Высокая зеленая трава - Кинг Джозеф Хиллстром "Хилл Джо" - Страница 3

• Предыдущая
• 3/11
• Следующая

— МАЛЫШ, СТОЙ НА МЕСТЕ! — прокричал Кэл так громко, что заболели голосовые связки. Словно находился на концерте «Металлики», только без музыки. — МНЕ БЕЗ РАЗНИЦЫ, КАК ТЫ НАПУГАН, ТОЛЬКО СТОЙ НА МЕСТЕ! ЧТОБЫ МЫ МОГЛИ ПОДОЙТИ К ТЕБЕ!

Он повернулся, вновь ожидая увидеть Бекки, но увидел только траву. Согнул колени и подпрыгнул. Увидел дорогу (гораздо дальше, чем ожидал, вероятно, пробежал немалое расстояние, не отдавая себе в этом отчета). Увидел церковь — «Дом святого Хэнка Аллилуйского» или как там она называлась), увидел «Боул-а-дром», но больше ничего. Не ожидал увидеть голову Бекки, рост которой составлял пять футов и два дюйма, на рассчитывал увидеть оставляемый ею след примятой травы. Да только ветер причесывал траву сильнее, чем прежде, и на ее поверхности виднелись десятки возможных следов. Он подпрыгнул вновь. Влажная земля чавкала всякий раз, когда он опускался на нее. Эти прыжки — единственная возможность глянуть на шоссе 400 — бесили.

— Бекки? Где ты, черт побери?

Бекки услышала, как Кэл велел мальчишке стоять на месте, как бы тот ни боялся, чтобы они могли подойти к нему. Полагала, что это хорошая идея, при условии, ее идиот- братец подождет, пока она его догонит. Она устала, промокла, и в первый раз почувствовала себя беременной. Хорошо хоть, Кэл находился близко, чуть правее, на один час. Отлично, но кроссовки, наверное, придется выкинуть. Если на то пошло, Бекстер уже уверена, что их придется выкинуть. «Бекки? Где ты, черт побери?». А вот это странно. Он по-прежнему справа, но теперь ближе и на пять часов. Получается, чуть ли не позади нее.

— Я здесь, — ответила она. — И буду стоять, пока ты меня не найдешь. — Она вновь взглянула на «Андроид». — Кэл, на твоем телефоне связь есть?

— Понятия не имею. Он в машине. Тренди, пока я не подойду к тебе.

— А как же ребенок? И чокнутая мамаша? Она совсем рехнулась.

— Давай сначала встретимся… а потом будет тревожиться о них, хорошо? — Бекки знала своего брата, и ей не понравился его голос. Кэл волновался и пытался это скрыть. — Просто говори со мной.

Бекки на мгновение задумалась, а потом начала декламировать, притоптывая в такт грязными кроссовками:

— Парень один, его звали Максвини, джин разлил по всей штанине, и не будь дураком, подсластил вермутком, приготовил подружке мартини.

— Да, это очаровательно, — оценил Кэл. Теперь он находился позади, вроде бы мог прикоснуться к ней, протянув руку, и с чего такое облегчение? Господи, это всего лишь поле.

— Эй, где вы? — Ребенок. Далеко-далеко. Теперь никакого смеха, голос потерянный и наполненный ужасом. — Вы меня ищете? Я боюсь!

— ДА! ДА, ИЩЕМ! ДЕРЖИСЬ! — проревел ее брат. — Бекки? Бекки, не замолкай.

Руки Бекки поднялись к растущему животу — она отказывалась называть его пузякой, как написали в журнале «Пипл» — и чуть покачали его.

— Вот еще один. Девица одна, по имени Джил, с испугу глотнула…

— Стоп, стоп. Я как-то тебя проскочил.

Действительно, его голос донесся откуда-то спереди. Она развернулась.

— Перестань дурачиться, Кэл. Это не смешно. — Во рту пересохло. Она сглотнула — пересохло и горло. Когда оно словно щелкое, понятно, что пересохло. А в кабине лежала большая бутылка минералки «Полиш спринг». И пара банок «Кока-колы» на заднем сидении. Она буквально увидела их: красные банки, белые буквы.

— Бекки?

— Что?

— Что-то здесь не так.

— О чем ты? — Подумав: «Как будто я не знаю?».

— Послушай меня. Ты можешь подпрыгнуть?

— Разумеется, я могу подпрыгнуть. А как ты думаешь?

— Я думаю, этим летом тебе рожать. Вот что я думаю.

— Пока могу… Кэл, не уходи!

— Я не двигаюсь.

— Двигался, точно! И сейчас двигаешься!

