелуй, в действительности английский джентльмен, девять лет назад бежавший из дома от деспотичного отца? Тот самый Ричард Аллен, с которым их еще в детстве обручили родители? Всю свою жизнь Джулия мечтала освободиться от ненавистного жениха, но теперь былая неприязнь уступает место совсем другому чувству.

Должно быть, очень странно считать Гайд-парк чем-то вроде собственного заднего двора. Но Джулия Миллер не находила в этом ничего необычного. Она выросла в Лондоне и, сколько помнила себя, почти каждый день каталась в парке верхом. С самого первого пони, которого ей подарили в детстве, и до последовавших за ним чистокровных кобылок. Знакомые и незнакомые люди приветливо махали ей руками, просто потому, что привыкли видеть ее на аллеях парка. Леди и джентльмены, мелкие служащие, бегущие через парк по делам, садовники — все замечали Джулию и считали своей.

Высокая, светловолосая, модно одетая, она всегда отмечала на улыбки и приветствия. Дружелюбная по природе своей, Джулия всегда располагала к себе людей.

Она выросла в одном из самых фешенебельных кварталов города, но ее семья никогда не входила в высшее общество. Джулия жила в одном из самых больших особняков на Беркли-сквер, потому что подобные дома были по карману не только аристократам. Собственно говоря, ее семья и обрела фамилию, только когда ремесленник, взявший себе имя по названию своей профессии, в середине XVIII века одним из первых выстроил себе дом на Беркли-сквер, едва эта площадь появилась в городе. И Миллеры[1] жили там на протяжении многих поколений.

В округе Джулию хорошо знали и любили. Ее ближайшая подруга Кэрол Робертс, дочь знатного человека, так же как и остальные благородные дамы, с которыми она познакомила Джулию, равно как и соученицы из дорогого пансиона, приглашали ее на балы и приемы. Они совершенно не боялись, что хорошенькая и богатая невеста отобьет у них поклонников, потому что Джулия уже была помолвлена. Помолвлена едва не с колыбели.

— Удивительно встретить тебя здесь, — раздался женский голос за спиной Джулии. Кобылка подъехавшей Кэрол Робертс легкой рысью пошла рядом с лошадью Джулии. Та улыбнулась своей миниатюрной темноволосой подруге:

— Это я должна так говорить. Ты так редко ездишь верхом!

— Знаю, — вздохнула Кэрол. — Но Гарри не любит, когда я выезжаю одна, тем более что мы мечтаем о первенце. Боится, что я потеряю его, даже не узнав, что он зачат.

К сожалению, многие заядлые наездницы, увлекшись верховой ездой, теряли детей.

— Почему же ты рискуешь?

— Потому что в этом месяце ребенок уж точно не был зачат, — расстроенно вздохнула Кэрол.

Джулия сочувственно кивнула.

— Кроме того, — добавила Кэрол, — мне так недостает наших с тобой прогулок, что я готова пойти наперекор Гарри. Хотя бы на те несколько дней моих месячных, когда мы оставляем свои попытки.

— Кроме того, когда ты уезжала, его не было дома. Верно? — догадалась Джулия.

Голубые глаза Кэрол лукаво блеснули.

— Да, и я вернусь до его приезда! — рассмеялась она.

Но Джулия знала, что Кэрол ни за что не поссорится с мужем. Гарольд Робертс обожал жену. Они знали и любили и друг друга еще до первого сезона Кэрол, состоявшегося три года назад. Так что никто не удивился, когда они обручились через пару недель после ее дебюта и поженились несколько месяцев спустя.

Кэрол и Джулия всю жизнь соседствовали. Обе жили на Беркли-сквер, и их дома разделял только узкий переулок. Даже окна их спален смотрели друг на друга — подруги сумели это устроить, — так что они могли постоянно переговариваться, даже не повышая голоса. Неудивительно, что их дружба крепла.

