Дорога к тебе - Делински Барбара - Страница 4

— Он сейчас у вас?

— Он спит в кресле. Заснул в такой момент — можешь себе это представить? Ну, я его сейчас разбужу. Скажи ему, чтобы он нас подвез. — Она, видимо, отвернулась от аппарата, но Джек все равно поморщился от ее крика. — Дункан! Возьми трубку! Это мой отец!

— Саманта! — позвал Джек.

— Нет, мама не умерла, — послышался приглушенный голос Саманты, — а вот кошка может умереть, если ты ее не отпустишь. Ты слишком крепко ее к себе прижимаешь, Хоуп. Ты делаешь ей больно. — Она снова прижала к себе трубку. — Вот. Хоуп хочет с тобой поговорить.

— Папа! — произнес дрожащий голосок.

Сердце Джека дрогнуло.

— Привет, Хоуп! Как дела, милая?

— Я боюсь.

— Я понимаю, но сейчас с твоей мамой все хорошо. Я как раз еду в больницу. Когда я туда попаду, то буду знать больше.

— Приезжай сюда! — взмолился голосок.

— Я приеду, — сказал Джек, тая при мысли о том, что оказался нужен хотя бы одной из своих девочек. — Больница как раз по дороге, так что я сначала загляну туда. Тогда я смогу больше тебе рассказать, когда приеду.

— Скажи маме… — Хоуп замолчала.

— Что, милая?

— Она снова плачет, — вмешалась Саманта. — Поговори с Дунканом.

— Дункан Блай у аппарата, — отрывисто произнес мужской голос. — Что вы хотите сказать?

Джек хотел бы еще поговорить с Хоуп, но сегодня вечером распоряжался не он.

— Я хочу сказать, что знаю не слишком много. Я буду в больнице примерно через час. Никуда их не везите.

— Я и не собираюсь.

На том конце линии послышались приглушенные протесты, затем голос Саманты с огорчением произнес:

— Папа, это просто ужасно — вот так здесь сидеть, пока она там.

— Сейчас глубокая ночь.

— А разве мы не можем спать там? Она ведь наша мама! Что, если она будет нас звать?

— Она в операционной, Саманта. Даже если бы вы были в больнице, то не смогли бы ее видеть. Послушай, если ты хочешь чем-то помочь, поддержи свою сестру. Она, по-моему, очень расстроена.

— А я разве нет?

В ее голосе за внешней бравадой чувствовалась паника. Но все-таки Саманта — это не Хоуп. Хотя разница в возрасте у них всего два года, они совершенно разные. Пятнадцатилетняя Саманта — маленькая всезнайка, которая не любит, когда с ней обращаются как с ребенком. Тринадцатилетняя Хоуп молчалива и чувствительна. Если Саманта склонна задавать вопросы, то Хоуп сразу видит в ответах скрытые нюансы.

— Я понимаю, что ты тоже расстроена, — сказал Джек, — но ты ведь старше. Возможно, если ты ее поддержишь, то и она поддержит тебя. Помогите друг другу, ладно?

— Я все думаю насчет шоссе номер один, папа. Там есть участки, где край дороги обрывается на сотню футов вниз, прямо на скалы. Это случилось именно там?

— Я не знаю деталей аварии.

— Мама могла упасть в воду, но это не намного лучше. Что, если она задыхалась там под водой…

— Сэм, она не утонула.

— Ты этого не знаешь. Может, только куча всяких аппаратов удерживает ее в живых.

— Саманта! — Она почти так же изобретательна, как и Рэйчел, только вот ей не хватает зрелости, чтобы направить эту энергию куда нужно. — У твоей матери сломана нога.

— Но ты ведь не знаешь, что там еще! — закричала она. — Позвони в полицию — они расскажут, что произошло.

— Возможно, после. У доктора есть номер моего сотового. Я не хочу занимать линию на тот случай, если он позвонит. А сейчас я хотел бы, чтобы ты легла в постель. Никому не принесет пользы, если ты станешь представлять себе, что могло бы случиться. Воображение бог знает до чего может довести. Так что успокойся. Я контролирую ситуацию. И не надо сидеть и ждать нового звонка, потому что до восхода солнца я больше не позвоню.

— Я не пойду в школу.

