Последний рыцарь Тулузы - Андреева Юлия Игоревна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/61
• Следующая

Петр Арагонский был в красном, с гранатовым ожерельем на груди и изящным женским шарфом на плече, которым он, по всей видимости, очень гордился. Мне уже случалось видеть этого рыцаря прежде. Петр Арагонский был высок и худ. Он не писал стихов, не любил менять лошадей и оружия, был весьма сведущ в соколиной и псовой охоте. Но самое главное – был редкостным интриганом и весьма мстительным и желчным человеком, так что с ним невольно приходилось держать ухо востро.

Во всяком случае, если бы я хоть раз наступил ему на ногу или каким-то иным способом вызвал его немилость, мне не следовало уже расслабляться в его присутствии.

Тем не менее я знал, что из этих троих рыцарей бояться стоит именно моего такого спокойного и тихого с виду хозяина.

Потому как, если Роже-Тайлефер Транкавель был резок, силен и скор на расправу, а Петр Арагонский мог незаметно стравить между собой противников, чтобы, когда те как следует вцепятся друг в дружку, присвоить себе их добычу и взять в плен их самих, Раймон мог сначала погладить по головке, а потом сунуть эту самую головку в петлю. Иными словами – мой сеньор был славен тем, что он был непредсказуем.

– Я бы хотел, чтобы вы, достойный брат... Надеюсь, что теперь, после того как я женился на вашей достойной сестре, а вы попросили руки моей, я могу называть вас так?.. – Раймон улыбнулся.

– Разумеется. – Не желая сдерживать своего гнева, Роже метался по часовенке, подобно запертому в клетке тигру.

– Так вот, любезный брат, я уже говорил вам, что все военные операции, в которых я так или иначе участвую, я привык обсуждать с моим другом Анри Горгульей, который более опытен в этих делах, чем легион боевых чертей. Поэтому не сочтите за труд, и перескажите ему свою историю, дабы он смог помочь нам мудрым советом.

Я насторожился: обычно с меня не спрашивали мудрых советов. С самого детства Романе привык к словам: «Я хочу», а дальше уже я начинал соображать, как сделать так, чтобы это «хочу» исполнилось.

– Не понимаю, для чего я должен пересказывать историю, каждое слово которой, подобно каплям расплавленного свинца, прожигает мое сердце? – Роже сел напротив меня, какое-то время мы, не отрываясь, смотрели друг на друга. Затем он продолжил: – Возможно, мой брат прав, и я должен сперва вывернуть перед вами душу, чтобы вы решили, будете ли участвовать в задуманном нами деле и согласитесь ли жертвовать своей жизнью ради восстановления справедливости, поруганной чести и всего святого, что только есть в мире.

– Благородный сеньор, если вы не желаете посвящать меня в курс дела, уже по тому, что вы сказали о справедливости и чести, я готов не только участвовать в нем, но и отдать свою жизнь до последней капли крови, ради того чтобы справедливость и честь восторжествовали. – Я выдержал королевскую паузу, наблюдая за тем, как меняются лица присутствующих. – Тем не менее, если бы вы посвятили меня в некоторые подробности предстоящего дела, уверен, это помогло бы мне стать наиболее полезным для вас. – Я вежливо склонил голову перед Роже-Тайлефером.

Каркассонский сеньор порывисто пожал мою руку. Он снова был в тяжелых перчатках.

– Все произошло в тот печальный год, когда мой отец, прославленный и знаменитый виконт Раймон Транкавель, вместе с юным Арагонским королем, королями Англии и Франции выступили против отца Романе, Раймона Пятого, да ниспошлет Господь ему долгие годы жизни. Тулузскому графу тогда исполнилось всего лишь десять лет, но он уже тогда был доблестным рыцарем и великолепным военным стратегом.

– О, не стоит преувеличивать доблести моего отца и преуменьшать, таким образом, славу и победы вашего благородного родителя, – вмешался Романе, которому польстило то, что его отца назвали великолепным военным стратегом.

На самом деле каждый в Тулузе, да и вообще в Лангедоке, знал эту историю. Когда пропели трубы второго крестового похода, отец Раймона Пятого граф Альфонс Непорочный спешно отбыл в Святую землю, прихватив с собой свою любимую дочь Индию и свалив на плечи старшего сына, которому тогда едва исполнилось девять лет, все свое огромное графство.

Неудивительно, что Каркассонский виконт, вкупе со своим родным племянником, королем Арагона, и при участии злейшего врага Тулузы, из-за которого и в моей жизни все пошло шиворот-навыворот, короля Генриха Второго Английского и короля Франции, вознамерились отхватить себе по куску от тулузского пирога.

Это не мог допустить юный Раймон. Посему он заключил союз с королем Франции против остальных своих врагов, женившись на его сестре Констанции, овдовевшей графине Булони, которая уже тогда была вдвое старше юного графа. Сочетавшись браком и принеся вассальную клятву Франции, Раймон спас свое графство.

Французская армия разрозненными отрядами начала нападать на земли, принадлежащие королю Англии, а именно на Анжу и часть Перигора, так что тому пришлось отзывать войска с тулузской земли и прикрывать собственные тылы.

– Позвольте же мне начать эту скорбную повесть, – улыбнулся Роже. – Если бы наши земли находились не вплотную друг к другу, у нас было бы меньше поводов для ссор и взаимных притязаний. В той ситуации победили вы, и я должен признать, что сделали вы это с честью и благородством. Так что я вовсе не собираюсь унижать чём-то достоинства славного Каркассона. Тем не менее я продолжаю.

Во время похода против Тулузы армия Каркассона состояла не только из рыцарей, лучников и копейщиков, находящихся на содержании у виконта, моего отца. Немало воинов поставили и сами Каркассон и Безье, которые формировали свои отряды и самостоятельно, содержа воинов за счет собственной казны, оплачивая лошадей, вооружение и даже добиваясь некого единообразия в одежде, что могут себе позволить далеко не все известные мне рыцари.

Именитые горожане Каркассона и Безье живут в настоящих дворцах и занимаются, по уговору с моими предками, самоуправлением – так что Каркассонский сюзерен волен получать богатую дань, требовать воинов и все, что причитается ему по закону, но не больше этого.

Совет горожан может в случае надобности одолжить денег своему сеньору. Но ни под каким предлогом ни один из рыцарей этих городов не может забрать себе понравившуюся девчонку или безнаказанно попользоваться чьим-то винным погребом – не заплатив.

Я говорю это для того, чтобы вы поняли нравы, царящие в моих городах.

– Ничего удивительного. Мы в Тулузе стараемся придерживаться сходных правил и ни сколько не жалеем об этом. Мы живем в просвещенное время и управляем не дикарями, а благородными рыцарями, те, в свою очередь, – своими землями и живущими на них крестьянами. Следовательно, и методы управления должны быть возвышенными и соответствовать законам Любви, Благородства и Чести.

– Да, точно подмечено. Все то же самое я могу сказать и об Арагоне! – вступил в разговор долговязый король.

Я вовремя сдержался, чтобы не порассказать этим привыкшим не вылезать из-за своих крепостных стен господам о том, как иные рыцари обходятся с крестьянами, но вовремя сдержался.

– Однажды во время злополучного похода против Тулузы, один из горожан Безье подрался с рыцарем. Честное слово – я не помню, как звали ни того, ни другого, и если бы знал, какие события повлечет за собой это рядовое мордобитие, с охотой удавил бы обоих. Ведь именно эта ссора и положила начало моего несчастья и позора.

Рассерженные таким неуважением к дворянскому званию, гербу и рыцарским шпорам бароны потребовали от моего отца, чтобы тот выдал им горожанина, дабы они могли наказать его так, как тот заслуживал.

Мой отец отдал им проклятого драчуна, даже особо не задумываясь о том, что это может повлечь за собой.

Понятия не имею, что именно сделали с этим бедолагой. Одно можно сказать определенно: он остался жив. Помню, отец говорил, что горожанина подвергли какому-то позорному наказанию, но, по младости лет, я не понял, что же произошло на самом деле.

• Предыдущая
• 32/61
• Следующая