Психология воли - Ильин Евгений Павлович - Страница 25

Однако считать этот эксперимент бесспорным доказательством возможности перехода непроизвольных реакций в произвольные нельзя по той причине, что полученный автором эффект достигался с помощью косвенных приемов: неуловимых движений (идеомоторики) и создания особого эмоционального состояния. И то, и другое способно само по себе привести к изменению сосудистой реакции. По существу, в эксперименте проявилось произвольное управление эмоциональным состоянием, а вегетативные реакции стали лишь бесстрастными регистраторами изменений в эмоциональной сфере испытуемого.

Обстоятельное обоснование связи воли с сознанием дал С. Л. Рубинштейн [1946]. Во-первых, он поставил вопрос о необходимости установления осознанной связи между потребностью и предметом ее удовлетворения для возникновения волевого действия. «Лишь тогда, когда осознан предмет, на который направляется влечение, и объективное выражение потребности становится осознанным и предметным желанием, человек начинает понимать, чего он хочет, и может на новой осознанной основе организовать свое действие. Существенной предпосылкой возникновения волевого действия является, таким образом, переход к предметным формам сознания» [там же, с. 588]. Во-вторых, С. Л. Рубинштейн поставил вопрос о том, что в волевом действии должна осознаваться не только цель, но и последствия достижения этой цели, и если возникает конфликт между достижением цели и вытекающими из этого последствиями, то такое волевое действие становится более специфическим. Все это вместе взятое приводит к сознательной целесообразности волевых действий, к подчинению непроизвольной импульсивности сознательному регулированию, к приобретению человеком свободы по отношению к данной ситуации, сложившимся обстоятельствам. При этом С. Л. Рубинштейн писал, что «свобода волевого акта, выражающаяся в его независимости от импульсов непосредственной ситуации, не означает, что поведение человека не детерминировано его непосредственным окружением, что оно вообще не детерминировано. Волевые действия не менее детерминированы и закономерны, чем непроизвольные – импульсивные, инстинктивные, рефлекторные – движения, но только закономерность и детерминированность их иная. Из непосредственной она становится опосредованной. Волевое действие опосредуется через сознание личности» [там же, с. 590].

Функция воли, отмечал В. И. Селиванов, состоит в сознательном регулировании человеком деятельности и поведения. Этот автор писал: «Воля – это сознательное регулирование человеком своего поведения и деятельности, выраженное в умении преодолевать внутренние и внешние препятствия при совершении целенаправленных действий и поступков» [1986, с. 112]. П. А. Рудик [1967] также определял волю как сознательное преднамеренное регулирование.

Близко к этому пониманию воли и определение, которое дал К. Н. Корнилов [1957]: воля представляет собой сознательную устремленность человека на выполнение тех или иных действий. Без участия мышления, писал Корнилов, волевое действие было бы лишено сознательности, т. е. перестало бы быть волевым. Воля (целеустремленность) должна быть подчинена сознанию человека.

Приоритет сознательному управлению в понимании сущности воли отдан и Б. Н. Смирновым [1984] в учебнике для техникумов физической культуры, где воля определяется как активная сторона сознания человека, которая, в единстве с разумом и чувствами, регулирует поведение и деятельность человека в затрудненных условиях.

Имеется и другой взгляд на соотношение осознанности и воли. Е. О. Смирнова [1990], рассматривая произвольность и волю как самостоятельные психологические феномены, полагала, что развитие произвольности у детей определяется уровнем осознания своего поведения, а развитие воли – содержанием мотивов, побуждающих активность ребенка, и устойчивостью их иерархии. При таком понимании воля и произвольная регуляция, утверждала Е. О. Смирнова, имеют разное содержание и не совпадают по своим проявлениям. Мотивы ребенка, будучи достаточно устойчивыми и определенными, могут им не осознаваться и не регулироваться. Приведя пример Д. Б. Эльконина, писавшего: «Раз сказав “хочу” или “не хочу”, ребенок продолжает настаивать на них, несмотря на предложение более привлекательного предмета» [1965, с. 258], Е. О. Смирнова без всяких на то оснований считала, что эти действия ребенка не являются произвольными, поскольку здесь ребенок не контролирует себя, ведет себя непосредственно и не осознает своих действий. Но если он их не осознает, то почему же он требует?