— Об этом мы поговорим после. А сейчас единственное, чем ты можешь помочь своей матери, — это если успокоишь сестру. И если вы обе хоть немного поспите.

— Ладно, ладно, — пробормотала она.

Джек заставил себя сосредоточиться на дороге. Над городом по-прежнему висел туман, на шоссе было темно. Он прижал руку к животу, надеясь, что тепло руки поможет справиться с комом в желудке, но рука оказалась холодной, так что это не помогло. Нервы каждый раз его подводят, особенно в последнее время.

Ему очень хотелось, чтобы зазвонил телефон и врач сообщил, что Рэйчел после операции пришла в сознание и теперь все будет хорошо. Но телефон молчал, только приглушенно гудел двигатель. Джек попытался отвлечь себя мыслями о том, что не выходило у него из головы еще два часа назад, — об отставании от графика строительства, о спорах насчет контрактов, об уходе ведущих сотрудников, — но оказалось, что эти проблемы его сейчас не интересовали. Они остались позади, в окутанном туманом городе.

Утром придется сделать несколько звонков — надо отменить назначенные встречи.

Впрочем, если Рэйчел придет в сознание, к полудню он уже вернется на работу.

Это казалось Джеку все более вероятным. Рэйчел — сильная, здоровая женщина, самая сильная, самая здоровая, самая независимая из всех, кого он знал. Он ей не нужен. И никогда не был нужен. Шесть лет назад, когда на ее жизненном пути возникла развилка, она сама сделала выбор. Ну и прекрасно.

Так зачем же он сейчас едет на юг? Зачем откладывает деловые встречи ради того, чтобы оказаться возле ее постели? Она его оставила, отшвырнув в сторону годы совместной жизни, словно неудачный набросок.

Тогда зачем же он едет на юг?

Он едет потому, что ее подруга ему позвонила. И потому, что его отцовский долг состоит в том, чтобы помочь девочкам. А еще потому, что он боится, что Рэйчел может умереть. Жизнь с ней была лучше всего того, что он испытал до и после. Он едет сейчас на юг потому, что до сих пор считает себя в долгу перед ней.

Когда Джек впервые обратил внимание на Рэйчел, то решил, что она не в его вкусе. О да, ему нравились светлые волосы, именно такие, как у Рэйчел, но обычно он предпочитал женщин с внешностью фотомоделей. Рэйчел Китс под этот стандарт не подходила. Ни длинных ресниц, ни чувственного рта — только десятки веснушек, щедро разбросанных по загорелому лицу, и глаза, которые внимательно смотрят на самого занудного профессора из всех, что приходилось встречать Джеку.

Профессор, весьма авторитетный в своей области, преподавал рококо и неоклассическое искусство. Именно он предоставил грант, позволивший Джеку оплатить обучение. Взамен Джек вел его переписку, а также помогал в исследованиях, необходимых для написания учебника, для чего грант, собственно, и предназначался.

Джека не очень интересовали рококо и неоклассика, еще меньше ему хотелось перебираться из Манхэттена в Тусон, но это была единственная возможность оплатить все расходы по обучению плюс еще получать стипендию. Джеку, который в тот момент был без гроша, требовалось и то и другое.

Работа оказалась не слишком утомительной. Профессор читал одни и те же лекции по одному и тому же конспекту уже лет двадцать с лишним, а поскольку Джек прочитывал их заранее, то его пребывание в аудитории сводилось исключительно к тому, чтобы принести профессору стакан воды или какую-нибудь забытую бумагу — слушать ему было особенно нечего. Чтобы быть все время под рукой, Джек сидел неподалеку от профессора. С этого места ему были хорошо видны все пятьдесят с небольшим студентов, посещавших эти лекции, — в три раза меньше, чем записалось.

Рэйчел Китс не пропускала ни одного занятия, сосредоточенно слушала, вела записи. Джек пытался уверить себя, что ищет ее взглядом только по привычке. Правда, это не объясняло, почему он обращает внимание еще и на то, что она уходит перекусить в крошечное студенческое кафе, где сидит все время одна, или на то, что она ездит на старом красном «фольксвагене» с ярко раскрашенным — похоже, от руки — солнцезащитным экраном.

Рэйчел специализировалась по искусству и жила неподалеку от него. Судя по выражению ее лица, одиночество — в любом смысле этого слова — ее вполне удовлетворяло.