Рука Москвы - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 18

Допрос проведен заместителем начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР полковником Лихаревым в присутствии секретаря заместителя начальника Секретариата МГБ СССР полковника Гровермана.

ВОПРОС. Вам предъявляется постановление об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей по пунктам «в» и «е» статьи 136 и пункту «б» статьи 193-17, а также по пункту «б» статьи 58-I УК РСФСР. Намерены ли вы дать на следствии правдивые показания о совершенных вами преступлениях?

ОТВЕТ. Я не знаю, в чем меня обвиняют.

ВОПРОС. Вы обвиняетесь в измене Родине, в шпионаже в пользу британской разведки, а также в националистической контрреволюционной деятельности. Вы можете смягчить свою вину чистосердечным признанием. Вам представляется возможность дать письменные показания. Намерены ли вы воспользоваться этой возможностью?

ОТВЕТ. Да, я намерен дать письменные показания.

Министру МГБ СССР

генерал-полковнику Абакумову В. С.

от арестованного Мюйра

Многоуважаемый Виктор Семенович!

Пишет Вам капитан госбезопасности Мюйр, которого Вы, может быть, помните, так как в феврале 1943 года после отражения контрнаступления немцев в районе деревни Дюдино Псковской области Вы лично обняли меня перед строем и наградили орденом Красной Звезды, сняв его со своей гимнастерки, за то, что возглавляемый мною взвод заградотряда сумел подавить панику в рядах пехотного батальона и тем самым предотвратил прорыв нашей обороны. Тогда же по Вашему приказу я был направлен на краткосрочные офицерские курсы и после окончания их получил звание лейтенанта и вернулся на фронт в контрразведку «СМЕРШ», которой Вы руководили.

Многоуважаемый Виктор Семенович, меня обвиняют в измене Родине, в шпионаже и в контрреволюционной деятельности, но настоящая причина моего ареста в другом. Чтобы объяснить ее, нужно начать с событий довоенного времени.

В 1938 году после окончания реального училища я поступил на службу в канцелярию таллинской мэрии. Сделал я это по приказу моего отца Феликса Мюйра, одного из организаторов Коммунистической партии Эстонии и руководителя восстания в Таллине в 1924 году. После государственного переворота 12 марта 1934 года и перехода Эстонии к фашистской диктатуре моя мать, тоже известная революционерка, была арестована и умерла в тюрьме, а отец перешел на нелегальное положение. Моя служба в мэрии давала мне возможность снабжать подпольщиков нужными им документами.

Весной 1939 года я обратил внимание на то, что в канцелярию мэрии стал часто приходить начальник отдела продовольственного снабжения интендантства Таллинского гарнизона лейтенант Альфонс Ребане и регистрировать свои сделки по покупке недвижимости, главным образом земли. В это время, накануне заключения пакта о взаимопомощи между Эстонией и Советским Союзом, из республики начали уезжать богатые люди и распродавать свою собственность. Количество сделок было таким большим, что невольно возник вопрос, на какие средства они совершаются. Жалованье Альфонса Ребане в интендантстве было незначительным, и можно было предположить, что средства эти образуются от взяток, которые Альфонсу Ребане могли давать поставщики продовольствия.

Я сообщил о своем наблюдении отцу. Он сказал, что это ценная информация, ее можно использовать для вербовки Ребане, который мог поставлять подпольщикам важные сведения экономического и военного характера. Вскоре был сделан вербовочный подход, но он не увенчался успехом. Отец рассказал, что Ребане не испугался угрозы разоблачения его как взяточника, так как был, вероятно, уверен, что для обвинения его нет доказательств.

В июне 1940 года, незадолго до вхождения Эстонии в состав СССР, Ребане уволился из армии и на некоторое время исчез из моего поля зрения. Как позже стало известно, он устроился строительным рабочим в порту и жил на старом маяке, снимая комнату у смотрителя маяка. В августе 1941 года, когда немцы уже были на подступах к Таллину, Альфонс Ребане передал мне записку о том, что хочет со мной встретиться. При встрече он сказал, что знает, что мой отец является одним из руководителей НКВД. Он попросил меня передать отцу, что он согласится работать на органы, если наши помогут его девушке, Агнии Штейн, еврейке по национальности, эвакуироваться в Англию. На мой вопрос, почему он не отправил ее в Англию раньше, Ребане ответил, что считал слухи о массовых расстрелах немцами евреев коммунистической пропагандой и не верил им.

Я передал его слова отцу. Он проконсультировался с Москвой и сказал, что на вербовку дано добро. Об этом я сообщил Альфонсу Ребане. Он собственноручно написал и подписал обязательство о сотрудничестве с НКВД. Он просил провести эвакуацию его девушки как можно быстрее, но до захвата немцами Таллина сделать этого не удалось, так как немцы прорвали оборону Таллина раньше, чем ожидалось. Но операцию не отменили, на ней настаивала Москва. В подготовке и проведении операции я не был задействован, а о том, как она была проведена, узнал от одного из ее участников.

