Игра престолов - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 58
- Предыдущая
- 58/200
- Следующая
— Я ненавижу твои глупые россказни!
Старуха улыбнулась ему беззубым ртом.
— Мои россказни? Нет, мой маленький лорд, они не мои. Сказки эти существовали до меня, останутся и после моей смерти…
Уродливая старуха, презрительно подумал Бран, высохшая, морщинистая, почти слепая, у нее едва хватает сил, чтобы подняться по лестнице. А что за вид: редкие пряди белых волос едва покрывают пятнистый розовый череп! Никто не знал, сколько ей на самом деле лет, но отец утверждал, что Нэн звали старой, когда еще он был мальчишкой. Безусловно, в Винтерфелле не найти человека старше ее. А может быть, и во всех Семи Королевствах. Нэн взяли в замок к Брандону Старку в то время, когда его мать умерла при родах. Взяли к одному из малышей, скорее всего к дяде лорда Рикарда: старая Нэн по-разному рассказывала о себе. Но во всех вариантах ее истории маленький мальчик умер в три года от летней простуды, и старая Нэн осталась в Винтерфелле со своими собственными детьми. Оба ее сына погибли на войне, в которой король Роберт завоевал престол; внук был убит на стенах Пайка во время мятежа Беелона Грейджоя. Дочери давным-давно повыходили замуж, перебрались из замка и умерли от старости. Из потомков Нэн с ней оставался лишь Ходор, простодушный гигант, работавший в конюшне, а старая Нэн жила и жила, шила, вязала и рассказывала сказки.
— Мне безразлично, чьи это сказки, — ответил ей Бран. — Я ненавижу их. — Он не нуждался в сказках, как и в старухе Нэн. Он хотел, чтобы рядом с ним были мать и отец. Он хотел бегать вместе со всеми, и чтобы Лето скакал возле него. Ему хотелось залезть на разбитую башню и накормить зерном ворон. Он мечтал сесть на своего пони и проехаться рядом с братьями. Он хотел снова стать таким, как прежде.
— Я знаю повесть о мальчике, который ненавидел сказки, — проговорила старуха Нэн с дурацкой улыбочкой. Спицы ее шевелились — цок и цок, цок и цок, — и Бран был готов уже закричать на нее.
Он знал, что прежнее не вернется. Ворон просто обманул его, он заманил его летать, но проснулся Бран искалеченным, и мир изменился. Все его бросили, мать и отец, сестры и даже незаконнорожденный брат Джон. Отец обещал, что он поедет на настоящем коне в Королевскую Гавань, но они уехали без него, Мейстер Лювин послал одну птицу с посланием к лорду Эддарду, другую к матери, третью к Джону, но ответов не было.
От Винтерфелла до Королевской Гавани много миль, много и ястребов, так что весть могла и не достичь их. И все же Брану казалось, что все они умерли, пока он спал… или же умер он сам, а они забыли его. Джори, сира Родрика и Вейона Пуля тоже не было в замке, как и Халлена, Харвина, Толстого Тома и с ними четверти гвардии.
Остались лишь Робб и малыш Рикон, но Робб стал другим.
Он превратился в лорда Робба или, во всяком случае, все время пытался сделать это. На боку его висел настоящий меч; брат никогда более не улыбался. Дни его уходили на занятия с войском и тренировки во владении мечом; Робб звенел сталью во дворе, а Бран уныло следил за ним из окна. Вечерами Робб запирался с мейстером Лювином, разговаривал с ним или занимался книгами. Иногда он выезжал с Халлисом Молленом и отсутствовал целыми днями, находясь в поездке по далеким крепостям. Когда его не было больше дня, Рикон начинал плакать и спрашивать Брана, вернется ли наконец Робб. Но когда он возвращался домой в Винтерфелл, у лорда Робба находилось больше времени для Халлиса Моллена и Теона Грейджоя, чем для своих братьев.
— Я могу рассказать тебе о Брандоне-строителе, — сказала старая Нэн. — Ты всегда любил эту повесть.
Тысячи и тысячи лет назад Брандон-строитель соорудил Винтерфелл и — как говорили некоторые — Стену. Бран знал всю повесть, но она никогда не была его любимой. Наверное, ее любил кто-нибудь из других Брандонов. Иногда Нэн говорила с ним так, словно он был тем Брандоном, младенцем, которого она воспитывала столько дет назад, а иногда путала с дядей Брандоном, убитым Безумным королем еще до рождения Брана. Нэн прожила столько лет, сказала ему однажды мать, что все Брандоны Старки смешались в ее голове в одно лицо.