Если относительно регуляции мотивов с автором можно согласиться, то с позицией осознания мотивов согласиться трудно. Раз мотивы осознаются, то осознанность связана не только с произвольностью, но и с волей (хотя, с моей точки зрения и с точки зрения многих авторов, произвольность и воля – одно и то же и их разведение ошибочно).

Соотношение воли и сознания. В ряде работ вопрос о сознательном и преднамеренном характере произвольных действий перерос в более широкий вопрос о соотношении воли и сознания. Так, В. И. Селиванов [1986] отмечал, что неправильно считать сознание свойством воли. Воля «не стоит над личностью» в роли некой внешней по отношению к мотивации силы, а является, как и все сознание, атрибутом личности, реальным и необходимым психическим звеном в единой цепи детерминации. В. И. Селиванов отмечал, что понятие «воля» более узко, нежели понятие «сознание», следовательно, не сознание является свойством воли, а воля является свойством (функцией) сознания.

В. И. Селиванов писал, что когда говорят о воле как об активной стороне сознания или деятельной стороне разума и нравственного чувства, то этим еще не определяют волю, а лишь относят ее к категории сознательных явлений. Конечно, замечал он, и это приближает нас к пониманию воли, так как уже не надо искать волевые процессы среди неосознанных форм поведения человека. Определить волю – это, с точки зрения Селиванова, означает раскрыть, в чем заключается «деятельная сторона» сознания, следовательно, выделить специфические признаки воли как особой стороны сознания, признаки, не свойственные другим его сторонам.

Примечательна в этом плане полемика В. И. Селиванова [1975] с А. Ц. Пуни.

А. Ц. Пуни [1973] в любых проявлениях воли выделял три ее структурных компонента: познавательный, эмоциональный и исполнительный.

Познавательный компонент выполняет осведомительную функцию, которая заключается в поиске правильных решений, в контроле за их выполнением и самооценке результатов волевых действий. При этом человек может использовать самоаргументирование.

Исполнительный компонент проявляется в регуляции фактического выполнения решений посредством сознательного самопринуждения.

Эмоциональный компонент усиливает познавательные и исполнительные процессы. Это проявляется, по мнению А. Ц. Пуни, в самомотивировании, т. е. в привлечении моральных мотивов деятельности. При этом человек переживает чувство долга, чести, воодушевления, уверенности и т. п., усиливая тем самым энергию и активность поиска и исполнения решений.

В. И. Селиванов

А. Ц. Пуни

Такой подход вызвал критику со стороны В. И. Селиванова [1975]. А. Ц. Пуни, по мнению В. И. Селиванова, включает в волю фактически все сознание, что приводит к потере или, по крайней мере, к затушевыванию специфики воли как психического явления.

В. И. Селиванов полагал: это произошло потому, что А. Ц. Пуни чрезмерно акцентировал понимание И. М. Сеченовым воли как деятельной стороны разума и морального чувства.

В. И. Селиванов считал, что ничего подобного И. М. Сеченов не утверждал, а наоборот, многократно подчеркивал специфические функции воли, которые сводятся к вызову, прекращению, усилению и ослаблению движения на любой его фазе, к осознаваемой человеком возможности вмешаться в любую минуту в движение и видоизменить его , подавить импульсы к движению (чиханию, кашлю и пр.) и т. д.

Своеобразное понимание соотношения между сознанием и волей имелось у П. В. Симонова [1980]. Хотя он и отмечал огромное значение социально детерминированного сознания в механизмах волевого поведения человека, однако это осталось скорее декларацией, нежели руководством к действию, т. е. к анализу соотношения сознания и воли. Под термином «сознание» П. В. Симонов понимал знание, причем только такое, которое может быть передано другому, т. е. совместное, обобществленное. Другой вид знания, запечатленный в структурах мозга в виде энграмм (следов событий, объектов), он выводил за сферу сознания и относил к одному из видов бессознательного, подсознанию. Еще одним видом неосознаваемого психического является сверхсознание, надсознание. Если подсознание обогащает творчество запасами впечатлений и навыков, которые хранятся в памяти, не будучи осознаваемыми в момент решения творческой задачи, то сам поиск решения П. В. Симонов относил к надсознанию: ведь в человеческой памяти не может храниться в готовом виде то, что еще предстоит найти.