Прыжок в секунду - Вольнов Сергей - Страница 24
- Предыдущая
- 24/94
- Следующая
«Как тебя зовут?» – спросил я. Надо же было отношения налаживать. Дружбу народов, ч-черт, развивать.
Она не ответила. Вот чертовка… однако.
Вдруг мне в голову впрыгнула мысль о том, что она ведь может и не понимать русского. И тут же я спохватился, поправил себя: э-э-э нет, говорил и говорю с ней по-английски, сработала въевшаяся привычка.
Целую тыщу тьма-светов, кажется, проболтал я на инглише – ведь за исключением меня и быстро сгинувшего в ЗОНЕ Ивана среди жителей Бункера ни единого славянина больше не завалялось, вот ведь незадача… Бывших жителей, то есть. И английский являлся единственным средством межнационального общения индивидуумов, надерганных из различных национальностей человечества планеты Земля. Человечества, в истории своего существования вплотную приблизившегося к завершению двадцатого столетия по григорианскому календарю…
Вот все и болтали на английском, в том числе зулуска, аргентинец, японка, китайцы, масай, турчанка… Даже Олра соизволила. Хотя до самого конца постоянно сбивалась на французский и на родной, мадьярский. Между прочим, она когда-то, в школе еще, «проходила» русский, но с ней на «великом и могучем» пообщаться мне толком не довелось. Вот именно, что «прошла» Олра мимо русского языка, как и я в свое время мимо школьного курса английского. Знал бы, насколько пригодится первый международный язык, зубрил бы на уроках инглиш, как нанятый…
Здесь же я в разговорном английском успел поднатореть, это да. «Если зайца долго бить, он в конце-то концов научится зажигать спички». Но другие иностранные «лэнгвичи» я в своем арсенале имел постольку-поскольку, в недостаточно серьезном объеме. И было бы очень досадно, окажись вдруг, что моя ненаглядная гостья не изъясняется по-английски. Лучше и не питать надежды, что она разумеет по-русски, по-украински или по-белорусски, или на крайний случай лопочет по-сербски-польски-чешски-словацки-болгарски. Пришлось бы на первых порах объясняться жестами и гримасами. Ну, ничего, не беда, хотя жаль. Было бы с кем говорить, а способ отыщется. Испанский, французский и немецкий я по ходу тоже немного освоил, куда деваться было… даже на китайском несколько словечек помню.
Повторил я свой вопрос по-русски и снова, четко и раздельно выговаривая слова, по-английски. Никакой ответной реакции. Меня определенно ни в грош не ставили. В сложившейся ситуации. Если, конечно, вообще изволили понять, что я сказал.
Она не отвечала.
Пожав плечами, я ткнул себе в грудь указательным пальцем. «Коля», – произнес четко, внятно. Представился первым, значит. Вполне культурно. Оценит или нет? Она по-партизански отмалчивалась… «Ух, черт»! – не выдержал я и в сердцах воскликнул по-английски:
– Почему мне обязательно должна была попасться тупица?!
И тут по ее личику пробежала тень некоего понимания, осмысленности, скажем так. Она шмыгнула носом, и выраженьице ее личика больше не было похоже на маску идола. В эту секунду я осознал, что она прекрасно понимала все, что я говорил. До единого словечка.
«Ты сам кто такой?!» – вызывающим тоном вопросила она, и такими вот оказались первые слова, сказанные мне девушкой, которая… Впрочем, тогда я еще ни о чем не догадывался, понятия не имел, какое фантастическое совместное будущее ждет нас, хотя определенные планы невольно пытался строить. А кто бы на моем месте не?! После долгого периода абсолютного одиночества…
Спросила она на хорошем английском; хотя и с незнакомым мне акцентом выговаривая слова, но вполне грамотно. Я обрадовался как полоумный. Уже – контакт! Какой-никакой, но произошел. Великолепно, ура-а!
«Я местный, – заявил с полным на то правом. – Живу я здесь, живу».
И это была истина, самая что ни на есть. Избитая до почернения!..»
Местность нагоняла тоску и уныние. Десяток заброшенных деревенских домов утопали в блеклой зелени, простиравшейся до горизонта; грунтовая дорога, впрочем, была хорошо различима, словно ее поддерживали в пригодном состоянии постоянным топтанием. В пользу этого предположения свидетельствовали разнообразные следы, которые в изобилии усеивали грунтовку.
