Грозовой Сумрак - Самойлова Елена Александровна - Страница 2

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая

Тишина, изредка нарушаемая лишь шелестом листвы под чуткими пальцами прохладного ветра. Он – единственное, что не подчинено мне в этой части Холма, он всегда был сам по себе и не слушал приказов осенних ши-дани, исполнял лишь просьбы, высказанные от чистого сердца. Сейчас ветер ласково перебирал мои кудрявые волосы, в которых, казалось, запутались солнечные лучи вперемешку с красками осени – и медная рыжина клена, и густой рубиновый отблеск осин, и нежное золото берез соседствовали в моих прядях с сочным цветом спелых плодов каштана и редкими, едва заметными в общей массе, тонкими серебряными прядями. Ведь осень одной рукой касается жаркого лета, а другую всегда протягивает холодной зиме. Потому-то в волосах всех осенних ши-дани есть и золото знойного летнего солнца, и прохладное серебро первого снега.

Мы есть те, кого непостоянные, страстные, живущие единым мигом и наслаждающиеся каждым днем своего существования люди называют духами природы, детьми лесов, теми, кого можно заметить лишь краешком глаза в переплетении древесных ветвей, разноцветной листве или круговерти зимней метели. Мы – народ ши-дани, проживающий в Алгорских холмах, оберегающий и свой волшебный край, и часть мира людей на поверхности. Для нас время течет как песок сквозь пальцы, с каждым годом мы меняемся, как природа, оставаясь прежними. Мы те – над кем не властны Условия колдовства, которым вынуждены подчиняться другие народы, владеющие магией, для нас существуют лишь Сезоны, когда мы входим в полную силу.

Люди ошибочно предполагают, будто бы весь народ ши-дани одинаков, что мы можем использовать силы природы по своему усмотрению в любое время дня и ночи, вне зависимости от погодных условий, всегда, когда нам вздумается. Возможно, если бы оно было так, жить нам довелось бы куда проще. Но момент рождения каждого ши-дани раз и навсегда определяет не только его внешний вид, но и принадлежность к одному из Сезонов, к месту обитания в Алгорских холмах.

Мне довелось родиться осенью, в разгар буйства ярких красок, мягкого лиственного ковра и пронзительно-синего неба, тогда как моей младшей сестре – в холодную зимнюю ночь, когда метель воет, подобно одинокому волку, а ледяной ветер гонит тяжелые седые облака по низкому суровому небу, поднимая снежную крошку с белого покрывала полей. Потому мы с ней так не похожи, и если меня можно принять за человека даже на пике моей силы, то в облике Ильен всегда больше звериного, волчьего. По Зимнему лесу она бродит либо в образе серебристо-серой волчицы с бледно-желтыми, напоминающими восходящую луну, глазами, либо как сейчас – в облике женщины, чье тело покрыто гладкой серебряной шерстью, а пушистый волчий хвост мерцает бриллиантами на осеннем солнце.

Сестра заметила меня сразу, подошла ближе и улеглась рядом на осенний ковер, положив голову мне на колени. Я машинально запустила тонкие пальцы в ее холодную, словно настывшую на морозе, бело-серую гриву волос, погладила по щеке. Зимние ши-дани неповторимы, как снежинки, и, несмотря на странный облик, они ближе всех нас к людям.

Ильен довольно заурчала и свернулась калачиком, накрыв пушистым волчьим хвостом подол моего одеяния, больше напоминающего аккуратно скрепленные между собой осенние листья, чем расшитую ткань.

Сестре не нужно говорить, зачем она пришла, – наверху разгар весны, и нам обеим скучно. В это время только в Холмах мы можем быть теми, кем привыкли быть. Вздумай мы выбраться в людские земли, как Ильен пришлось бы обернуться простой волчицей, а мне – стать женщиной, не юной, но и не пожилой, такой, каких тысячи, и, что самое главное, от нашей силы там, наверху, остались бы лишь жалкие крохи.

Совсем скоро у людей будет большой праздник, который они прозвали Бельтайном, и редкий ши-дани может устоять и не подняться наверх, в Цветущую ночь, когда можно прикинуться человеком, побыть в круговерти скоротечной, а потому особенно яркой жизни, наполненной смехом и пьяным запахом весны. Нас тянет к людям, потому что именно они позволяют нам чувствовать себя не просто олицетворениями сил природы, а живыми существами, наделенными той искрой, что зовется душой.