Сотрудники НКВД, оставленные в Таллине для организации партизанского движения и подпольной борьбы с фашистскими оккупантами, явились в дом родителей Агнии в форме гитлеровской зондеркоманды, увели ее и спрятали в трюме судна-угольщика. О том, что ее арест был инсценировкой, она узнала только на пути в Англию. О своем благополучном прибытии она известила Альфонса Ребане запиской, которую доставил в Таллин наш агент. Передать эту записку Ребане было поручено мне. Я также передал ему приказ вступить в вермахт. Он сначала отказывался, но затем вынужден был согласиться. Он получил чин капитана и был назначен командиром 658-го Восточного охранно-конвойного батальона. Назначение его сразу на такую высокую должность произошло при содействии нашего агента в германском штабе.

В течение примерно месяца Альфонс Ребане передавал через меня подпольному центру важные сведения о планируемых облавах и карательных операциях. В начале октября 1941 года он вызвал меня на связь и сообщил, что располагает информацией чрезвычайной важности, которую не может доверить мне, а сообщит только руководителю подпольного центра. Этим руководителем был мой отец Феликс Мюйр. Он дал согласие на встречу с агентом.

Встреча состоялась поздно вечером в районе Балтийского вокзала. В заранее обусловленном месте я встретил Альфонса Ребане и провел его на явочную квартиру. Он пришел в форме немецкого офицера. Он вошел в дом, где его ждал отец, а я остался снаружи наблюдать за обстановкой. Вместе со мной был еще один оперчекист — тот, что участвовал в операции по эвакуации девушки Альфонса Ребане и рассказал мне о ее деталях. Неожиданно из дома донеслись выстрелы и одновременно появились гестаповцы. Весь район был окружен немцами, но благодаря хорошему знанию местности нам удалось выскользнуть из оцепления.

На другой день стало известно, что в эту ночь на всех явочных квартирах Таллина были засады, прошли массовые облавы и были арестованы практически все члены подпольной организации. Наш агент, работавший в немецком штабе, сообщил, что организацию выдал Альфонс Ребане, он же застрелил моего отца. Он также передал, что меня разыскивает гестапо. Уже после войны я узнал, что все подпольщики после допросов в гестапо были расстреляны. Был арестован и повешен и наш агент, служивший в немецком штабе. Мне и моему товарищу-оперчекисту удалось уйти из Таллина. При переходе линии фронта я был ранен, пролежал два месяца в госпитале и после выписки добровольно вступил в ряды Красной Армии. В марте 1945 года под Прагой я получил тяжелое ранение в спину и был направлен на лечение в госпиталь имени Бурденко, а затем получил назначение в Таллин, где и служил в МГБ Эстонии вплоть до ареста, занимая должность старшего оперуполномоченного оперативного отдела.

Далее события разворачивались следующим образом. Еще во время службы в ГУКР «СМЕРШ» из допросов пленных я узнал, что командиром 45-го полка 20-й Эстонской дивизии СС является оберштурмбанфюрер СС Ребане, который позже стал командиром дивизии и получил чин штандартенфюрера СС. Я стал интересоваться этим вопросом и установил, что он и был тем Ребане, который дал подписку о сотрудничестве с органами НКВД, а затем стал виновником разгрома таллинской подпольной организации.

После войны, участвуя в операциях по выявлению и уничтожению бандформирований так называемых «лесных братьев», ведущих борьбу против советской власти на территории Эстонии, Латвии и Литвы, из агентурных источников я получил информацию о том, что Альфонс Ребане руководит разведшколой в Англии, где из лиц эстонской национальности готовят диверсантов и забрасывают их в отряды «лесных братьев». При допросах захваченных диверсантов я стал акцентировать свое внимание на его личности и установил, что семьи у него нет, живет он на базе разведшколы в графстве Йоркшир и лишь по понедельникам ездит по утрам в соседнюю деревню и играет на органе в местном костеле. Из этого я сделал вывод, что он так и не встретился в Англии со своей девушкой, что она скорее всего погибла во время бомбежек Лондона, потому что в противном случае он бы обязательно ее нашел.

Зная о том, что подписка о сотрудничестве с НКВД, которую в конце августа 1941 года дал Альфонс Ребане, тогда же была переправлена в Москву, я разработал план вербовочного подхода к нему. Начальник оперативного отдела, а затем и начальник управления вначале проявили очень большой интерес к моему плану, но через некоторое время начальник отдела сообщил мне, что никакой подписки в архивах НКВД СССР не обнаружено и выходить на вербовку Ребане не с чем.

Уже тогда это показалось мне странным, но я не придал этому значения и решил найти другой повод для вербовки.

