Дар Демона (СИ) - Веденеева Валерия - Страница 4

Затем плавным движением господин поднялся с места, подошел к окну. И — правду говорили слуги — Риен не услышал при этом ни единого звука, ни даже шелеста одежды, словно Тонгил был призраком, получившим видимость человеческого тела.

— Что я делаю, когда мне скучно, Риен? — голос Тонгила звучал отстраненно; так спрашивают, когда знают ответ.

— Спускаетесь в подземелья, господин, — прошептал в ответ паж и крепко зажмурился, уже догадываясь, каким будет продолжение.

— Тогда проводи меня туда, Риен, — подтвердил его подозрения Тонгил. — По дороге развлеки интересным разговором, — и по изменившемуся голосу господина Риен понял, что тот улыбнулся.

Все, что было потом, прошло перед юношей словно в тумане. И как они вышли из покоев, дверь которых Риен, по этикету поклонившись, держал открытыми для господина, и как перед началом спуска он судорожно искал в пустой стражницкой факел и бессвязно бормотал извинения, что не умеет, как господин, видеть в темноте. И странный взгляд Тонгила, даже не насмешливый, не раздраженный его медлительностью — совсем непонятный.

— Что ты знал обо мне до того, как оказался здесь? — голос за спиной прозвучал неожиданно, разбив гулкую тишину лестничных переходов. Риен споткнулся и не упал только потому, что чужая рука ухватила за предплечье, сжав до синяков, и без усилий удержала.

— Итак, Риен? — господин говорил мягко, но что-то добавилось в его голосе, что-то, вызывающее желание повиноваться, выполнить любой приказ — и это что-то не было страхом перед наказанием. Колдовство? Для чего господину тратить силы на простого пажа?

— Я знал то же, что и все, господин, — не уверенный, что правильно понял вопрос, проговорил Риен. Но Тонгил явно ждал продолжения, и паж добавил:

— Я знал, что вы распоряжаетесь севером и частью востока империи, что половина всех налогов идет вам, а император знает об этом, но предпочитает молчать. Отец рассказывал, что его величество несколько раз предлагал вам титул герцога, но вы отказывались, не объясняя причины.

Юноша ненадолго замолчал, пытаясь понять, стоит ли говорить дальше.

— Продолжай, — велел господин.

Риен глубоко вдохнул:

— Вас все боятся: ваши вассалы, союзники, даже император. Никто не хочет оказаться вашим врагом.

— Как мило, — голос Тонгила прозвучал слегка ядовито, — что же, значит, врагов у меня нет?

Паж сглотнул:

— Есть, господин.

— Например? — спросил Тонгил мягко.

— Князь Лазурной долины. Он поклялся вас уничтожить.

— Да? За что?

Риен рискнул обернуться: проверить, не смеется ли господин. Но тот смотрел с вежливым интересом, даже вопросительно приподнял брови.

— Вы приказали похитить его младшего сына, и… — юноша замолчал, чувствуя, что лицо начинает пылать.

— Да?

— И сделали его своим наложником.

Воцарилось молчание. Господин вновь погрузился в мысли и на продолжении разговора не настаивал. В самом деле, разве интересно выслушивать давно известные факты о самом себе? Впрочем, Тонгила не раз называли безумцем; это даже не было оскорблением, скорее попыткой объяснить необъяснимое.

Лестничные переходы закончились, выведя их в само подземелье. Факел осветил отполированные магией черные стены, на которых змеились прожилки сиреневого, сияющего изнутри камня. На равных промежутках друг от друга, выжженные в стенах, блестели позолотой руны, почти все незнакомые Риену.

Паж остановился, ожидая приказа. Из первого зала вело несколько ходов, причем два — на нижние уровни, где юноша не был и быть не желал.

— Ты знаешь, где находятся заключенные, недавно попавшие в замок? — спросил Тонгил, но без тени любопытства.

— Да, господин, — это, наверное, было то единственное, что Риен мог найти в подземелье.

— Тогда веди, — все тот же отсутствующий тон.

Они прошли едва ли десять шагов, когда господин мягко спросил:

— Тебе нравится это место?

— Н-нравится? — Риен не мог сдержать дрожи в голосе.

— Если бы ты не знал, для чего подземелье используется, залюбовался бы? — все тот же ласковый тон голоса. Риен сглотнул:

— Д-да.

— Хорошо, — Тонгил замолчал, опять утратив интерес к разговору. И молчал до тех пор, пока они не дошли до первых камер. Несколько мгновений господин осматривался, словно выбирая, хотя, на взгляд Риена, все двери выглядели одинаково; потом уверенно двинулся вперед, но не к одной из них, а дальше, в темноту, куда свет факела Риена едва доставал.

— Ты прячешься от меня, стражник? — в голосе Тонгила промелькнуло вполне живое человеческое чувство — насмешка, изрядно сдобренная ехидством. — Или от других страшных чудовищ, обитающих в темноте?

Риен завертел головой, но вокруг было тихо и пусто, пока в дальнем боковом переходе не шевельнулась одна из теней и не проговорила простуженно:

— Я не хотел мешать вам, господин.

— Какая предусмотрительность, — из голоса Тонгила вновь пропали эмоции, и Риен не взялся бы определить, похвалил господин стражника или это была издевка.

— Открой эту камеру, — велел господин и тут же добавил раздраженно. — Ту, рядом с которой я стою, глупец, а не соседнюю.

Бормоча извинения, стражник приблизился, а паж мимолетно подумал, что того, наверное, отправили сюда за какую-то провинность. Потому что просто так в подземелье мог оказаться только такой неудачник, как сам Риен.

С замком мужчина возился недолго, и дверь отворилась легко и тихо, без того ржавого скрипа, который уже настроился услышать паж. Из темноты пахло сыростью и человеческим телом, но не настолько сильно, чтобы можно было говорить о долгом заключении.

— Когда его посадили? — Тонгил кивком велел Риену войти первому; уже заходя, паж заметил, как такой же жест получил и стражник.

— Пятого дня, господин. Как вы велели, сразу сюда, в допросную не водили. Да что водить, и так все понятно! — стражник попался словоохотливый; даже тот факт, что собеседником оказался сам Тонгил, смутил его только поначалу. — Уже третий убийца за это лето. Да он своих планов и не скрывал, — в сторону заключенного последовал пренебрежительный кивок.

Тонгил забрал у Риена факел и почти вплотную поднес к лицу сидевшего у стены узника. Тот заморгал, инстинктивным движением прикрыл глаза рукой и тут же вскочил. Сильное тело напряглось, и, если бы не короткая цепь, крепившаяся к стальному ошейнику, человек кинулся бы на вошедшего.

Заключенный казался чистокровным человеком: высокий и широкоплечий, с лицом, покрытым короткой густой бородой. На одного из клановцев, лучших наемных убийц, он походил мало: те до смерти сохраняли юношескую стройность, оставаясь юркими, словно змеи. И еще — не было в узнике присущей им равнодушной смертоносности. Нет, заключенный выглядел как обычный воин: сильный, опасный в битве, но не обученный убивать исподтишка, вряд ли умеющий воткнуть нож в спину, подсыпать яд или подкинуть в купальню сешельскую гремучку.

— Венд ар-Син, — проговорил господин странным тоном, продолжая держать факел. — За что же ты решил меня убить?

В желто-зеленых глазах узника сверкнула бессильная ярость:

— Раз сподобился вспомнить имя, должен вспомнить и причину!

Арон, не в силах оторваться, смотрел на своего лучшего друга, более родного, чем мог бы быть брат… и уже два года как мертвого. Человек в железном ошейнике выглядел старше, чем тот Венд, которого северянин однажды похоронил, на лице прибавилось шрамов. Вот только его Венд никого не умел ненавидеть так, чтобы это чувство выжгло все остальные, оставив только горькую пустоту. Этот, постаревший, умел.

Арон стоял, замерев, в руке чадил и брызгал искрами факел, а в голове проносились, одна другой невероятнее, идеи относительно того, что он мог теперь сделать.

Освободить сейчас Венда, сорвать с него этот позорный рабский ошейник… И что дальше? Человек, так похожий и одновременно не похожий на его друга, вряд ли станет растроганно благодарить, скорее уж повторит попытку, из-за которой оказался в подземелье. Глаза этого Венда говорили: не найдется оружия, он зубами перегрызет врагу глотку.