Джулия очень скучала по Кэрол. Хотя, когда та бывала и Лондоне, они часто виделись, Кэрол больше не жила рядом. Выйдя замуж, она перебралась в дом мужа, довольно далеко от Беркли-сквер, и три-четыре раза в год супруги уезжали в фамильное поместье Робертсов. Гарольд надеялся, что они смогут жить там постоянно, но Кэрол до сих пор противилась этой идее.

К счастью, Гарольд был не из тех властных мужей, которые вечно стремятся поставить на своем и принимают pешения сами независимо от желаний жены.

Несколько минут они ехали бок о бок, но Джулия, пробывшая в парке около часа, предложила заехать в кондитерскую и съесть мороженого.

— Еще слишком рано и недостаточно жарко для мороженого, — отказалась Кэрол. — Но я ужасно проголодалась И соскучилась по пирожкам миссис Кейблс. У вас по-прежнему подают пирожки на завтрак? И вы все также устраиваете утренний буфет?

— Разумеется. Почему что-то должно измениться, если ты вышла замуж?

— Знаешь, Гарольд отказывается украсть у вас кухарку. Я приставала и приставала, умоляя его хотя бы попытаться.

— Знает, что она ему не по карману! — усмехнулась Джулия. — Каждый раз, когда кто-то пытается ее переманить, она приходит ко мне и я повышаю ей жалованье. Она знает, с какой стороны хлеб маслом намазан!

Джулия сама принимала подобные решения, потому что отец больше был не в силах этим заниматься. Мать в свое время хозяйством не занималась. Хелен Миллер в жизни ничем и никем не управляла, даже слугами. Эта крошечная женщина вечно боялась обидеть окружающих, будь то лакеи или горничные. Пять лет назад они погибла в перевернувшемся экипаже. Этот несчастный случай оставил Джеральда Миллера калекой.

— Как отец? — спросила Кэрол.

— Все так же.

Кэрол всегда это спрашивала и крайне редко получала иной ответ.

«Ему повезло остаться в живых», — твердили доктора, когда ошеломили Джулию своим диагнозом: Джеральд уже никогда не будет прежним. Слишком сильна была травма головы. Семь переломов в конце концов срослись, но разум не вернулся. Доктора были с ней откровенны и не оставили надежды. Отец будет нормально засыпать и просыпаться, сможет даже есть, если его кормить с ложки. Но не сможет связно мыслить и разговаривать. И с его уст не сорвется ничего, кроме бессвязного бреда. Повезло остаться в живых?

Джулия часто засыпала в слезах, думая об этом.

И все же Джеральд опроверг предсказания докторов. Как-то через год после роковой поездки он ненадолго пришел в себя, а потом это стало случаться каждые несколько месяцев. Прекрасно сознавал, кто он и где находится. Помнил, что с ним случилось. Но в первые несколько раз Джеральда охватывала такая ярость, что моменты просветления трудно было назвать благом. Но он помнил! Каждый pаз вспоминал предыдущие периоды ясного сознания. На несколько минут, на несколько часов снова становился собой. Но это никогда не длилось слишком долго. И в промежутках сознание снова меркло.

Доктора не могли это объяснить. Они вообще не ожидали, что временами инвалид будет приходить в себя. И по-прежнему не давали надежды на то, что когда-нибудь он поправится. Называли его моменты просветления счастливой случайностью. По их словам, подобных явлений никогда не случалось. Она предупреждали Джулию, что вряд им это случится снова. Но это случалось.

Когда отец в третий раз пришел в себя, сердце Джулии сжалось от боли.

— Где твоя мать? — спросил он.

Ей советовали не волновать отца, если он когда-нибудь снова «проснется», а это означало, что нельзя говорить ему о смерти жены.

— Она уехала за покупками. Ты… ты знаешь, как она любит ездить по магазинам.

Отец рассмеялся. Любовь матери к покупкам была едва ли не единственным ее увлечением. Она часами пропадала в магазинах, где покупала совершенно не нужные вещи. Но Джулия сама еще была в трауре. И ей труднее всего было улыбаться, сдерживая слезы, пока он снова не погружался в серое царство небытия.

• 1/62
• Следующая