Танец с русалкой - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/18
• Следующая

Набралась однажды Даша смелости – не могла уж больше неизвестностью мучиться! – и спросила у Данилки:

– Ответь мне, Данилушка, солнце мое красное, когда ты поведешь меня венчаться в божий храм и перед всеми людьми назовешь своею женой, чтоб уж и я среди всех честная и равная была? Неужели ты не видишь, сокол мой ясный, как неспокойно, как тягостно я живу? Да и любишь ли ты меня, Данилушка?

Нахмурился тут Данилка, не по нраву были ему такие разговоры.

– Разве плохо, моя Даша, я к тебе отношусь? – отвечал. – Разве можешь ты на что пожаловаться? А жениться на тебе…

Затаила Даша в надежде дыхание. Как птица в силке, забилось ее сердце.

– …не хочу и не могу я ни сейчас, ни потом. Ты должна об этом знать, Даша.

Удержала Даша горькие слезы, сжала внутри себя рыдания и пошла на барский двор коров убирать.

«Зачем же я тогда тебе нужна, милый мой?!» – хотелось ей крикнуть Данилке.

Да только уехал он, красиво подбоченясь, с барином в поля на дрожках.

Сорвало тут Дашу с места, кинулась она бежать – по лугу, вдоль околицы, к реке. И, глаз не закрывая, бросилась с обрыва в воду, солнцем заходящим в червонное золото окрашенную.

Не будет она больше жить в несчастье, позоре и обиде, пусть скроет ее темнота и холод, пусть примет другая жизнь, раз эта не задалась, а бог простит!

Сомкнулась над Дашей вода, на дно потянуло, а ноги водорослями переплелись, да так, что и не распутать. Ударилась она о донные камни, вверх ее вытолкнуло, в прибрежную осоку – то река Дашу к себе прибрала. Видно, не отпускала ее жизнь с этого света. А ноги, что водоросли оплели, обратились русалочьим хвостом, плеснула им по воде Даша, нырнула и поплыла в водных глубинах среди речных жителей.

Так и стала она жить в реке, узнала каждый ее изгиб, каждый омут и все излучины. Кусты прибрежные, что к самой воде гнулись, днем от людей ее скрывали, камышовые заросли ночью приют давали. Слышала Даша, что звали ее долго, по имени окликали, с баграми мертвое тело в реке искали… Горевала она о родимой семье, но ничего уж поделать не могла, таилась под корягами, по затонам, ряской подернутым, и никому не отзывалась.

А когда всходила ночью луна, качалась Даша в серебряном блеске воды, и слезы катились из ее русалочьих глаз. Ждала Даша, надеялась, что печалится о ней Данилка, что придет он на берег реки и позовет ее.

– Если будет он меня звать, имя мое в темную воду кричать, – шептала Даша кувшинкам, – выйду я к нему, брошусь на шею и прощу его. Буду с ним жить, как он захочет. И ничего мне больше не нужно будет, не побоюсь ни людских оглядок, ни обид, лишь бы быть ему милой!

И довелось его увидеть Даше два раза. Шел Данилка по берегу один-одинешенек. А печальный ли он, веселый, того Даша не разглядела.

В другой раз подплыла она к нему, у воды сидевшему, молча в рябь глядевшему, крикнуть хотела: «Здесь я, Данилка! Милый мой, позови только, и выйду к тебе!» Да про свой русалочий хвост вспомнила, нырнула поспешно в глубокий омут. Тут и Данилку позвали – девушка незнакомая к нему спешила. Поднялся Данилка, зашагал ей навстречу. И больше у реки не показывался.

Долго смотрела из воды Даша ему вслед. Болью и обидой остался он в ее сердце, куда же от этого денешься?..

Приплывала Даша к тому берегу, где липка ее счастья росла. Жухли на липке листики, сохли ветки. В жаркие дни плескала Даша на нее водой, хвостом по волне била, горстями воду черпала.

Пас стадо на берегу реки маленький пастушок Вася. Братцем родным он был Дашиным. Углядел Вася тонкое деревце, захотел из него себе хлыстик сделать. Наклонился он, чтобы срезать ствол, и взмолилась тут Даша из воды:

– Васенька, погоди, не губи деревце!

