Праздник навсегда! - Лермонтов Владимир Юрьевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая

В магазине я взял хамсы полкилограмма и булку хлеба. Потом решил спросить продавщицу об этом странном старике, не знает ли она о нем что-нибудь. Она ответила, что никого не видела, и это показалось мне странным, ибо старик стоял от магазинчика всего в десяти шагах. Я вышел из магазина, старик все так же находился на своем месте, не меняя позы и не шелохнувшись.

Поздним вечером, когда время уже приближалось к полуночи, я поднялся в часовенку, что-бы выполнить свое духовное правило – вечерние молитвы. С фонариком я проделывал этот путь на свою поляну. В воздухе пахло сыростью и гнилью опавших листьев. Начинал накрапывать дождик. Движение машин на дороге приутихло. Я любил это время, когда весь мир успокаивался и люди прятались по домам, погружаясь в сон. Казалось, что атмосфера земли становилась более чистой и легкой, даже дышать можно было свободнее и глубже. Луч фонарика выхватывал у тьмы маленький кусочек, все остальное было погружено в глубокий, густой мрак. Мне подумалось, что вот так и человек должен быть маленьким фонариком в этой жизни, чтобы светить не только себе, но и другим людям, которые потерялись в потемках зла и невежества.

Привычно скрипнула дверь часовни, и я окунулся в атмосферу моей деревянной птицы, именно так я называю свою часовенку. Да она и похожа на птиц, которая присела перед полетом, чтобы оттолкнуться от земли и взмыть в небо. Сладкий, слегка пьянящий аромат дерева, ладана, воска, здесь царящий, успокаивает душу и настраивает мысли на высшее. Сердце, привычно захваченное спазмом мирских переживаний, успокаивается, будто камень спадает с него, и оно начинает биться в совсем ином ритме, нежели обычно. Собственно сердце только здесь и расправляет свои невидимые крылья. Многие посетители моей часовенки признавались мне в том, что они тоже здесь чувствовали такую благодать и покой, что хотелось им присесть на скамеечку, стоящую у стены, закрыть глаза и отдаться полностью этому несказанному состоянию. Говорили, что в эти мгновения понимали, что больше никуда не нужно идти, что они наконец-то пришли, достигли предела хождения по земле, искания мира, любви и нежности.

Я соглашался с ними, мне было приятно, что мое чувствование этого места совпадает с ощущениями посторонних людей. Но я не говорил им главного, своей главной тайны, что здесь – действительно конец земли, ее предел, последняя точка, трамплин в небо. Невидимая лестница уходит вверх, к солнцу, звездам, Богу. Только тот, в ком сердце еще живо, еще не огрубело, не очерствело, может увидеть внутренним оком эту лестницу и пойти по ней. Это чудо может случиться с каждым, потому что настоящее чудо – для всех, кто действительно его хочет, ложное чудо – только для тех, кто имеет возможность.

После молитв я несколько минут стою на коленях с закрытыми глазами, опершись руками о пол и опустив голову на ладони. Многие не знают того, что после молитвы нужно обязательно помолчать, хотя бы десять-пятнадцать минут. Это очень важно, ибо в эти моменты Всевышний говорит с человеком. Сначала мы говорим Ему, просим, советуемся, делимся своими радостями и печалями, а потом нужно обязательно послушать, что ответит Господь. Голос Бога очень тих, как шорох листка на ветру, как шелест травы, как шепот распускающегося бутона. В эти мгновения все должно замереть внутри и внимать вестнику небес. Будто ты ожидаешь дорогого гостя, убрав свой дом, украсив цветами, накрыв на стол, отворив окна и двери. Опускаешься на скамью, чтобы отдохнуть и насладиться ожиданием, ибо все сделал, что нужно для этой дорогой встречи.

И тут вдруг ветерок пройдется по часовне и обдаст каким-то неземным ароматом, или лампадка необычайно ярко вспыхнет, или колокола прозвенят. Можно, конечно, подумать, что эти знаки, посланные свыше, привиделись, показались, но так рассудит только тот, кто не слышал никогда голоса Всевышнего, кто не знает, как поет солнце на восходе, как все живое внемлет небу, как дышит земля.

Я слышу, как по ночам вздыхает земля матушка, будто стонет от боли. Будто в недрах ее гул раздается, и поверхность слегка колеблется. Люди злобствующие ходят по ней, творят беззакония, а другие плачут от нужды, бессилия и несправедливости. Слезы человеческие падают на землю, она чувствует это, и вместе с ними скорбит и переживает. Земля такая же живая, как человек, также думает, чувствует, меняется, только, конечно, по-своему, у нее есть своя особенная жизнь. Есть у нее и сердце. Порой мне кажется, что именно здесь, на моей горе, оно ближе всего подходит к поверхности и можно слышать удары ее сердца.