– Эх! – расчувствовался Большой. – Хорошо в краю родном, пахнет сеном и… понятно чем еще.
– Ты о чем? – спросила Маленькая.
– Эта природа… пейзаж. У меня на родине такие же, – произнес мужчина, набирая полные легкие воздуха. – Воздух такой же. Не знаю, что здесь могло стрястись, чтобы местность ухитрилась вдруг удостоиться клейма апокалипсиса, но…
Договорить он не успел. Его перебило переполошенное кудахтанье, исторгаемое множеством птичьих глоток, и винтовочные выстрелы вперемежку с громогласной забористой руганью. На русском матерном!
Из-за поворота выбежал бородатый пожилой мужчина с перекошенным от страха морщинистым лицом. Подобно метеору, он пронесся мимо Большого и Маленькой и буквально вспорхнул на крышу ближайшего домишки.
– Шта стоите, придурки?! Быро сюды, покуда курные не причапали!
Смысл сказанного был понятен без перевода только Большому, но многоголосое осатанелое кудахтанье неумолимо приближалось, и напарники, спохватившись, по-спринтерски рванули к мужику. С помощью его и поминаемой им какой-то там матери они влезли на крышу и распластались там, тяжело дыша. Очень вовремя – минуту спустя все пространство вокруг дома было покрыто злобно кудахтавшей биомассой.
Твари лишь отдаленно напоминали мирных домашних несушек. Их перья больше походили на чешую, на клювах-челюстях виднелись мелкие, но с виду острейшие зубки… Этих курообразных тварей скорее можно было сравнить с древними велоцирапторами, такими же стайными паскудниками, нападавшими скопом.
Вверх они лезть даже не пытались. Мутации, вероятно, затронули не только внешний вид, но и какие-то внутренние свойства. Монструозные выродки будто позабыли, что они где-то как-то являются птицами, и предпочитали исключительно передвижения в горизонтальной плоскости.
К счастью для людей, загнанных на крышу.
Дед, кряхтя и поминая «курных» недобрым тихим словом, распечатал пачку папирос и чиркнул спичкой. Большой медленно, вяло протянул ему руку, пробормотав на вошедшем в привычку английском: «Можно?»
– Шта? – переспросил мужик. – Ты по-русски, эта, ботаешь, не?
– Ага, ботаю, – только и смог проговорить Большой. Звучание просторечного, кондового «расейского» языка загипнотизировало его. Словно показалось настоящим чудом, негаданно обретенным там, где и близко не ожидалось.
– Ну дык шта выделываисси? На-ка, держи, болезный!
Медленным движением руки приняв в ладонь плоский картонный параллелепипед, Большой посмотрел на пачку, воскликнул: «“Беломор”! Ну надо же!» – и вышел из транса. Пальцами, трясущимися от вожделения, извлек папиросу, прикусил гильзу, щелкнул зажигалкой, прикурил и затянулся. С наслаждением вдыхая почти забытый прогорклый дым, он жадно разглядывал собрата по «заточению» на крыше.
Внешне дедуля напоминал бывалого партизана из советских фильмов про войну с фашистами – затрапезные штаны, тупоносые порыжевшие кирзачи, засаленный танкистский подшлемник, заскорузлый «куртофан», по сравнению с которым потертая куртка самого Большого выглядела суперновинкой из миланского бутика… И видавшая виды мосинская «трехлинейка», заброшенная за спину, охватившая ремнем растрескавшуюся от старости кожу куртки на правом плече.
– Хм, что за музейный экспонат? – удивился Большой.
– Эт моя верная боевая подруга! – ответил мужик, нежно поглаживая узловатыми пальцами щербатый приклад винтовки, выглядывающий с правого боку. – Не то шта энти новомодные лучевые пукалки…
– Лучевые? – переспросил Большой.
– Ваще, чепуха энто. С дедовским ружжом все-ка проще… Родимое же ж! И мутных валит надежно, так-от и фрицев валило.
Напарница Большого, не разумея, о чем мужчины говорят между собой, недовольно пискнула и ткнула старшего в предплечье кулачком.
– Что он говор…
– Потом переведу, – отмахнулся он и поддакнул деду: – Ну да, мне тоже как-то привычней оружие пулевое. Хотя я бы не отказался ознакомиться с каким-нибудь… э-э, лучеметом.
- Предыдущая
- 24/94
- Следующая