Остановился Вася – голос родной сестрицы ему из реки послышался. Испугался он, убежал подальше. Да с тех пор и пошел слух по всему краю, что в реке русалка живет. Безлунными ночами ходили девушки песнями из воды ее выманивать, дети ковриги ей под берег клали. Да только никому Даша на глаза не показывалась, с сетями шалила – рыб вытаскивала, а в какие, наоборот, целые стаи нагоняла. На мелководье рано утром, когда теплый розовый пар стоит над водой, густой, как кисель, – хоть ножом его режь, хохотала и плескалась, вечером выпью кричала, летние хороводы разгоняла.

А в праздник Ивана Купалы, когда девушки, загадав желания, венки свои в воду покидали, себя не помня, по реке металась, чтоб ни один венок ко дну не пошел, чтобы в жизни всем повезло. И даже венок из васильков и ромашек, что та незнакомая девушка на Данилку загадала (все тайны теперь Даше-русалке ведомы были!), тоже придержала на плаву – пусть уж плывет, не тонет.

И долго смотрела, как парни и девушки через костры прыгают. Пламя в блестящих глазах ее играло, в масляной воде отражалось. Ни о чем Даша теперь не думала, ни на что не загадывала, ни о чем не печалилась. Покой ей дала русалочья жизнь…»

После того как Даша прочитала эти строчки, открылась дверь – и в палату просунулась голова воспитательницы Галины Робертовны, пресловутой Грабли.

– Так, Иванова, закрывай избу-читальню! – скомандовала Грабля. – Ночь на дворе. Девочки, спать! Завтра не проснетесь.

– А сказку?

– Мы хотим сказку дослушать! – закричали малышки, которые до этого тихонько, без движения, лежали под одеялами, боясь пропустить хоть слово.

– Чуть-чуть осталось! – попросила Даша, показывая Грабле книжку. Из непрочитанных больших листов с роскошными картинками осталось всего четыре. – Тут на семь минут!

– Завтра, – заявила Грабля и выхватила у Даши книгу.

– Ну, пожалуйста! – взмолилась Даша.

Ей так хотелось знать, чем же там, в книжке, все закончится! Как будет жить в реке несчастная девушка, ставшая русалкой?

Но Галина Робертовна была непреклонна. Ее вообще нельзя было ни в чем убедить, потому что она не признавала ничего – кроме того, что она сама считала правильным. Поэтому воспитательница сгребла все книги в кучу, вынесла из палаты и, выгнав оттуда Дашу, выключила свет.

Книжки она бросила в холле на столик, села рядом с ним.

– Отбой уже был, Иванова, – заявила она Даше. И, вытянув руку в направлении коридора, скомандовала: – Бегом в свою палату. Ты знаешь, что бывает за хождение по коридорам после отбоя?

С тоской взглянув на заветную книжку, что валялась среди других, Даша побрела по коридору на лестницу, взбежала на свой этаж. Засыпая, она думала только об одном – завтра же с утра прийти к малышам, взять книжку и унести ее в портфеле с собой в школу. У нее портфель как раз широкий – в этому году выдали новый, широкоформатная детская книженция как раз в нем уместится и даже не помнется. А в школе Даша ее дочитает – и узнает, чем там все кончилось. А кончиться обязательно должно хорошо и счастливо! Она не знала, не представляла еще, как. Но хорошо. Нет, даже замечательно – это точно!

И она не могла, конечно, предположить, что рано утром, еще до подъема, воспитательница Грабля, собираясь сдать свою смену, набрала себе в сумку новых, только что привезенных в детдом книжек. И игрушек тоже. Зачем? Чтобы своим внукам отнести. Галина Робертовна всегда так делала, как только в детском доме появлялось что-нибудь мало-мальски ценное. «Куда им столько?» – искренне недоумевала она, глядя на имущество своих воспитанников. Ребятам из детского дома все и так даром достается, а вот родители ее внуков, как лошади, вкалывают, чтобы детям лишнюю игрушку-книжку или ботинки купить. Чтобы восстановить баланс и справедливость, Грабля и тащила все домой.

За то что Галина Робертовна гребла все подряд, ее и прозвали Граблей. Причем, кажется, даже не дети. А воспитатели…

Конечно, она брала не так много, чтобы жители детского дома из-за этого как-то пострадали и начали нуждаться, голодать, глупеть, разучились бы читать и писать. Нет, конечно.

• Предыдущая
• 7/18
• Следующая