— Заткнись и слушай. Я досчитаю до трех. На три ты поднимаешь руки над головой, как судья, сообщающий, что мяч засчитан, и подпрыгиваешь как сможешь высоко. Я сделаю то же самое. И тебе не придется подпрыгивать так уж высоко, чтобы я увидел твои руки. И я к тебе приду.

«Ты свистни — тебя не заставлю я ждать», — подумала она, понятия не имея, откуда это взялось, опять, наверное, с курса английской литературы, но одно она знала точно: пусть он и говорил, что не двигается, на самом деле двигался, постоянно уходил все дальше.

— Бекки? Бек…

— Хорошо! — прокричала она. — Хорошо, давай так и сделаем!

— Раз! Два! — выкрикнул он. — ТРИ!

В пятнадцать Бекки Демат весила восемьдесят два фунта — отец называл ее Худышкой, — и в школьной спортивной команде специализировалась на беге с барьерами. В пятнадцать она могла пройти на руках школьный коридор, от одного конца до другого. Ей хотелось верить, что она и сейчас такая же. Какая-то ее часть искренне ожидала, что она останется такой до конца жизни. Ее разум еще не осознал, что ей девятнадцать и она беременна… не восемьдесят два фунта — сто тридцать. Ей хотелось прыгнуть повыше — «Хьюстон, мы оторвались от земли» — но прыжок получился, словно с маленьким ребенком на закорках. (Если подумать, очень близко к истине).

Глаза лишь на мгновение поднялись над травой, позволив ей обозреть пройденный путь. Но и этого оказалось достаточно, чтобы от тревоги у нее перехватило дыхание.

Кэл и дорога. Кэл… и дорога.

Она опустилась на землю, при приземлении отдача прострелила ноги до колен. Мягкая, влажная земля выплеснулась из-под левой кроссовки. Бекки плюхнулась в черную грязь, которая чвакнула под ее задом. Она думала, что углубилась в траву шагов на двадцать. Максимум, на тридцать. Дороге следовало находиться достаточно близко, чтобы добросить до нее фрисби. Но выяснилось, что она отмахала длину футбольного поля, а то и больше. Помятый красный «датсун», который как раз проезжал по шоссе, выглядел игрушечной моделью размером с коробок. Сто сорок футов травы — мягко покачивающийся океан влажного зеленого шелка — простирались между ней и гладкой черной ленточкой.

И когда она уже сидела в грязи, первой пришла мысль: «Нет. Невозможно. Ты этого не видела. Только думаешь, что видела». А второй стала мысль об ослабевшей пловчихе, подхваченной отступающим приливом, утаскиваемой все дальше и дальше от берега, не осознававшей, в какой она беде, пока не начала кричать и обнаружила, что на берегу нет никого, кто может ее услышать.

Невероятно далекое шоссе потрясло ее, но ничуть не меньше поразил увиденный на миг Кэл. Не потому, что он находился далеко. Наоборот, тем, что был совсем близко. Выпрыгнул из травы менее чем в десяти футах. А ведь они кричали изо всех сил, чтобы услышать друг друга.

Сидела она на теплой, липкой, податливой земле.

В траве яростно гудело множество насекомых.

— Будьте осторожны! — крикнул мальчик. — Тоже не заблудитесь!

За этими словами последовал короткий взрыв смеха — взбалмошный, нервный всхлип веселья. Смеялся не Кэл, не ребенок — на этот раз не он. И не женщина. Смех этот донесся откуда-то слева, а потом стих, растворился в песне насекомых. Мужской смех и, похоже, пьяный.

Бекки внезапно вспомнились слова, которые выкрикнула Странная Мамаша: «Тобин, перестань звать! Перестань звать, дорогой! Он тебя услышит!».

Что за хрень?

— Что за ХРЕНЬ? — прокричал Кэл. Она не удивилась. «Айк и Майк похожие, вот и мысли схожие», — нравилось говорить миссис Демат. «Фрик и Фрек, а споров нет», — нравилось говорить мистеру Демату. Пауза, заполненная только шелестом ветра и гудением насекомых. Затем рев, во всю мощь его легких: — Что это, НАХ, такое?

На короткий период, примерно пятью минутами позже, Кэл потерял самообладание. Произошло это после того, как он провел эксперимент. Подпрыгнул и снова посмотрел на дорогу. Если совсем не отходить от истины, он начал терять самообладание, даже подумав, что ему надо провести такой эксперимент. Но к тому времени реальность очень уж напоминала землю под ногами, жидкую и ненадежную. Он не мог просто идти на голос сестры, который раздавался справа, когда он шел влево, и слева, когда он шел вправо. Иногда впереди, иногда сзади. И в каком бы направлении он не шел, каждый шаг уводил его все дальше от дороги.

• Предыдущая
• 3/11
• Следующая