Вдали от дома - Стил Даниэла - Страница 38
- Предыдущая
- 38/60
- Следующая
— В чем дело, Миранда? О чем ты задумалась?
Она была слишком поражена собственным открытием, чтобы промолчать.
— О том, как много в вас общего.
— Вряд ли это можно счесть похвалой.
Миранда ощутила себя парашютистом, уже в прыжке обнаружившим, что его парашют неисправен. Резкими, судорожными движениями она сбросила ноги с кровати и села.
— Я больше не могу говорить об этом.
Адам тоже сел и повернул ее лицом к свету.
— Нет, можешь и будешь. Будь я проклят, если сейчас отпущу тебя.
— Ты не имеешь на меня никаких прав, Адам. Я ничем тебе не обязана.
Она попыталась встать, но Адам схватил ее за плечи и вновь повернул к себе лицом. Миранда попыталась вырваться.
— Посмотри на меня, — потребовал он.
Миранда в ярости прищурилась.
— Отпусти!
В ответ он сжал пальцы, не причиняя боли, но придавая силу своему приказу.
— Ни за что — пока ты не пообещаешь мне закончить разговор.
— Я ничего не стану обещать. Мерзавец!
— А ты трусиха. — Его шансы были невелики. Как бы ни закончился разговор, Миранда никогда не забудет, как он обошелся с ней. — Чего ты боишься, Миранда? Каких демонов ты питаешь в надежде, что они наберутся силы и вновь подтолкнут тебя к краю пропасти?
— Не разыгрывай психолога, Адам! У тебя нет даже образования!
Ленивая улыбка была единственным ответом Адама на это колкое замечание. Улыбаясь, он ждал продолжения.
— Я не сдаюсь, если мне угрожают, — произнесла Миранда.
Адам вновь промолчал. Прошла томительная, долгая минута, прежде чем она тихо спросила:
— Теперь ты понимаешь?
— Нет, — отозвался Адам.
— Я причиняю боль людям, которые мне дороги. Это моя вторая натура.
— Почему?
— Такова уж я.
— Но должны же быть какие-то причины. Что побуждает тебя к этому?
Миранде еще никогда не приходилось раскрывать мотивы поступков, в которых она с трудом признавалась даже самой себе. Этот вывод был настолько же потрясающим, насколько и очевидным.
— Полагаю, этому виной какой-то извращенный инстинкт самозащиты.
— Тебе придется отказаться от прежних привычек.
— Но если я дам людям волю... в их руках окажется власть...
— Что за власть?
Он явно не собирался оставлять без внимания недосказанное.
— Власть, позволяющая причинить мне боль.
Адам вгляделся в ее лицо.
— Как же такое возможно — причинить тебе большую боль, чем ты испытываешь сейчас?
Миранда уставилась на собственные руки, сложенные на коленях.
— Я не представляю, как можно вести себя иначе.
Его решимость заставить Миранду поведать о прошлом внезапно вступила в битву с потребностью утешить ее. Адам провел ладонью по ее руке, ощутил на ней пупырышки «гусиной кожи» и привлек Миранду к себе.
Позднее Миранда сама нарушила молчание, спросив:
— Сколько ему осталось?
— Не знаю, — отозвался Адам.
— Значит, ты живешь здесь из-за Джейсона?
— Да.
— Ты приехал, чтобы увидеть, как он умирает?
— Нет, Миранда, — мягко возразил Адам. — Я приехал, чтобы побыть с ним, пока он еще жив.
— Вместе с ним исчезнет часть тебя самого... — Миранде хотелось предостеречь его.
— Знаю.
— У меня не осталось ничего, что я могла бы отдать, Адам.
Он прижался губами к ее лбу, а затем к виску.
— Все верно. Джейсон поймет.
— Ты собираешься рассказать ему обо мне?
— Только если ты захочешь.
Именно этого и желала Миранда. Адам прав. Она превратилась в трусиху.
— Дай мне еще пару дней.
— А как же твои уроки?
— Я что-нибудь придумаю.
— Только не откладывай слишком надолго, — предупредил Адам. — С Джейсоном уже перестало общаться слишком много друзей — просто прекращали появляться и звонить, и все. Он заслуживает объяснений.
— Он никогда не упоминал о своих родственниках. — Миранде не хотелось говорить о Джейсоне, не хотелось думать о том, что ему предстоит, но она уже устала избегать разговора.
— Они вычеркнули Джейсона из своей жизни пару лет назад.
— Может быть, стоило объяснить им, что он болен? Может, тогда бы они передумали? — Миранда чувствовала себя так, словно вновь стала матерью. Она отдала бы что угодно за еще один день, проведенный с Дженнифер.
— Они знают.
— Ты уверен? — В голове Миранды не укладывалось, как родители могут отречься от умирающего сына.
— Абсолютно.
— Не понимаю, как можно... — Нет, она все понимала: ее отец всегда давал волю недовольству сильнее, чем любви. Он не пришел на похороны Кейта и Дженни, ни разу не навестил Миранду в больнице. К удивлению Миранды, братья и сестра приходили к ней, но их визиты были минутными и неловкими. После того как на протяжении всей жизни между ними вбивали клин, они обнаружили, что способны лишь посочувствовать Миранде, как полузнакомому человеку.
Мать звонила несколько раз и в конце концов случайно проговорилась, почему нет вестей от отца. Он прочел в газете о том, что Тобайес Траут был клиентом Миранды, и сделал вывод, что вся стрельба и гибель людей — ее вина.
С тех пор Миранда ни разу не говорила с отцом и сомневалась, что вообще когда-нибудь встретится с ним.
Адам лег на спину и подложил ладони под голову.
— Я уже давно понял: моего присутствия здесь еще недостаточно, чтобы помочь Джейсону. Он нуждается в том, что я не могу ему дать — главным образом, в реальном понимании того, сквозь что ему приходится пройти. Он никогда не заговаривал об этом, но...
— Я не ослышалась? Ты обвиняешь себя в том, что ты не гомосексуалист и не болен СПИДом?
— И не только в этом.
— Мне жаль, что приходится говорить об этом, Адам, но нельзя отвечать за все и вся. Это просто невозможно.
— Ты знаешь это по собственному опыту?
Миранда подвинулась ближе, положила ногу на его ноги и провела ладонью по груди. Этой ночью они стали не просто любовниками — теперь они были близкими друзьями.
— Нет, я никогда не пыталась следовать твоему примеру. Оказываясь там, где приходится заполнять анкеты — вроде тех, что заполняют у врача, где надо указывать род занятий, — я всегда думала о себе, лишь как об адвокате. Только иногда я ощущала себя женой и матерью.
— Я тебе не верю. Возможно, между вами с Кейтом бывали размолвки, но я слышал, как ты говорила о Дженнифер.
Произнесенное вслух имя дочери вызвало резкую боль в груди Миранды.
— Она часто дарила мне забавные маленькие рисунки, чтобы я повесила их у себя в офисе. Но я боялась, что они будут выглядеть нелепо, и потому вешала их изнутри на дверцу шкафа — там, где их видела только я.
— Идеальное решение, — заметил Адам.
— Меня больше волновало, что подумают другие, чем возможность доставить удовольствие родной дочери.
— У меня была бабушка, которая вечно корила себя. Пожалуй, в этом ты превзошла ее, Миранда.
Миранда рывком села на постели.
— Ублюдок! Как ты можешь так говорить, когда я пытаюсь исповедаться перед тобой?
— Мы вернулись к тому, с чего начали. — Адам тоже сел, взял подушку и прислонил ее к спинке кровати. — Еще один урок во взращивании вины Миранды Долан. — Он откинулся на подушку и скрестил руки на груди. — Давай, выкладывай все свои мелкие грешки. Кто знает, может, ты даже сумеешь убедить меня, что ты действительно достойна порицания — ведь ты этого хочешь, не так ли? Только ничего не утаивай. Расскажи, как ты издевалась над Кейтом, или как отказалась повезти Дженнифер к врачу, когда она сломала ногу, потому что боялась опоздать на работу. А потом я не прочь услышать, как исключительно по твоей вине на прошлой неделе сошла с рельсов электричка.
— Ненавижу тебя! Ненавижу больше всех на свете!
Адам ответил ей длинным и пристальным взглядом.
— Даже больше Тобайеса Траута?
Миранда осеклась.
— Тобайес был сумасшедшим.
— Вот именно, — подхватил Адам. — И что бы ты ни говорила и ни делала, факт остается фактом. Случившееся — не твоя вина, Миранда.
- Предыдущая
- 38/60
- Следующая