Твое смеющееся сердце - Бартоломью Нэнси - Страница 23

В тот вечер в «Золотом скакуне» танцевали все. В городе гастролировал мужской танцевальный ансамбль «Молодые жеребцы». Его участники выступали в нашем клубе и сами вышли на танцевальную площадку. Это надо было видеть! Ватага молодых крепких сельских парней — накачанные мускулы, загорелые от работы на солнце лица, гладко зачесанные назад волосы. Джинсы обтягивали их бедра настолько плотно, что, кажется, представляли угрозу для их мужской детородной функции. Вся компания собралась прямо передо мной, так что мне приходилось делать над собой усилия, чтобы думать только о работе.

Уэдерз узнал обо мне куда больше, чем мне удалось узнать о нем. История с Диггером не в счет, думаю, Уэдерз упомянул ее только ради того, чтобы показать, как много он способен обо мне накопать. Сама по себе эта история больше не могла мне повредить в отличие от другого происшествия — накануне свадьбы Джимми, во время ее репетиции.

Когда началась песня «Мое сердце в огне, но твои руки еще холодны», ко мне подошел Джек.

Это была заводная песенка о пьяном ковбое, который упустил свою любовь, и его девушка ушла к другому. Неутомимые «жеребцы» и запыхавшиеся девицы в ковбойских нарядах помогали мне разогреть публику еще сильнее. Если кто-то в этот вечер и будет возвращаться из клуба в одиночку, то по своей собственной вине.

— Эвелин понадобилась моя машина, — сказал Джек, — можешь подвезти меня сегодня до дома?

Я покосилась на него и кивнула. Что все-таки за штучка эта Эвелин, почему она не может сама подвезти Джека? Если она будет продолжать в том же духе, то в один прекрасный день потеряет своего друга. Впрочем, если она такая же, как он, то у них, вероятно, свободные отношения. Кто знает, может, она вообще живет в какой-нибудь коммуне с двумя или тремя парнями. Я бы так не смогла, наверное, я слишком старомодна.

Песня подходила к концу, Спаркс кивнул ансамблю, чтобы они играли антракт.

— Друзья, мы ненадолго вас покинем, — объявил он. — Нам нужно отойти по одному делу, если вы понимаете, что я имею в виду.

Он засмеялся, зал ответил ему хохотом. Но лично у меня была только одна мысль: поскорее глотнуть свежего воздуха и хотя бы ненадолго остаться одной. Иногда от вида всех этих парочек на танцплощадке меня начинает мутить. Я ушла за кулисы, прошмыгнула мимо рабочих сцены и девушек-фанаток, поджидающих ребят из ансамбля, вышла через запасной выход на улицу и подошла к своей машине. Здесь меня никто не станет высматривать, особенно если я не буду включать мотор, поэтому я залезла в машину, рассчитывая остаться незамеченной. Мне нужно было побыть одной и подумать.

Джимми женился пять лет назад, в августе. В то время мы все думали, что знаем, почему именно он женился. Должно быть, Роксана беременна, как же иначе? Джимми боялся женитьбы как огня и делал все, чтобы ее избежать. И вдруг всего лишь через четыре недели после знакомства с Роксаной он объявил о свадьбе.

В то время мы трое — Вернелл, Шейла и я — жили в Окридже, на так называемой городской ферме. На самом деле это был кирпичный дом с тремя спальнями, стоящий на земельном участке площадью четыре акра. Для ухода за такой площадью требовалась газонокосилка, и на этом основании, а еще потому, что на некотором расстоянии от дома находился отдельно стоящий гараж, похожий с виду на амбар, Вернелл стал называть дом фермой.

Местечко было довольно милое, дом стоял на небольшом возвышении, в стороне от дороги. Во всю ширину фасада тянулась веранда, летом мы любили сидеть там и смотреть на проезжающие по дороге машины и на пшеничные поля, которые начинались по другую сторону дороги, там, где жили настоящие фермеры. Мы сидели на веранде и в тот теплый вечер, когда Джимми явился сообщить о своем намерении жениться на Роксане.

Он свернул с дороги на нашу пыльную подъездную аллею, на повороте его красный пикап занесло, так что гравий из-под колес полетел во все стороны.

