Наследница трона - Хеннен Бернхард - Страница 27

Когда плохая погода пять дней назад загнала их в гавань Эстербурга, они встали на якорь точно так же, как и здесь, посреди портового бассейна. Большей части команды приходилось оставаться под палубой, когда на борт приходил комендант порта с инспекцией военного корабля. И позже, когда они принимали на борт питьевую воду и продукты, помогать грузчикам имели право только горстка избранных.

Родриго почесал между ног. Почти вся команда чувствовала себя так же, как и он, всем не терпелось наконец лечь с женщиной. Гребец задумчиво ухмыльнулся. Господь к нему благосклонен. Господь и Альфонсин. Должно быть, наводчик рекомендовал его. Так оно и было. Иначе как объяснить то, что писарь выбрал именно Родриго из всей толпы гребцов? Нужно будет поставить Альфонсину бутылку водки. Он должен сделать это для канонира! Альфонсин даже поделился по-братски премией в две золотые монеты, хотя они почти не знали друг друга. Хороший парень этот наводчик.

Альфонсин наверняка завидует ему сейчас. Гребец подумал о том, как он здорово поскачет на черноволосой. В ней есть огонек, это видно по глазам. Он облизал губы. Когда он думал о ней, кровь приливала у него между бедер.

— У тебя есть еще одно письмо?

Родриго очнулся от мечтаний. Удивленно поглядел на рыцаря.

— Дай мне второе письмо!

— Я не могу этого сделать, господин. Оно предназначено не для вас. Я должен отдать его рыцарю в припортовой таверне.

— Думаешь, это умно — возражать мне?

Родриго заметил, как напряглись сухожилия на шее ветерана.

— Господин, я не могу…

— Здесь я решаю, что ты можешь! Давай письмо, или же я возьму его сам!

Родриго оглянулся на дверь. Он не успеет добежать. А даже если успеет, снаружи наверняка стоят стражники. Он схватился за сумку.

— Мне придется доложить об этом своему капитану. Мне…

Пощечина сбила его с ног, словно удар копытом. Родриго упал на пол, оглушенно замотал головой. Рыцарь забрал письмо. Достал кинжал и очень осторожно вскрыл, не сломав при этом печать. Отблески огня отражались на клинке. Он был остер, словно бритвенное лезвие.

Родриго немного отодвинулся от рыцаря. Теперь он был ближе к двери. Медленно поднялся. Что скажет писарь, если узнает? Может быть, будет умнее умолчать обо всем этом.

Лицо рыцаря казалось вытесанным из камня, когда он читал письмо. Лоб над разбитой переносицей прорезала глубокая морщина. Он медленно покачал головой. Рука, в которой он держал кинжал, слегка дрожала.

Родриго охватила странная мысль о том, что содержащиеся в письме слова отравили рыцаря. Внезапно он показался ему старше.

— Может быть, ты хочешь рассказать мне что-то еще о написавшем это письмо? — вдруг спросил рыцарь, приближаясь к Родриго.

Гребец пытался прочесть по лицу громилы, что тот задумал. Если он скажет что-то другое, не то, что говорил раньше, то будет выглядеть лжецом. Умнее придерживаться дороги, по которой он уже начал идти.

— Ну, наш капитан славный малый. Хорошо заботится о своей команде. У него…

Удар кинжала последовал быстро, словно укус змеи.

Родриго недоверчиво уставился на оружие, которое рыцарь всадил ему под ребра.

— Что… — Во рту появился металлический привкус. Ноги подкосились.

— Ты даже не знаешь, за что умираешь, не правда ли? — Голос рыцаря звучал теперь на удивление мягко. Он совершенно не подходил к его суровому лицу.

Родриго подумал о черноволосой девушке. Он хотел зарыться лицом в ее волосы. Интересно, как они пахнут? Он закрыл глаза. Боль была вполне терпимой. Когда он выдохнул, перед глазами у него стало черным-черно.

Люк прислушался к звуку своего дыхания. Он не знал, спит ли он или бодрствует. От каждого вдоха легкие пекло огнем и царапало, словно мелким песком.

Было темно. Его руки нащупали тонкое одеяло. Теперь до его сознания донесся еще один звук. Дождь, падающий на камни мостовой.

Было жарко. Он открыл глаза, но было по-прежнему темно.

Он испуганно ощупал свое лицо. Глаза его закрывала тугая повязка. Что произошло?

