Дар Демона (СИ) - Веденеева Валерия - Страница 18

Остальные слуги крепко спали, не потревоженные его пробуждением. Ресан тихо сполз на пол и вытащил из-под койки с вечера приготовленный мешок, одел лямки. Выскользнул за дверь. На галерею юноша идти поостерегся, вышел через двор к той башне, на которую днем ему показал мальчишка. Обходной путь оказался намного дольше; впрочем, на то он и обходной.

И во внутреннем дворе восточного крыла, и дальше было безлюдно. Больше всего Ресан опасался нарваться на особую стражу Тонгила — его оборотней, которые стерегли замок ночами, когда стражники-люди спали. Но пока светлые боги миловали.

Вот и башня — громада с черными провалами окон. Ресан достал из мешка лунник — белый камень, светящийся в темноте, сжал в руке. И двинулся вверх по пустой, без единого стражника, лестнице; на третьем этаже свернул в темный коридор и пошел, отсчитывая двери.

Вот и нужная. Если только его не обманули…

Ресан глубоко вздохнул и поднял руку, намереваясь постучать.

Несмотря на глубокую ночь, дверь отворилась прежде, чем костяшки пальцев во второй раз прикоснулись к ее темному дереву. Открылась, выпустив широкую полосу света и явив Риена — изрядно вытянувшегося за последние месяцы, потерявшего прежний загар и более бледного, чем хотелось бы Ресану.

При виде гостя лицо младшего ар-Корма утратило остатки румянца:

— Ты что здесь делаешь? Да еще в таком виде? — выдохнул он испуганным шепотом.

— Я за тобой, — последовал твердый ответ.

Риен выглянул в коридор, и, убедившись, что никто за ними не наблюдает, втащил пришельца в комнату. Тщательно запер дверь и развернулся, прижимаясь к деревянной поверхности спиной. С обреченным видом посмотрел на черноволосого и приглушенно воскликнул:

— Ох, Росана, ну нельзя же быть такой дурой! Или ты хочешь втравить нас всех в еще худшие неприятности?

Риен тоскливо смотрел на сестру, столь на себя непохожую, затянутую в мужской костюм, да еще с этими черными волосами, и пытался не думать о том, что теперь с ними обоими будет. В том, что будет непременно, юноша не сомневался — Тонгил знал обо всем, что творилось в его замке. Но даже если, чудом богов, Росане повезет стать исключением, обязательно вмешается проклятый полуэльф…

— В жизни не поверю, что отец тебя отпустил! — вздохнул Риен. — Сбежала?

Росана независимо пожала плечами:

— Ну да.

Было странно смотреть на худого паренька с разворотом плеч, совсем не подобающим изящной девушке, с мальчишеской плоской грудью, и сознавать, что это действительно его красивая вредина-сестра.

Только лицо осталось почти прежним.

— Амулет личины? — уточнил Риен без особой надобности. Девушка кивнула.

— Сними, а? — попросил юноша. — Не могу тебя в этом облике видеть, не по себе как-то.

— Понимаю. Только у меня наоборот: девушкой себя перестал… перестала ощущать, — Росана расстегнула сережку с каплей жемчужины — такие носят все юноши с четырнадцати лет, сняла с шеи подвеску, потом тонкий обруч кольца. И, наконец, вынула из воротника рубашки маленькую, почти незаметную иглу с утолщением на конце.

— Амулет на четырех якорях? — с невольным уважением проговорил Риен. Сестра усмехнулась:

— На пяти, — и распустила крохотную, из одной пряди волос на виске, косицу, вынув из нее тонкую серебристую нить.

Облик потек, меняясь: сузились плечи, проявились изящные бедра, а на груди красноречиво приподнялась рубашка. Посветлели волосы, став того же оттенка, что и у Риена.

— Ну что, теперь обнимешь? — поинтересовалась Росана, умудрившись каким-то образом соединить в вопросе ехидство с любовью и заботой о нем, Риене. А потом сама со всхлипом повисла у брата на шее…

Прием у императора закончился катастрофой.

Конечно, и прежде случалось так, что несдержанность Росаны ар-Корм вызывала неприятности.

Керану, старшему брату, когда он был еще жив, дважды пришлось драться на поединке с кипящими от негодования благородными тарами, не имевшими возможности вызвать на дуэль саму обидчицу. А одна ее невинная шутка над наследным принцем стоила графу унизительного извинения перед императором, а самой Росане — полугода в монастыре.

Однако прежние неприятности и близко не стояли с последней: девушка прилюдно оскорбила Темного мага. И не просто Темного мага, что уже невесело, а Тонгила — того самого, который за последние годы сумел подмять под себя весь север империи.

И сам Его Величество, и Императорский Совет отчего-то в дела Тонгила не вмешивались, избирательным образом ослепнув и оглохнув.

Да, великолепный бал в честь весеннего равноденствия обернулся катастрофой.

Узнав, что натворила его сумасбродная дочь, граф лишь бросил короткий ледяной взгляд на ничего еще не понявшую девушку, улыбающуюся от ощущения собственной победы и посрамления чернокнижника, и велел начальнику стражи немедленно отвезти ее в самое дальнее от столицы имение, в окрестности Кирет-града. А сам остался — надеялся, должно быть, что что-то еще можно исправить…

Первые дни в изгнании Росана с удовольствием вспоминала выражение лица мага, которому она так изящно указала на его, безродного выскочки, место. На неуместность его пребывания среди благородных господ.

Вспоминала, как удалось, благодаря подслушанным сплетням, найти его самое уязвимое место и надавить на него, как Тонгил окаменел, а потом почти сорвался на вульгарный скандал…

Да, поначалу думать об этом было приятно, но шли дни, и вскоре доверенная служанка стала приносить ей странные новости. Такие как известие о небывало сильном дожде, который упрямо не выходил за границы майората графа ар-Корма. Который не прекращался ни днем, ни ночью, размыл укрепленные берега рек и подпоры мостов, превратил всегда сухие долины в заливные луга, а затем и вовсе — в болота.

Потом появился рассказ о нападениях на людей и скот невиданных прежде водных хищников в серых ребристых панцирях, в два человеческих роста длиной, с частоколом зубов в огромной пасти… Затем — о новой болезни, когда от укуса обычных комаров людей вдруг начинала косить лихорадка… И, наконец, о дне, когда все внезапно закончилось: исчезли прожорливые твари, выздоровели люди, не по-весеннему жаркое солнце начало выпаривать воду, а сильный ветер — относить получившиеся облака дальше на запад, не давая им вновь пролиться дождем.

А еще служанка добавила: граф откупился от проклятого колдуна, пожертвовав единственным оставшимся в живых сыном, отправив пятнадцатилетнего Риена на север в замок Тонгила, заложником…

Узнав о последствиях своей «победы», Росана разбила все хрупкое и бьющееся, что попалось под руку, а потом проплакала всю ночь. Последний раз она так ревела, когда узнала о гибели Керана. Но если в смерти старшего брата девушка не была виновата, то Риен пострадал из-за нее.

Никто из родителей к ней так и не приехал, ничего не сообщил, только малявка Делия прислала пространное письмо, кое-где в пятнах потекших чернил.

Младшая из сестер рассказала, как отправляли Риена, и как хорошо держался братишка, хотя понимал, что шансов вернуться живым у него немного. Как графиня после того слегла и не вставала неделю, а граф, враз почерневший, почти не выходил из своего кабинета, а если когда и появлялся, то часто замирал и смотрел в одну точку, словно на что-то, всем остальным невидимое. И как сама Делия не могла сдержать слез каждый раз, когда думала о случившемся…

За все письмо сестра ни разу ни в чем не упрекнула Росану, но от этого было только больнее.

После бала, на котором Росана поломала жизнь брату, прошло полтора месяца. Почти все это время, вынужденно проведенное в киретской глухомани под домашним арестом, в компании одной лишь горничной, девушка мучилась и переживала. О том, что происходит дома, она узнавала только из писем сестры — никто из родителей на ее послания не отвечал. Иногда Росане казалось, что отец с матерью, угнетенные потерей сына и наследника, просто вычеркнули непутевую дочь из своей жизни.