— Мчится так, будто за ним сам черт гонится, — пробурчал Вернелл, глядя, как Джимми мчится в машине вверх по склону холма. — Небось у него опять какие-то неприятности. Знаешь, этот бездельник уже начинает мне надоедать. Чтобы управлять фирмой, не обязательно быть семи пядей во лбу, но уж если ты никак не можешь с этим справиться, так найми кого-нибудь, кто сможет. Да если бы Джимми нанял вместо себя управляющего, а сам целыми днями играл в гольф, у него и то было бы больше денег, чем сейчас, когда он пыжится управлять сам.

Я промолчала, так как для меня в словах Вернелла не было ничего нового. Братья Спайви ссорились постоянно и по всякому поводу, а когда один из них, а то и оба сразу напивались, становилось еще хуже.

— Черт бы его побрал, — пробурчал Вернелл, вставая с кресла-качалки. — Опять явился к обеду. Провалиться мне на этом месте, если Джимми не чует запах твоей стряпни еще из города. Эй, Джимми! — рявкнул он, спускаясь по ступенькам с веранды. — Ты весь мой газон испортишь!

«Мой газон»! Как бы не так! Вернелл рассудил, что раз он купил мне подержанную газонокосилку, то на этом его часть работы по уходу за лужайкой заканчивалась.

Джимми выбрался из пикапа, кепка на голове надета задом наперед, в руке — недопитая бутылка пива. Ничего хорошего это не предвещало. Может, хоть обед поможет ему немного протрезветь.

— Привет, Джимми, — окликнула я, — заходи! Ты вовремя, мы как раз собирались обедать.

— Я не могу засиживаться! — закричал Джимми, как будто я была от него футах в десяти и не могла расслышать ни одного слова. — Я заехал только на минутку, хочу вам кое-что сообщить.

Он смотрел только на меня, словно его брат не стоял рядом.

Я поднялась, решив про себя, что не потерплю никаких глупостей.

— Как это на минутку! А я приготовила твое любимое блюдо — жареного цыпленка.

Джимми явно колебался. Сделав пару шагов к веранде, он спросил:

— С зеленым горошком или с бобами?

— С бобами и картошкой, а еще испекла кукурузный хлеб с сыром. На десерт у нас сегодня банановый пудинг со сливками. Так что давай, заходи. — Я в любом случае не собиралась отпускать деверя, и дураку понятно: он пьян и не может вести машину.

Двигаясь удивительно ровно для пьяного, Джимми подошел к веранде, поднялся и сел на верхнюю ступеньку.

— Банановый пудинг, говоришь? Со сливками? — Джимми вдруг прослезился, рука, сжимавшая горлышко пивной бутылки, задрожала. — Ох, Мэгги, как же мне будет не хватать твоей стряпни!

Я присела рядом с ним. Вернелл наблюдал за Джимми, как за диковинным насекомым. По его представлениям, мужчина не должен распускать нюни даже в подпитии.

— Ну зачем ты так, Джимми! Ты же знаешь, что Вернелл просто шутит, когда дразнит тебя, что ты слишком часто у нас обедаешь. — Джимми и впрямь ел с нами едва ли не чаще, чем с собственной мамочкой, но я ничего не имела против. — Мы всегда рады тебя видеть, правда, Вернелл? — Я выразительно посмотрела на мужа, он пробурчал что-то невнятное, по-прежнему глядя на Джимми, как охотничья собака на скунса.

— Нет, ребята, все, — с какой-то даже злобой воскликнул Джимми. — Я женюсь. В следующую субботу.

Это заявление наконец проняло Вернелла.

— Так вот оно в чем дело! — закричал он. — То-то ты так расчувствовался! Значит, решил-таки расстаться со своей холостяцкой свободой? — Вернелл издал боевой клич индейцев. — Ну и кто же тюремщик, то есть, извиняюсь, счастливая невеста?

Я встала и потянула Джимми за руку.

— Давайте поговорим об этом за обедом, — предложила я. — Джимми, когда ты последний раз ел?

— Не помню. — Его голос не показался мне похожим на голос счастливого жениха.

— Ну вот видишь? В этом все дело. Тебе нужно перекусить, не может же человек сидеть на одном пиве.

Мы с Джимми отправились на кухню, Вернелл пошел за нами, держась на порядочном расстоянии — на случай если его братец снова расчувствуется. Братья уселись за стол друг против друга, предоставив мне бегать по нашей просторной кухне, собирая на стол тарелки и приборы. В комнате витали аппетитные запахи жареного цыпленка и теплого кукурузного хлеба. Я всегда любила это время перед обедом — аппетитные запахи и звон посуды создают ощущение уюта, как бы вытесняя реальную жизнь дома, где слишком много напряжения и слишком мало любви между супругами.