Лиходолье - Самойлова Елена Александровна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/85
• Следующая

– Вы… оба… – с трудом прохрипел дудочник, хватаясь рукой за туго застегнутый ворот рубашки и пытаясь не то расстегнуть его, не то оборвать мелкие медные пуговицы, – чтобы к утру… вас здесь не было.

Ему удалось все-таки справиться с воротником, оставив две пуговицы сиротливо болтаться на почти оборванных ниточках, после чего Викториан с трудом снял что-то через голову и неловко бросил это нечто в мою сторону. Я на ощупь нашарила в траве что-то маленькое и холодное, подобрала, поднеся поближе к глазам.

Бронзовый кругляшок, размером чуть побольше золотой монеты, с оттиском пронзенной змеи, обвившейся вокруг меча. Знак Ордена Змееловов. И зачем он мне?

– С этим… вас в любой караван возьмут, – выдохнул Викториан, даже не пытаясь подняться. – Проваливайте…

Искра усмехнулся, небрежно обтирая меч о штанину и пряча его в ножны на поясе. Подошел ко мне, легко поднимая на руки, а потом пересаживая к себе на левое плечо, как ребенка. Насмешливо склонил голову.

– Вот спасибо, добрый орденский служитель. Мы твою задницу спасли, а ты нас милостиво отпускаешь. Ну-ну.

– Лиходолье… заставляет быть благодарным, – хрипло рассмеялся Викториан, кое-как вставая с помощью одного из стражников, того самого, у которого я «одолжила» стрелы для ромалийского чарования. – Даже таким, как вы.

– Надеюсь, это великодушие не ляжет тяжким камнем на твою совесть. – Харлекин подцепил мыском сапога брошенный на землю посох Ровины, ловко подбросил его в воздух и перехватил свободной рукой. – Счастливо оставаться!

Он слегка покачнулся и нарочито неторопливо пошел прочь от реки, а единственному стражнику, рискнувшему встать у него на дороге, просто улыбнулся, показав железные зубы. Человек шарахнулся прочь, хватаясь за оружие, но обнажить его так и не решился.

– Как думаешь, они действительно дадут нам уехать? – тихо спросила я, осторожно обнимая Искру за шею и чувствуя, как с пальцев начинает сползать золотая чешуйчатая шкурка. Надо будет ее припрятать или сжечь от греха подальше. Хотя чего толку – все равно народ у реки видел мои совсем не человечьи ладони, пока я колдовала.

– Куда денутся, – хмыкнул оборотень, аккуратно придерживая меня теплой, пахнущей травяным соком ладонью за бедро, не давая неловко кувыркнуться с широкого плеча. – Мы у них, судя по всему, в ближайшее время будем не самой большой проблемой. Кажется мне, что за покосившийся забор их накажут куда серьезнее, чем за упущенную нелюдь. Тем более что эта самая нелюдь стремится уйти подальше в проклятую степь, где и так всякой дряни хватает под каждым кустом и каждой кочкой. Хотя я готов дать руку на отсечение, что дудочник твой за нами все-таки последует. Не сразу, но последует.

– Не говори ерунды, – пробормотала я, рассматривая бронзовый кругляшок с оттиском Ордена. – Делать ему больше нечего.

– Видимо, нечего, – усмехнулся Искра. – Но в одном он был прав: лучше нам тут не задерживаться. Не хотелось бы покидать это уютное поселение с боем.

Тоже верно. Вот только где бы найти караван, который согласится взять нас с собой? От одной мысли, что придется садиться на коня с крепко подбитым коленом, мне становилось не по себе, но если никто нас с собой не возьмет, несмотря на прощальный сувенир Викториана, другого выхода не будет.

Харлекин ускорил шаг, а я покрепче ухватила его за шею, прижавшись щекой к растрепанным рыжим волосам, пахнущим речной сыростью и почему-то мокрым, чуточку ржавым железом. Надеюсь, что от лишнего охранника по пути в глубь лиходольской степи караванщики не откажутся – ведь чем дальше от реки, тем страньше и страньше становятся земли, а уж какие там могут быть обитатели, никому толком не известно.

Вот только жители проклятой степи беспокоили почему-то куда меньше, чем разноглазый дудочник, в который раз отпустивший меня по доброй воле…

Разбитая дорога, кое-где поросшая пучками жесткой зеленовато-желтой травы, беспрепятственно устремлялась к самому горизонту. Впереди лежала ровная, как стол, лиходольская степь, еще не высушенная жарким летним солнцем, а потому радовавшая взгляд высокой сочной травой вперемешку с яркими цветочными венчиками и серебристыми прядями ковыля. Поднявшийся ранним утром южный ветер скользил по травяному морю, порождая блескучие волны, ласково оглаживал лицо и руки, шевелил воротник новой рубашки.

Тихо, спокойно.

Покинув Черноречье, обычно шумные и крикливые торговцы как-то приумолкли и с опаской посматривали по сторонам, поминутно оглаживая то тяжелые охотничьи ножи на поясе, то заговоренные ладанки или серебряные кресты, висевшие на шее. Степь, несмотря на то что выглядела мирной и красивой, беспокоила даже бывалых караванщиков, уже пятый, а то и шестой сезон подряд водивших торговые караваны по одной и той же дороге. Вначале на восток на некотором удалении от реки Валуши, так, чтобы буйно разросшаяся боярышниковая роща, изредка перемежавшаяся стройными тополями, все время была по левую руку, но как только высокий боярышник сменялся невысокими терновыми зарослями, нужно было сворачивать на юг, к первому крупному лиходольскому поселению, где было относительно безопасно.

Телега неожиданно подпрыгнула на кочке, и я, только-только прикрывшая глаза, чтобы чуток подремать, несильно стукнулась отяжелевшей головой об обрешетку и села. Попыталась по привычке растереть лицо ладонями – пальцы наткнулись на шелковую ленту, едва не стянув ее с глаз. Эту новую повязку Искра раздобыл мне невесть где незадолго до отправления каравана, куда мы прибились благодаря кругляшку со знаком Ордена. Караванщик долго крутил в пальцах бронзовую «монетку» с дырочкой для шнурка, пару раз колупнул пальцем потертую, слегка позеленевшую змейку на оттиске, а потом с неохотой все-таки согласился принять в одну из телег слепую девку и сопровождавшего ее рыжего мужика. Харлекин тогда оставил меня вместе с конем у городских ворот и, пока торговцы грузили товары на крепкие телеги с широкими колесами и прочными, обитыми кое-где железом осями, ушел в сторону Чернореченского базара, который разворачивал торговлю сразу же, как только начинало светлеть небо на востоке. С этого момента и пока не появится первый солнечный луч, все товары можно было купить подешевле, и те, кто обладал зрением получше и кошельком поменьше, спешили к лавкам в надежде ухватить желаемое в числе первых. Увесистым кошельком Искра похвастаться не мог, а вот отличным зрением, позволяющим видеть даже в кромешной тьме безлунной ночи, – запросто, и в результате вернулся он без денег, но зато с двумя увесистыми тючками. Один, что побольше, с едой на дорогу, второй – со сменной одеждой, отрезом беленого холста на четыре локтя и разной мелочью, среди которой я позже нашла пригоршню гвоздиков, толстую иголку с мотком ниток, деревянный гребень и десяток гладко ошкуренных колышков, вроде тех, которыми ромалийцы пользовались, разбивая шатры. Зачем они такие были нужны в степи, если во всем караване не было ни единого шатра, Искра не сказал, а допытываться я не стала. Взял значит взял, не бежать же обратно на базар, чтобы вернуть эти деревяшки…

Сонливость накатила с новой силой, и я еще раз попыталась устроиться поудобнее на кожаном мешке с овечьей шерстью и поспать, не обращая внимания на тряскую телегу и редкие грубые окрики возниц. Получалось плохо, несмотря на усталость. Этой ночью мне, разумеется, отдохнуть не удалось: Викториан дал нам с Искрой время до утра, чтобы убраться восвояси из Черноречья, и пришлось вначале бинтовать гудящее от боли колено, потом собирать нехитрые пожитки, одеваться, выяснять среди ночи про караваны, уезжающие утром… О том, чтобы поспать, речи даже не шло – харлекин подгонял меня так, будто бы за нами уже приехали орденские охотники и вот-вот зазвенит над притихшим городом подчиняющая мелодия серебристой дудочки, туго оборачивающая горло невидимой удавкой. Зато стоило нам только отъехать от города и устремиться вдоль боярышниковой рощи, как Искра успокоился и обрел прежнюю, ставшую уже привычной едкость и нахальную насмешливость.

• Предыдущая
• 30/85
• Следующая