Звездная пыль - Лещенко Владимир - Страница 17
- Предыдущая
- 17/95
- Следующая
Флинт вскочил на подиум, при этом ловко сняв с него оторопевшую девицу, и ударом каблука заставил замолчать динамик.
Присутствующие повернулись в его сторону, отложив нехитрые занятия.
— Слушайте меня внимательно! — обратился к ним Флинт. — Ответьте на один только вопрос: нужны ли нам деньги? — Собравшиеся несколько секунд недоуменно взирали на него, а потом несколько растерянно сообщили вразнобой, что да, мол, конечно, нужны.
— Очень хорошо! — продолжил Флинт. — Так вот — буквально пару минут назад капитан Хук заявил мне, что не нужны. Тут неподалеку, как может подтвердить наш уважаемый радиометрист, — кивок в сторону Таблетти, — болтается старая космическая лоханка с ценным грузом.
Пираты немедленно оживились, радостно загомонив.
— Но капитан запретил мне преследовать добычу — по его словам, этого не разрешает наш хозяин. Вы слышите?! — Голос Флинта поднялся почти до крика. — НАШ! ХОЗЯИН! Разве, спрашиваю я вас, мы чьи-то рабы?
То, что у «Звездного черепа» есть некий владелец, догадывались многие, но сейчас, в этой обстановке начинавшегося бунта на корабле, подобное прозвучало великим откровением.
— Братья! — взревел Флинт. — Доколе мы будем терпеть?! Доколе, я спрашиваю? Мы, благородные пираты, покорно выполняем волю грязного денежного мешка! Капитан Хук, при всём к нему уважении, потерял присутствие духа, утратил связь с командой и понимание наших великих целей! Я счел своим долгом отстранить его от занимаемой должности.
И в этот момент в дверях появился сам капитан Хук. Увидев толпу, над которой возвышался вдохновенный Флинт, он на секунду замер на месте, но, преодолев испуг, твердым шагом направился к ним.
(Всё дело в том, что посланный в случае чего задержать капитана боец отличался редкой медлительностью, и, прежде чем он достиг капитанских апартаментов, Хук уже покинул каюту, совершая свой утренний моцион.)
Часть команды подалась назад, прикидывая пути возможного бегства, другие схватились за рукояти виброклинков и лучеметов, но большинство остались на месте, переводя взгляд со старого капитана на нового и обратно. А выскочивший буквально следом за Хуком Саад только бестолково хлопал глазами.
— Что тут происходит, э-э, разрази меня гром, джентльмены?! — произнес Хук, и голос его предательски дрогнул, сорвавшись.
— Кончилось ваше время, капитан! — рявкнул мгновенно пришедший в себя Флинт, успев мысленно проклясть нерасторопного Саада, и толкнул в плечо Такомбу.
Вздрогнув, кок сделал десяток шагов и протянул капитану что-то маленькое и черное.
— Вам, капитан, прислали черную метку! — словно извиняясь, произнес он.
И хлопнул по его ладони.
Но тут произошел конфуз: клочок пластбумаги приклеился к его руке. Кок повторил попытку, но тщетно. Он отчаянно затряс кистью, пытаясь стряхнуть бумажку. Шли минуты, а треклятая метка не отлипала.
Наконец сконфузившему Такомбе удалось стряхнуть бумажку в руку капитана.
На обратной стороне ее, на уже пожелтевшем слегка клочке, были отпечатаны три слова: «Продукт следует выбросить».
— Ты испортил свою поваренную книгу, — стараясь сохранять ровное выражение лица, произнес Хук, саркастически усмехаясь.
Но у него это плохо получилось. И все словно впервые увидели, что их капитан — капитан грозного корсара — всего лишь немолодой низкорослый толстяк с заметным брюшком, круглой физиономией и оттопыренными ушами, чем-то похожий на плюшевого медведя.
Уловив общее настроение. Флинт решил, что пора заканчивать комедию.
— Задниц, Поппер, вперед! — распорядился он. — Доставить… бывшего капитана в изолятор! Доберман, Боберман, заступить на охрану изолятора! Никого не впускать без меня, в разговоры с арестованным не вступать! Выпо-олнять!
Двое амбалов из абордажной команды подхватили
Хука под руки и потащили его по коридору туда, где в бывших салонах третьего класса была оборудована тюрьма.
Переворот закончился быстро и бескровно.
Императорский дворец, гостевое крыло
— Этого не может быть! Скажи, что это неправда… — выдавила наконец Милисента, когда прошло минуты две после того, как Аурелия замолчала. — Это ведь неправда?! Ну скажи, что ты молчишь!! — Милисента перешла было на крик, но тут же сорвала голос и закончила хриплым шепотом: — Ты ведь пошутила?
— Увы, ваше высочество! — печально произнесла заместитель коменданта. — Если бы это оказалось шуткой, то я бы первая была этому рада не меньше вас. И сами посудите: разве я бы посмела так шутить с вами?
— Что делать, Милисентушка, — вдруг всхлипнула Сара. — Такова, видать, судьба твоя. Уж и не знаю, что там было и чем особым ты прогневила свою матушку, а делать нечего. Переживи уж. Не голову, в конце-то концов, рубят…
— Когда? — спросила Милисента спустя еще минуту, и голос ее дрожал и хрипел, словно она сейчас разрыдается. Но глаза ее были сухи.
— Завтра, в это же время, — выдохнула Аурелия. — Сами знаете: все такие приговоры приводятся в исполнение ровно через сутки после их объявления. Прошу, ваше высочество, не винить меня — я лишь передаю вам волю…
— Знаю, — как-то преувеличенно спокойно бросила Милисента. — А теперь оставь меня. Оставьте меня все. Ты сказала, я выслушала.
Их ухода она почти не заметила. Может быть, от нее ждали истерики и слез, но глаза принцессы по-прежнему оставались сухими.
Слишком невероятным было то, что уготовила ей мать-императрица.
Услышанное ею было невозможно и немыслимо. Но тем не менее реально и неизбежно. Это было. Приговор — позорный, неправильный, абсурдный, а главное — несправедливый — был вынесен и обжалованию не подлежал: некому было обжаловать.
Несправедливый!!! Вот что самое страшное. Потому что и позор, и чужие ошибки, как бы они ни были мучительны, пережить легче, чем несправедливость. В эти минуты больше всего на свете Милисенте хотелось быть виновной по-настоящему. Насколько было бы легче ей тогда!
«Мама, что же ты делаешь со мной?!»
Но как могла она?! Ведь она — ее мать?! Пусть даже дочь и в самом деле нарушила какие-то там царственные планы… (Да, вот легла бы под эту трансвеститскую мразь — и никаких проблем бы не было! Может, еще и удовольствие бы получила!)
Но вот так — не выслушав, даже не повидав, без всякого суда (да, здесь же не какая-нибудь там Земля!)…
И письмо, в котором она всё объяснила матери, осталось непрочитанным. Или, не известно, что хуже, ей просто не поверили.
И завтра, в эти часы, ее, как какую-нибудь воровку или дебоширку, устроившую пьяную драку в захолустном кабаке, разложат на скамье и… Нет, не надо думать, невозможно думать об этом — иначе можно сойти сума!
Не раздеваясь, только сбросив туфли, Милисента легла на койку. И хотя было как будто не до сна, но она тут же провалилась в густую мглу — всё-таки принцесса очень устала за этот день, словно кто-то выпил из нее все силы.
«Звездный череп». Каюта капитана. Несколько часов после свержения Хука
Флинт бесцеремонно закинул ноги на стол — как-никак теперь это была его каюта. Посмотрел на свет фужер с янтарной жидкостью, подмигнул своему отражению в зеркале на стене, мысленно чокаясь.
Он уже вполне освоился здесь. Барахло Хука уже два часа как безжалостно выкинуто за борт, включая и непонятно как оказавшийся у него специальный бухгалтерский микрокомпьютер и все двадцать томов «Краткой истории космического пиратства». И в самом деле — зачем Флинту читать про пиратов? Всё, что надо, про себя он и так знает!
Единственное, что сохранилось в неприкосновенности, — это содержимое бара. Похоже, прежний хозяин не слишком-то к нему прикладывался, хотя здесь были собраны лучшие напитки с захваченных кораблей.
Флинт сделал глоток, смакуя божественный вкус напитка — настоящий коньяк, хранящий аромат настоящей дубовой бочки. Не шутка! Не каждый президент может себе позволить пить столь благородный напиток.
- Предыдущая
- 17/95
- Следующая
