Вокзал - Андреев Олег Андреевич - Страница 54

• Предыдущая
• 54/73
• Следующая

Они вышли, щурясь от яркого солнечного света. Петруччио поддерживал Настену. Спрыгнув с платформы, пошли по путям. Для кого-то комичное, для кого-то страшное зрелище. Грязь. Ошметки. Пугала для детей. Обломки некогда великой империи.

– А Карп, Карп где? – заволновались бомжи.

Карп хоть и тщедушный сморчок, но временами внушал ужас своей возможностью заложить убежище. Потому они все время пребывания старались сидеть тихо, как мыши в норе, в своем пакгаузе и не попадаться на глаза гостям Карпа.

– Нету Карпа. Был, да весь вышел, – сказал Боцман. – Принимай команду, Профессор. Знакомься, кого не знаешь. Да ты всех должен знать. Здесь ветераны.

Бомжи уже за десяток-другой метров учуяли запах шашлыка, потому и спросили про холуя железнодорожника. Теперь же их глазам предстало зрелище, достойное подробного описания. Во-первых, раскочегаренный мангал с двумя десятками шампуров, во-вторых, стол, который Профессор вытащил из вагона на пленэр и накрыл скатертью. На столе настоящие тарелки. Правда, с изображением мчащегося на всех парах паровоза. В трехлитровой банке ветки черемухи. Черемуху Профессор нарвал за забором у будки, где путейцы хранили инвентарь и откуда так удобно было Хоменко наблюдать за путями. Боцман предложил Насте подняться в вагон.

Они затопили титан. Нужна горячая вода. Леший оторопел от великолепия отделанного красным деревом вагона, но еще в больший ужас пришел, когда Боцман вышел из купе с белоснежной хрустящей простыней, развернул и невозмутимо порвал на разной величины лоскуты.

– Ну ты даешь… Ну ты вообще… – прошепелявил он.

– Настя, он тебе тут поможет, все ж фельдшером был. Ты не стесняйся… – сказал Боцман.

– А я и не стесняюсь. Леший, ты сам-то не стесняйся.

Боцман впервые увидел, как Леший краснеет. Заметно даже сквозь недельную седую щетину.

Настя выпрямилась и обняла Боцмана.

Градусник на титане показал ему точку кипения.

Уселись за стол. Разлили обнаруженный Профессором коньяк.

– Я вот что хочу сказать, друзья. Велика и многострадальна наша Родина.

Терпелив ее народ безмерно, и мы часть его. Пусть она поступила с нами, как мачеха, но ведь не всегда так было. Были времена, когда она в нас нуждалась больше, чем мы в ней. Не знаю, уместно ли здесь вспомнить целину и БАМ, Гражданскую и Отечественную. Сейчас тоже идет война. Золота с золотом. А на войне, как известно, жертвы неизбежны…

– Короче, Склифосовский!..

– Дайте закончить!

– Пусть говорит, а то хлещем, как за минуту до Вселенского суда!

– Жертвы неизбежны, – продолжил Профессор. – Когда они оправданы высокой целью, громадьем замыслов, тогда и воздается. В сегодняшнем случае гибели человеческого существа на первый взгляд нет ничего экстраординарного. Но это только на первый взгляд. Власти предержащие никогда не отличались милосердием.

Фома был милосерден. Разве не делил он все поровну? Разве не наказывал нерадивых? Разве не защищал слабых? Давайте же будем милосердны друг к другу.

Будем милосердны и к Родине. Ей сейчас не до нас. Милосердие всегда начинается с собственного дома. Если за ним надо ехать на чужбину – это не то милосердие.

Выпьем за милосердие и сострадание… Родина, мы тебя не покинем!

– Во чешет…

Бомжам очень понравилось, что их упомянули в связи с Родиной. Что их Фому связали с общей болью. Даже Петруччио, охальник и признанный скептик-нигилист, расчувствовался и поцеловал оратора в губы.

Шашлык еще не дошел, и его ели с кровью, скрипя зубами о железо шампуров.

Смолкли разговоры. Некогда. Вкусно. Клево. Зашибись. Давненько такого не случалось. Забыли даже про коньяк.

Но дойти до башенки Собиновой Ларину было не суждено. На пороге кабинета его остановили дела, которые просыпались вдруг, как из дырявого мешка.

Теперь жизнь в кабинете начальника вокзала забурлила так, что некогда было даже попить кофе. Постоянные телефонные звонки, перебивающие друг друга, ну к этому не привыкать, непрекращающийся поток посетителей – это тоже в порядке вещей, но когда все вместе, да еще удесятеренной плотности…

Ларин слушал по селектору очередной доклад главного диспетчера вокзала.

