Наркомафия - Леонов Николай Иванович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/61
• Следующая

– Обязательно, – Гуров кивнул. – Только не пойму, о чем вы толкуете? Вы тряхните свой «источник» – может, из него еще чего вывалится?

– Учишь? – Федул Иванович подмигнул. – Говорят, учиться никогда не поздно, но моя учеба закончилась. Чуешь?

– Угу, – Гуров закурил.

– Не признаешь? А этот, как его?.. – Прокурорский начал перебирать лежавшие перед ним бумажки, но сказал по памяти: – Еланчук Юрий Петрович тебе друг или родственник?

– Я такого в жизни в глаза не видал.

– Может, и не видал, однако разрабатываешь.

– Ошибаетесь.

– Я тебе кто? – Голос прокурорского набрал густоты – казалось, сейчас последует команда: по коням! – Мне годков столько, сколько твоему батюшке. Стану я, старый пень, приглашать бывшего опера и вести с ним ля-ля, коли не уверен?

– Я в вашей вере не сомневаюсь, только она ошибочна. На Руси в кого только не верили, теперь расхлебываем.

– Ладно, давай чуток взад подадим. Третьего дня у вашего юриста дочку сперли. Киднэппинг, что ли? Черт побери, не могу иностранное слово запомнить. Ты почему к властям не обратился?

Гуров смотрел в хитрые, умные глаза собеседника. Чувствовал, тот ведет сложную игру, сейчас ждет определенного ответа, не мог понять, какого именно.

– В милицию, что ли? – удивился Гуров. – Вам, законникам, известно: заявление обязаны родители подавать.

Федул Иванович одобрительно кивнул, пальцами замял окурок, закурил новую папиросу.

– И как же ты пацанку вызволил?

– Нормально, – Гуров пожал плечами. – Попросил вернуть. Сказал, мол, отец беспокоится, бабушка плачет, я сержусь, чужое брать безнравственно…

– И отдали… – Чиновник усмехнулся, вновь одобрительно кивнул. – Душевные люди.

– Люди как люди, – философски ответил Гуров.

– И ты человек как человек, только шибко умный и упрямый.

– Что выросло, то выросло, – усмехнулся Гуров. – У кого-то из друзей пословицу прихватил.

– Значит, Еланчук Юрий Петрович для тебя не человек, звук пустой?

Гуров уловил в глазах собеседника тревогу ли, предупреждение, разобраться не смог, ответил уверенно:

– Впервые слышу.

– Ладушки. – Федул Иванович спохватился: – А представляешь ситуацию: берем мы наркомафию, не всю, конечно, во всемирном масштабе, – он очертил рукой круг, – а так – крупиночку, – и показал ноготь. – Но для России масштаб достаточный. Дальше для тебя картина знакомая: один молчит, другой отрицает, а пятый колется, и начинается заплыв. И среди прочих имен называет и Гурова Льва Ивановича. Да не один называет, где отпереться просто, а несколько. Они ведь злые будут, могут и напраслину на тебя возвести. И уж что ты знал, ведал, переговоры вел – так обязательно. Обязательно – вроде твое любимое слово. Скажи?

– Обязательно, – повторил Гуров и улыбнулся. – Но у меня есть и другая присказка: «Это вряд ли…»

– К данному случаю она не подходит, так как статья у тебя будет именно – обязательно, и срок длинный.

– Вы вначале что-то о старых пнях обмолвились…

Прокурорский перегнулся через стол и сунул под нос Гурову огромный костлявый кулак.

– Мне о себе все дозволено, а ты, умник, язык попридержи, понял?

Гуров оттолкнул кулак с такой силой, что Федул Иванович упал в кресло, ударился о спинку, глубоко вздохнул и неожиданно показал Гурову большой палец, подмигнул, пододвинул блокнот, начал писать и сердито заговорил:

– Ты не мальчонка – свою судьбу сам держишь, как желаешь, так и распоряжаешься. Не дай вам бог, господин полковник, в этот кабинет для иного разговора попасть. Смекаешь?

– Так от сумы и тюрьмы, известно, господин прокурор, не зарекаются.

– Иди, пока до свиданьица, – Федул Иванович протянул Гурову исписанный листок и пожал руку.

– Желаю здоровья, Федул Иванович, – Гуров взял листок, убрал во внутренний карман, в дверях обернулся, посмотрел на «красного комиссара» долгим взглядом и вышел.