— Итак, ты наконец проснулся.

Женский голос казался незнакомым. В нем был странный оттенок. Он пробудил в нем страх. Однажды он уже слышал этот голос, но не мог припомнить, где именно.

— Что с моими глазами? Я…

Он запнулся. Что случилось с его голосом? Он казался чужим. Хриплым, немного неразборчивым, словно язык отвык произносить слова.

— Ты очень долго спал, и дневной свет причинит боль твоим глазам. Ты можешь даже ослепнуть. Повязка защищает тебя.

— Сейчас день?

— Да.

Люк попытался собраться с мыслями. Ему казалось, что снилась мать. Он спал у нее на руках. Все заботы оставили его. Давно он не вспоминал о ней.

Когда он вспоминал деревню Ланцак и свою семью, его мысли гораздо чаще кружились вокруг отца.

Почему он лежит в постели?

— Меня ранили в битве?

— Ты пережил собственную казнь.

Пальцы Люка вцепились в одеяло. Воспоминания вернулись все разом. Эльфийская колдунья. Его отчаянная попытка добраться до руин порта и избежать ужаса. Он помнил, как коснулся светлого камня и тут что-то схватило его и утащило в глубину. Испуганно ощупал свои ноги и с облегчением вздохнул. Но почему он все еще жив?

— Кто ты?

— Эльфийка, приказавшая казнить и спасти тебя, Люк де Ланцак, витязь Нового Рыцарства.

Ужас и облегчение охватили Люка одновременно. Он не понимал, почему эльфийка ведет с ним такую игру. Но какому же смертному дано понять эльфов?

— Мои товарищи тоже живы?

— Нет.

Он судорожно сглотнул. Если бы он только мог видеть эту проклятую эльфийку. Интересно, улыбается ли она сейчас?

— Тебе доставляет удовольствие быть жестокой?

— Ты считаешь, что это жестоко — то, что ты все еще жив?

— Почему я? Почему никто другой? Что во мне такого особенного? Что ты рассчитываешь получить от меня? Я не лучше и не хуже своих товарищей. И если ты думаешь, что я предам свою Церковь или свой орден, потому что еще юн и неопытен, то ты ошибаешься.

— Ты единственный, кто провел свою последнюю ночь за тем, что писал любовное письмо. Может быть, именно поэтому я выбрала тебя.

Люк сел на постели. Моргая, он пытался разглядеть хоть что-то сквозь повязку. Однако его окружала ночь.

— Ты читала его, — с горечью произнес он. — Это следует из твоих слов.

Она рассмеялась.

— Я эльфийка, Люк. Я бесстыжая и злая. Так ведь вы, рыцари Тьюреда, думаете о нас.

Шум дождя перекрыл раскат грома, глухой и далекий. Люк услышал крик. Голос казался нежным и в то же время огорченным. Точно так же, как раскат грома пронизал его до самого живота, этот крик пронизал его до самого сердца.

— Что это за место?

— Мой дворец.

— Кто это кричал? — Теперь рыцарю показалось, что он слышит всхлипы.

— Это Мириэлль. Она потеряла родителей и руку в ту ночь, когда пришли вы. Когда гремит гром, она убегает в угол комнаты и крепко прижимается к стене, словно хочет стать с ней единым целым. Она хочет бежать от этого мира. И кричит от боли. Больше она ничего не говорит. Начался сезон дождей. Каждый день гроза. И каждый день она заново переживает ту ночь, когда умерли ее родители. Говорят, что я самая великая волшебница своего народа, но я не могу отнять у нее боль. Мой дворец полон детей, которым я не могу вернуть то, что отняли у них вы, рыцари.

Снова пророкотал гром, за ним последовал крик.

— А сейчас мне нужно идти. Люк. Я завешу окна. Послушай грозу. Мне помогает, когда я сижу в темноте и слушаю дождь. Иногда нужно побыть в темноте, чтобы снова суметь видеть ясно.

Люк слушал, как удалялись ее шаги. Внезапно она застыла.

— И вот еще что. Я не читала письмо. Ты рассказал об этом, пока спал. То, что ты говорил, было не особенно поэтично. Слова были подобраны не очень удачно. Но, тем не менее, должна признать, что они тронули меня.

Внезапно ее шаги слились с шумом дождя. Когда она ушла, он негромко взмолился о том, чтобы больше не было грозы.