Долго стоял я на коленях, даже слегка задремал, пока на крыше не послышался стук от начинающегося дождя. "ум нарастал, крупные одиночные капли сменились россыпью мелких капель, которые отбивали непрерывную дробь по доскам крыши. Я вышел наружу в предчувствии получить холодный душ и быстро направился к домику, оглянувшись на миг, чтобы положить крестное знамение. Взглянув на крест часовни, я вдруг увидел, что прямо над нею в небе – круг чистого неба! Вот так! Идет дождь, все небо – сплошная тьма, а над куполом часовни звезда сияет в лоскуте открытого неба. Сердце как-то радостно встрепенулось, екнуло, и я сказал: «Спасибо Тебе, Господи! За то, что вот таким маленьким чудом даешь мне знать, что Ты слышишь меня».

Пора было уже ложиться спать, а сон как рукой сняло после этого ночного зрелища. Радость, как и печаль, равно не дает заснуть. Дождь все усиливался и наконец полил как из ведра. Ассоль заскулила, хотя у нее огромная шерсть и намокнуть ей невозможно, но почему-то дождя она побаивается и просится в дом, хотя может спрятаться и под навесом, в дровянике. Она радостно виляла хвостом, когда я впустил ее в дом, и в коридоре совершила свою обычную процедуру – основательно отряхнулась, едва я успел отскочить в сторону. «Ну, все-все, успокойся», – приговаривал я, запуская ее в комнату. Она, конечно, от радости стремилась как всегда стать мне на грудь своими мокрыми лапами и лизнуть, но я увернулся от ласк и усадил ее на коврик у двери. Она улеглась и принялась облизывать свою шерсть, а я сел за стол и стал пить чай с сухарями.

Последнее время с деньгами было совсем худо, и трапеза моя была скудная. Ассоль я дал хлеба, обмакнув его предварительно в тарелку с растительным маслом. Жизнь научила каждый хлебный кусочек сушить и складывать в тряпичный мешочек на черный день, и, когда таковой наступал, этот мешочек был спасением. Травяной чай издавал приятный аромат. Сухари, сахар, дрова потрескивают в печи, что еще нужно для счастья?

Дождь усиливал атмосферу уюта в этом стареньком глинобитном домике. Вдруг я вспомнил о старике, которого видел днем. Ведь до сих пор этот эпизод как-то не приходил на ум, а вот сейчас, когда мне тепло и хорошо, почему-то подумалось о старике. Тревога вмиг выветрила благодатное настроение.

Ведь неизвестно, где он сегодня ночует, есть ли у него что покушать? А я даже ничего не предложил ему, ни денег, никакой другой помощи. Постеснялся! Что за дурацкое чувство? – Стесняться протянуть руку помощи ближнему своему. Вот молился сколько, просил у Бога милости, поддержки, а главной заповеди Его не исполнил! – Прошел мимо нуждающегося. Досада накатилась на сердце, и я еще долго не мог уснуть, пока не дал себе слово, что завтра обязательно подойду к старику (если, конечно, его встречу) и сделаю то, что не сделал сегодня – предложу помощь.

В темноте горел слабый огонек лампадки, я всегда оставлял ее горящей на ночь. Не люблю лежать в полной темноте. Будто Божий огонек слегка колышется в ночи. Тишина. Ассоль во сне вздыхает. Мыши вышли на прогулку в поисках добычи. Лучик свернулся на одеяле в моих ногах. Завтра обязательно найду старика…

А наутро выпал снег, белизна раскрасила и облачила поселок, поляны, лес в изумительные наряды. Снежинки искрились под лучами яркого солнца всеми цветами радуги. В наших южных краях снег – редкость, порою зима проходит как затянувшаяся осень и медленно переходит в раннюю весну. Сырость, серые краски навевают уныние и жажду по легкому морозцу и снегу. Известно, что для здоровья мороз полезен, и врачи советуют померзнуть одну зиму хотя бы раз в пять лет. Наши давние предки жили в экстремально холодных условиях, когда среднегодовая температура колебалась от минус 12 до минус 14 'С. Может быть, поэтому они были чрезвычайно здоровы, выносливы, а главное – высоконравственны и духовны, ибо тяжелые внешние условия заставляли людей искать в себе высшие силы для преодоления невзгод, морозов, трудностей быта.

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая