Шакалы - Леонов Николай Иванович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/83
• Следующая

– Так переговоры идут. Перемирие.

Майор поднял палец, словно подал сигнал, ухнула тяжелая артиллерия, над головами выли бомбардировщики.

– Это в Кремле переговоры, сынок, у нас все без перемен. Так что давай почистись, смени рубашечку, пойдем с твоей мамой разговаривать. Я верю, ты будешь держаться молодцом.

Игорь побежал в роту, переоделся, как сумел, надраил обувь, ребята дали одеколон. Подошел капитан, который за полтора года повзрослел лет на десять, оглядел Игоря и, глядя на него красными, как у кролика, глазами, сказал:

– Молодец, Смирнов, смотришься, словно тыловой штабист. Однако отставить. – Он прикусил сухую потрескавшуюся губу. – Матери отбыли, все нормально, – кивнул и ушел.

Игорь не знал, что женщины действительно уехали, но его мать убила шальная пуля, с сегодняшнего дня он стал круглым сиротой.

Месяц служба шла обычно, с обеих сторон постреливали, порой бомбили, но воевали без азарта, лениво. Неожиданно все взорвалось. Со стороны чеченцев дружно рванула артиллерия, федеральные войска ответили залпами «Града», началась массированная бомбежка передовой противника. Передовой как таковой не существовало, разведка докладывала, что в каком-то селении или в тех разрушенных домах сосредоточилось несколько десятков либо более боевиков. Указанное место бомбили, утюжили снарядами, затем атаковали. В большинстве случаев встречного огня не было, бойцы находили консервные банки, клочья одежды, следы крови да стреляные гильзы. Трупы товарищей, если они и существовали, чеченцы никогда не оставляли. Вот тела русских попадались, их пытались отправить домой, чаще хоронили, порой бросали, так как завязывался новый бой и приходилось заботиться о собственной жизни, а не о мертвом соотечественнике, у которого и документов никаких не было: чечены трупы всегда обыскивали.

Игорь ни разу не видел признаков вандализма, о котором порой писали либо вещали по ящику, то есть отрезанных ушей либо голов. По всем признакам парни погибли в обычном бою от пули или осколка.

Рота поредела, но превратилась в боевое соединение. Суровый, молчаливый капитан хорошо выбирал позицию, не бросал солдат в бессмысленные атаки, стал осторожен, не лез на рожон. Бойцы не то чтобы полюбили его, как Батю, но зауважали, слушались беспрекословно.

Сами солдаты стали слегка походить на чеченов, небритые, в заскорузлой одежде, чистыми и ухоженными у них были только автоматы, бойцы научились ориентироваться на местности, определяли, где может оказаться засада или залег снайпер, легко находили ямки, воронки, груду битого кирпича, куда можно быстро запихнуть свое незащищенное тело.

Нет худа без добра, а добра без худа, Батя мгновенно оценил достигнутые ротой успехи и все чаще посылал их в бой, приговаривая:

– У меня лучше вас нет, расстарайтесь, вышибите их из того дома, главная задача – остаться живым.

И они сражались неизвестно с кем, и уж совсем не ясно – за что. Неожиданно прозвучало слово «дембель». Кто заявил, что уже есть приказ и отвоевавшие полтора года чистят сапоги и шагают домой?

Батя собрал живых и легкораненых и сказал:

– Ребята, никакого приказа нет, вопрос обсуждается в Думе. Плохо, но, полагаю, вам еще месяцев шесть пристегнут. Если будут новости, я вам объявлю даже среди ночи.

– А при чем тут Дума?

– Есть министр и Главнокомандующий.

– Чего хотят говоруны? Замириться? Так пусть приедут, встанут вместо нас и замиряются.

– Господин подполковник, Батя получил вторую звезду, – сказал Игорь. – Вы воин, видели многое, мы против вас щенки, но мы уже битые щенки. С этим народом замириться нельзя, можно молча уйти. Нас осталось меньше половины, пока политики будут говорить, нас уничтожат, а срок службы вышел, мы сделали, что могли.

– У меня такой власти нет, Смирнов. Давайте договоримся. На рассвете вы возьмете вон ту высотку, вас к полудню подменят, и вы уйдете в третий эшелон, куда только мухи залетают. Там обустроитесь, пока вопрос с вашим дембелем не решится.

До высотки, где стояло полуразрушенное кирпичное здание, было метров восемьсот. Эта огромная груда кирпичей очень не нравилась бойцам. Они прекрасно понимали, что пять умелых автоматчиков сметут их атаку, как хозяйка смахивает пыль тряпкой. До темноты они непрерывно наблюдали за разрушенным зданием, но никакого движения в окнах и пробоинах не заметили. Но они уже были волчата и знали: чеченец может сутки пролежать без движения, поесть и нужду справить, и ни одна травинка не шелохнется.

В половине пятого, самый сон, капитан поднял своих бойцов и сказал то, что русский, тем более советский, офицер никогда не говорил:

– Атакуем молча, без криков «ура» и прочей ерунды. Если там огневая точка, то все зависит от того, когда они откроют огонь. Если вы увидите, что хватит одного броска и их уже можно достать гранатами, атаку продолжаем. Если они нас прихватят у подножия, залечь и отползать, вторая линия вас прикроет. Под огнем такой склон не пройти. Хоронить нас некому. Мы, солдаты, сделаем все, чтобы выполнить приказ, но сейчас не сорок первый год и за нами не Москва, это не наша земля. Все поняли? Тогда вперед!

Они бросились, как олимпийцы на побитие мировых рекордов, никто из них еще никогда не бежал так быстро.

Огонь ударил со всех сторон, в лоб били пулеметы и автоматы, из-за спины грохотал «Град», который и накрыл их мгновенно. Словно склон долго выцеливали и только ждали атаки. Через тридцать секунд на склоне уже никто не шевелился, чеченцы вылезли из укрытий, стояли в окнах и проемах здания, смотрели на смертоубийство, которое устроили русские, ничего не могли понять. Они были даже огорчены, четверо суток они лежали в засаде, ждали и дождались, глупые русские пошли в лобовую атаку, казалось, настал час торжества. Добычу вырвали прямо из когтей и зубов.

Один из чеченцев заметил, что на склоне кто-то пытается встать, другой ползти, поднял автомат, но старший его остановил:

– Ты воин, волк, а не шакал, который подбирает полуживых.

В небе засвистело. Чеченцы укрылись, второй залп поднял землю и камни ближе к укрепрайону.

Чеченцы узкой тропой уходили в горы, им не нужна была эта высотка и гора битого кирпича, просто полевой командир решил, что русские должны позариться на кусок валявшегося без присмотра сыра, и сделал мышеловку. Он знал, что склон под огнем не одолеть и часть нападавших лягут под его пулями, но никак не ожидал столь простой и кровавой развязки.

Игорь Смирнов очнулся и увидел Президента Ельцина, который, широко улыбаясь, грозил кому-то толстым пальцем.

Игорь не в первый раз приходил в сознание, но раньше он видел людей в белых халатах, понимал, что это врачи и сестры, его слепили яркие лампы, он даже порой слышал звяканье инструментов. Потом все пропадало, он куда-то проваливался. Порой он чувствовал, что его куда-то везут, ощущение движения возникало ненадолго, затем пропадало.

Сейчас он очнулся с довольно ясной головой и отчетливо увидел грозящего пальцем Ельцина. Что он говорил, Игорь не слышал. Он осторожно повернул голову, увидел больничные койки, понял, что на тумбочке стоит телевизор. Появились звуки, он увидел красотку, которая, скрывая улыбку, пытаясь казаться серьезной, говорила:

– Мирные переговоры в Чечне продолжаются, но порой между боевиками и федеральными войсками происходят стычки. По сведениям, полученным из Министерства обороны, за истекшие сутки убито трое и ранено девять бойцов федеральных сил.

Игорь увидел, что лежавший на соседней койке конопатый парень смотрит на него, и подмигнул.

– Ребята! – заорал конопатый. – Наш спящий принц проснулся. Звони Нонке, пусть зовет главного, который говорил, что парень оклемается.

– Стоп, ребята, – тихо сказал Игорь. – Я хоть и проснулся, но соображаю плохо. Мы где лежим, сюда не долетает?

– Тихо, салаги! – произнес солидный баритон из угла. – Солдата понять должно, он больше месяца без сознания. Ты успокойся, лежишь под Москвой, сюда не долетает. Привозят, что в Чечне откопать удается, а так ничего не долетает. А сейчас, я думаю, тебе надо спать.

• Предыдущая
• 39/83
• Следующая