Мне было известно, что примерно за три месяца до эвакуации в Англию девушка Альфонса Ребане, Агния Штейн, родила дочь, но оперчекист, участвовавший в операции, утверждал, что отправили ее одну. Поскольку подпольщики явились в дом родителей Агнии под видом немецкой зондеркоманды, я полагал, что дочь Агнии спрятали родители, а позже она вместе со всей семьей Агнии погибла в концлагерях, где было уничтожено более тридцати тысяч эстонских евреев. На всякий случай я решил провести проверку. Мне удалось установить, что Роза, дочь Альфонса Ребане и Агнии Штейн, не погибла, а воспитывается в многодетной эстонской семье Марка и Хильды Таммсааре, которые до войны работали дворниками в доме, где проживали родители Агнии Штейн. В начале 1942 года, когда всем таллинским евреям было приказано явиться на сборный пункт, Хильда Таммсааре взяла Розу к себе и выдала ее за свою дочь, которая была ровесницей Розы и незадолго до этого умерла от воспаления легких.

Начальник отдела, которому я представил план вербовки Альфонса Ребане, основанный на этой информации, приказал мне не заниматься ерундой, а сосредоточиться на текущей оперативной работе. Я не согласился с его решением и подал докладную записку начальнику управления. Но он заявил, что дочь какой-то жидовки — не то, на чем можно зацепить этого матерого фашиста, который в бытность его командиром 658-го Восточного батальона расстреливал евреев пачками, и в приказном порядке запретил мне заниматься этой темой. Я вынужден был подчиниться, но считал, что руководство МГБ делает ошибку, упуская возможность заставить работать на нас такую серьезную фигуру, как начальник разведшколы.

Успешная вербовка Ребане открыла бы для советской госбезопасности огромные возможности и позволила в короткие сроки уничтожить все бандформирования «лесных братьев». Я не сомневался, что вербовочный подход окажется успешным, так как знал, что Альфонса Ребане и Агнию связывало очень сильное чувство, и он не останется равнодушным к судьбе своей дочери, тем более что уже в своем восьмилетнем возрасте она была поразительно похожа на Агнию.

Воспользовавшись тем, что один из завербованных мной осведомителей едет в длительную командировку в наше торгпредство в Лондоне, я передал ему сделанную мной фотографию Розы и приказал уже в Англии вложить ее в конверт, на конверте написать «А. Ребане от М.М.» и оставить конверт у пастора того костела в деревне, куда ездит играть на органе Альфонс Ребане. Я не сомневался, что, получив это письмо, он поймет, кем оно отправлено, и найдет способ связаться со мной. Вскоре мой порученец условной фразой в письме сообщил мне, что мое задание выполнено.

Спустя некоторое время из неизвестного мне агентурного источника поступило сообщение, что в Эстонию должен быть заброшен диверсант, прошедший подготовку в разведшколе в Йоркшире. Предполагая, что Альфонс Ребане воспользуется им, чтобы установить со мной связь, я обратился к начальнику отдела с просьбой поручить оперативное сопровождение этого диверсанта мне. На вопрос, чем вызвана моя просьба, я доложил о проделанной мной подготовительной работе и о результатах, которых ожидаю. По его требованию я написал объяснительную записку, но положительного ответа на свою просьбу не получил. Вместо этого меня отстранили от работы, а затем начальник управления издал приказ о переводе меня районным оперуполномоченным на Сааремаа. На мой вопрос, чем вызвано это решение, он в грубой форме ответил, что мне еще повезло, что за мою самодеятельность меня не посадили.

Многоуважаемый Виктор Семенович! Теперь, когда Вы все знаете, Вы поймете, почему я, все обдумав, пришел к выводу, что в руководстве МГБ Эстонии окопались тайные враги советской власти, которые делают вид, что ведут борьбу с бандформированиями «лесных братьев», а на деле им помогают. Ничем иным я не могу объяснить упорное нежелание использовать редкую возможность вербовки такого матерого врага Советской Эстонии, каким является Альфонс Ребане. Буржуазный национализм, с которым сейчас во всем Советском Союзе ведется решительная борьба, проник и в сознание руководящих работников эстонской госбезопасности. И я не удивлюсь, если выяснится, что они окажутся агентами иностранных разведок.

Все это заставило меня написать подробную докладную записку на Ваше имя. Не доверяя почте, я лично привез ее в Москву и хотел вручить Вам. Но в Вашем секретариате мне сказали, что Вы не сможете меня принять ввиду Вашей занятости и предложили оставить докладную, а самому возвращаться домой и ждать решения. Так я и поступил, но на обратном пути меня сняли с поезда и доставили во Внутреннюю Тюрьму МГБ СССР. Я уверен, что мой арест — это следствие клеветнического доноса, которым руководство Эстонского управления МГБ попыталось помешать мне проинформировать МГБ СССР и лично Вас о выявленных мною врагах. Поскольку моя докладная записка, оставленная в Вашем секретариате, до Вас по неизвестным мне причинам не дошла, я счел необходимым повторить здесь все мои доводы и объяснить мои действия.