Особо не вникал в него. Судя по спокойному голосу диспетчера, которого Виктор Андреевич знал почти двадцать лет, все было в норме. Раздавшийся телефонный звонок перебил доклад.

«Да кто там еще?» – снял трубку Ларин и положил на стол.

– Спасибо, Юрий Михайлович, – начальник вокзала прервал на полуслове диспетчера. – Вижу, что у вас все нормально. Работайте дальше. – И он отключил селекторную связь.

– Алло! – схватил телефонную трубку.

– Виктор Андреевич? Приветствую вас, – раздался в трубке голос Тимошевского.

– Кто это? – с неприязнью спросил Ларин.

Он, конечно, узнал скрипучий голос начальника линейного отдела милиции. Но Ларина всегда раздражало то, что Тимошевский никогда не представлялся.

– Это Николай Павлович вас беспокоит. Неужели не узнали? А я считал, что вы меня узнаете по голосу лучше, чем жену, – засмеялся майор. – У меня для вас сюрприз имеется. Не хотите ко мне заглянуть? Одну интересную для вас встречу подготовил. Скажем по-нашему, очную ставочку.

– Перестаньте, Тимошевский, глупостями заниматься. Тут работы невпроворот.

Если у вас ко мне дело, говорите. И желательно – не загадками. У вас наверняка полковник Чернов был. Следовательно, должны быть в курсе того, что происходит.

– Не только в курсе, но и принимаю в этом самое непосредственное участие, – засмеялся Николай Павлович. – А дело у меня к вам не телефонное. Так что, Виктор Андреевич, может, все-таки зайдете на пару минут? Уверяю, не пожалеете.

– Некогда мне, Тимошевский.

– Ну хорошо. Раз гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе. Лично из уважения к вам сделаю такое исключение.

Ларин без лишних слов повесил трубку.

«Любит этот Тимошевский тянуть кота за хвост, – с раздражением подумал он о начальнике линейного отдела милиции. – Что он там мне за свинью подсунуть хочет? Сюрприз, говорит».

Однако в следующую минуту Ларина отвлек очередной звонок, и он тут же забыл про Тимошевского.

Николай Павлович после разговора с начальником вокзала тоже разозлился.

«Ты посмотри, сука, еще трубку бросать будет! – проговорил он про себя. – Я тебе сейчас устрою сладкую жизнь!»

Он посмотрел на сидящую в углу Оксану. Плечи жалко опущены, глаза на мокром месте, губы дрожат.

«Вляпалась девочка по первое число, – с азартом подумал Тимошевский. – Ну и правильно, не фиг было ложится под кого попало!»

– Хоменко, – крикнул в коридор Николай Павлович. – Иди сюда.

Роман заглянул в кабинет начальника. Увидев расквасившуюся Оксану, застыл в дверях.

– Значит, так, – перехватил его взгляд Тимошевский. – Будешь сопровождать задержанную Панчук. Ведем ее сейчас к начальнику вокзала на очную ставку.

Хоменко увидел, как вздрогнула Оксана, услышав последнюю фразу. Он перехватил ее умоляющие глаза.

«Роман, ты хоть не ходи гуда», – сказал ее взгляд лейтенанту. как будто бы – решительно – Товарищ майор, я не пойду, – произнес вдруг Хоменко.

– Да ты что, обалдел, что ли? – не понял отказа Тимошевский. – Что это значит?

– А ничего не значит. Просто не пойду, и все!

– Ой, Хоменко, не вынуждай меня идти на крайности. Ведь хуже тебе будет. И ей будет хуже.

Роман понял, что Тимошевский не шутит. Он еще не осознавал, чем может ему и Оксане грозить отказ конвоировать ее, но чувствовал, что нужно подчиниться.

– Хорошо, – выдохнул он и повернулся к Оксане, стараясь не смотреть ей в глаза. – Пойдем, Ксюша.

– Какие нежности, – съязвил Тимошевский.

Хоменко с Оксаной пошли чуть впереди, а Николай Павлович двинулся сзади.

Навстречу им попался лейтенант Кальмуцкий, не сразу увидевший за Хоменко с Оксаной Тимошевского.

– Что ты ее везде за собой таскаешь? – поддел Борис Хоменко. – Может, и за решетку за ней пойдешь?

• Предыдущая
• 54/73
• Следующая