— Я не люблю эту повесть, — сказал он. — Я люблю страшные. — Услыхав какое-то движение снаружи, Бран повернулся к окну. Рикон бежал по двору к сторожевой башне, волки следовали за ним. Но окно его смотрело не в ту сторону, и Бран не видел, что происходит внизу. С разочарованием он ударил кулаком по ноге и не ощутил ничего.
— О мое сладкое летнее дитя, — негромко проговорила старая Нэн. — Что ты знаешь о страхе? Страх бывает зимой, мой маленький лорд, когда снег заносит стены на сотню футов, а ледяной ветер с воем вырывается с севера. Страшно бывает долгими ночами, когда солнце прячет свой лик на годы и годы, и маленькие дети рождаются, живут и умирают во тьме, а лютоволки тощают и голодают, и Белые Ходоки расхаживают по лесам.
— Ты хочешь сказать, Иные? — спросил Бран.
— Иные, — согласилась старая Нэн. — Тысячи и тысячи лет назад пришла зима, холодная, жестокая, бесконечная, какой не помнили люди. А потом пришла ночь, затянувшаяся на целое поколение; короли тряслись от холода и умирали в своих замках, как простые свинопасы в хижинах. Женщины душили детей, чтобы не видеть, как они умирают, плакали и ощущали, как слезы замерзают на их щеках. — Голос ее умолк, спицы тоже. Нэн поглядела на Брана выцветшими мутными глазами и спросила: — Итак, дитя, ты хочешь услышать именно такую повесть?
— Ну, — нерешительно отвечал Бран. — Да, только…
Старая Нэн кивнула, и спицы зацокали.
— В этой тьме впервые появились Иные. Холодные мертвые твари, они ненавидели железо, огонь и солнечные лучи… любое создание, в жилах которого течет живая кровь. Они опустошали крепости, города и королевства, убивали героев, за их бледными конями оставались разбитые армии. Мечи мужчин не могли остановить их, даже девы и младенцы не вызывали у них жалости.
Они гнали дев по замерзшим лесам и кормили своих мертвых слуг плотью детей человека.
Голос Нэн сделался очень тихим, она уже почти шептала, и Бран невольно пригнулся вперед, чтобы слышать.
— Это было во дни перед приходом андалов, задолго до бегства женщин через Узкое море из городов Рейна; сотней королевств тех времен правили Первые Люди, отобравшие эти земли у Детей Леса. Но там и здесь в обширных лесах, в деревянных городах и полых холмах жили последние Дети Леса, и лики на деревьях несли стражу. Холод и смерть полнили землю, и последний герой решил отыскать Детей, в надежде на то, что их древняя магия поможет отвоевать то, что потеряли армии мужей. Он отправился в мертвую землю с мечом в руке, взяв с собой пса и дюжину спутников. Он искал много лет и уже начал терять надежду, не умея отыскать Детей в их тайных городах посреди леса. Один за другим умирали его друзья, пал его конь, наконец сдохла даже собака, а меч промерз настолько, что клинок его переломился, когда он попытался воспользоваться им. Тогда Иные почуяли запах его горячей крови и безмолвно отправились в погоню, выслав по его следу стаи бледных пауков ростом с пса.
Дверь отворилась, сердце Брана подпрыгнуло в груди от неожиданного испуга, но это был лишь мейстер Лювин, позади него на лестнице маячил Ходор.
— Ходор! — пробурчал конюх, как было в его обычае, и широко улыбнулся. Мейстер Лювин не улыбался.
— У нас гости, — объявил он. — Бран, твое присутствие необходимо.
— А я как раз слушаю повесть, — пожаловался Бран.
— Сказки подождут, мой маленький лорд; как только ты вернешься сюда, я продолжу, — сказала старая Нэн, — Гости не столь терпеливы, иногда они прибывают с собственными рассказами.
— А кто приехал? — спросил Бран у мейстера Лювииа.
— Тирион Ланнистер, с ним люди Ночного Дозора со словом от твоего брата Джона. Сейчас с ними Робб. Ходор, поможешь ли ты Брану спуститься в зал?
— Ходор! — с радостью согласился конюх. Он пригнул огромную лохматую голову, чтобы пройти в дверь. В Ходоре было почти семь футов роста; трудно было поверить, что в жилах его течет та же самая кровь, что у старухи Нэн. Бран подумал: неужели и этот человек съежится, как и его прапрабабушка, когда станет старым? Впрочем, едва ли… проживи этот великан хоть тысячу лет.
- Предыдущая
- 58/200
- Следующая