«Мерседес» Крячко стоял метрах в двадцати от дверей прокуратуры. Но Гуров садиться в машину не спешил, оглядел улицу, присмотрелся к другим машинам, припаркованным неподалеку, прислушался к себе, словно больной, проверяющий, есть у него температура или нет, только потом неторопливо подошел, вновь огляделся, не забыл проверить окна ближайших домов, наконец сел.

На заднем сиденье полулежал Орлов. Он не прятался, просто дремал.

– Обижаешь, командир. – Крячко завел мотор. – Проверяешься, словно тебя не сыщики ждут, а пара залетных фраеров.

– Не слушай, Лева, все верно. – Орлов зевнул. – Станислав через каждые пять минут выходит. А за пять минут, как пела моя любимая артистка, можно сделать очень много. Проверяйся, Лева, и проверяйся, держи себя в пределе. Я знаю, у тебя верхнее чутье.

– Обязательно, Петр. – Гуров вынул из кармана полученную от заместителя прокурора записку. – Станислав, приткнись в переулочек.

Почерк у прокурорского был ужасный, но Гуров, разбирая по слогам, прочитал: «Ты мужик настоящий, только вряд ли тебе поверят. В твоей бывшей конторе протекла крыша – кто, не знаю. Берегись и никому не верь, особенно телефонам. Передай Петру, чтобы он, старый козел, от тебя уходил подальше и сочинял легенду – может, собаки потеряют след».

– Дай сюда! – Орлов вырвал у Гурова листок. – Почерк неповторимый. Федул! Как же он в прокуратуру забрался, а я и не слышал? Мосластый, бровастый, руки граблями?

– Он, – кивнул Гуров. – Значит, нас слушали. То-то он говорит одно, а смотрит иначе.

– Старый лис. Как бы с ним повидаться? Это решим. А пока, Лева, мое участие в вечерней проверке в твоем офисе отменяется – колупайтесь одни, не котята. Станислав, высади меня у ближайшего метро.

Когда Крячко затормозил, Орлов сказал:

– Мне не звонить, даже домой. Надо будет, объявлюсь. Ты, Лева, в офисе швырни в меня грязью, мимоходом – не переусердствуй. Удачи.

Орлов ушел, сыщики долго молчали. Крячко увидел, что его подпирает троллейбус, поехал и смачно выругался.

– Скверно, Станислав, получается. Мы играем с неизвестными противниками и по правилам, которых тоже не знаем. Если нельзя верить заместителю министра, а кабинет зампрокурора прослушивается, то не знаю…

– А ты матюгнись, и полегчает, – ответил Крячко. – Едем в офис, попробуем обнаружить, кто ставит и снимает липучки.

– Едем, только настроения нет, куражу.

Гуров и Крячко приехали в офис, прошли в кабинет. Станислав сразу матюгнулся, по-своему мстя слухачам. Микрофоны отравляли жизнь, не давали возможности обсудить столь горячую ситуацию. Более выдержанный Гуров решил использовать прослушивание с пользой для себя и сказал раздраженно:

– Станислав, перетряхни мозги, вспомни: может, тебе попадался на глаза этот чертов Еланчук, или ты слышал о нем, либо он в агентурных проскакивал?

– Нет, уже сказано, у меня память на имена компьютерная. – Крячко привычно включил кофеварку. – Забудь ты этого прокурорского хмыря. Ему требуется – пусть копает. Он тебя, как мальчика, пытался на гоп-стоп взять. Наркотики, надо такое придумать! Лев Иванович, по-честному, ты когда-нибудь пробовал какое-нибудь зелье?

– Анашу раз курнул, гадость. – Гуров взглянул на часы: до конца рабочего дня оставалось около тридцати минут. – Не нравится мне разговор в прокуратуре, в чем-то они нас подозревают.

– На то и щука в море…

– Пойду к Вагину, потолкую, может, он что знает.

– Иди. Что мы с тобой ели сегодня? – Крячко натурально закряхтел. – Меня постоянно в сортир тянет.

Задуманная сыщиками операция с треском провалилась: в кабинете Вагина и в туалетной комнате «жучки» прослушивания уже отсутствовали. Пока они ездили в прокуратуру, «жучки» сняли.

Гуров зашел в приемную. Как и положено секретарю, красавица Елена была на месте, но сумки ее уже были собраны.

– Великий сыщик, чем порадуете одинокую женщину? – Елена взглянула испытующе. – Вам, психологу, прекрасно известно, что для нас, женщин, на первом месте мужское внимание, на втором – новости и сплетни.

• Предыдущая
• 26/61
• Следующая