Впрочем, тянет не только нас.

Фаэриэ, существа, связанные Условиями колдовства точно так же, как и люди, тоже частенько выбираются из своих закрытых городов и уединенных замков на волю, правда, понять их я зачастую не в силах. Фаэриэ – в отличие от ши-дани это не просто живые существа, наделенные даром сливаться с природой и становиться ее частью. Они – ожившая стихия, зачастую разрушительная и беспощадная, потому и ограниченная Условиями. Сильно и жестко ограниченная, и поблажек для фаэриэ, в полной мере овладевших мощью родной стихии, нет. За тем редким исключением, когда фаэриэ сумеет найти кого-то, кто будет помогать исполнению его Условий одним лишь своим присутствием.

Потому зачастую их долгая жизнь проходит в поиске, потому так часто фаэриэ вмешиваются в жизнь людей, особенно наделенных даром колдовства, заключают союзы и скоротечные браки с одной лишь целью -почувствовать себя свободными. Они – как стремительная река, перегороженная плотиной, как земля, заключенная в тиски площадей и мостовых. Они рвутся на волю любой ценой, и нет ничего желаннее для фаэриэ, кроме возможности становиться той стихией, которой они были рождены, но, к сожалению, цена эта бывает слишком высока.

Однажды мне рассказали историю о прекрасном, как ночь, фаэриэ, который так сильно возжелал свободы, так хотел вырваться из клетки навязанных ему при рождении Условий, что заключил договор с Сумерками. Вместе с женщиной из своего народа, чье имя стало синонимом проклятия, он кровью и смертью прокладывал путь Сумеркам в мир людей, тем самым приближая собственную свободу от Условий. Его остановила лишь объединенная магия ши-дани, людей и фаэриэ. Впервые три народа сумели так тщательно подобрать Конклав Тринадцати, что Условия колдовства для каждого из них были выполнены. И ярким солнечным днем Грозовой Сумрак был схвачен, а та, кто помогала ему исполнять Условия даже при ясном небе, была отправлена к сумеречной нечисти. Почему их просто не убили – история умалчивала, мне же казалось, что просто лишение возможности сливаться со стихией и стало для них самым суровым наказанием, смерть была бы слишком простым и естественным финалом для обоих…

Ильен тихонько вздохнула, подняла голову с моих колен и осторожно погладила меня кончиками когтистых пальцев по бедру. Я вздрогнула и посмотрела на небо, которое из прозрачно-синего стало серым, а поднявшийся ветер пригнал невесть откуда дождевые тучи. Осенняя роща всегда слишком чутко реагировала на мое душевное состояние, несмотря на то, что мне только предстояло стать ее сердцем.

Я почему-то всегда чересчур грустила, когда вспоминала историю Грозового Сумрака, пусть она и завершилась лет двести назад по человеческому летоисчислению, когда меня еще и на свете-то не было. Иногда Ильен потешалась, что, быть может, это память другой ши-дани, той, чья сила перешла ко мне при рождении, дабы не быть утерянной, я же в таких случаях лишь отмахивалась от родной сестры.

– Бельтайн скоро. – Зимняя ши-дани, уютно устроившаяся рядом со мной, нагло стянула с меня шаль, более всего напоминающую сеть, сплетенную из тумана с налипшими осенними листьями, и завернулась в нее так, что выглядывало лишь красивое лицо, обрамленное пышными седыми прядями волос, да серебристый хвост. – Появишься наверху, сестрица? Весенние обещают придумать что-нибудь новенькое, да и с людьми пообщаться хочется. С ними так весело, а уж если кого посимпатичнее в кусты затащить… Любят, как в последний раз, и всегда по-новому.

– Если жители Весеннего луга обещают что-нибудь особенное – стоит пойти непременно. – Я даже не попыталась выпутать сестру из шали, захочет – сама выберется, до того даже пробовать бесполезно, постоянно то коготок за ячейку узора зацепится, то угол вокруг щиколотки узлом завяжется.

– Ты еще слишком молода, чтобы делать вид, как будто тебя уже не интересует происходящее наверху. – Ильен усмехнулась и подмигнула мне.

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая