Охотник за головами - Манасыпов Дмитрий Юрьевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/72
• Следующая

Шаги практически не слышны. Мягкие сапоги на толстой кожаной подошве без каблука останавливаются перед ее глазами. Даже не сапоги, так, что-то похожее на высокие и очень толстые чулки, с завязками крест-накрест по голени и икре. Выпушка на отворотах сверху, шерсть густая, серая с темными крапинками. Сапоги все в грязи, жирной, черной и липкой. И еще одни подходят чуть сбоку, останавливаются, лениво переминаются, перекатываясь с пятки на носок и обратно. Их хозяева молчат, дышат спокойно, практически не сбиваясь. Первый садится. Протягивает руку, обтянутую кожаным наручем, с торчащими по предплечью до самого локтя острыми шипами. Боль в ноге отступает перед тем, как рука вытягивает вверх ее голову. Резко, до крика, до жгуче настоящего ощущения срывания кожи с волосами.

Взгляд сталкивается со взглядом. Страх, боль и дрожь против ледяной уверенности, злобы и насмешки. Совсем молоденькая, испуганная, одинокая девушка и варгер, один из тех, кто приходит незваным. Вымазанное вытопленным жиром с белой глиной и сажей лицо, стянутые в пучок длинные волосы, запах въевшейся крови и страдания. Безумие в выкаченных белках, криво дергающиеся в постоянной ярости темные губы. Человек-зверь, страх предгорий, смерть на двух ногах. Он смотрит в ее глаза, скалится, показывая черненые и подпиленные зубы, тянет голову к себе. Дрожь, миг до осязания друг друга, крик. Зубы впиваются в губы, прокусывают, рвут. Стоящие рядом двое других варгеров довольно смеются. Но все это недолго. Конец близок.

Жизнь цепляется за все, что возможно. Жизнь не хочет уходить за просто так. Пальцы с обломанными ногтями вонзаются в мокрую грязь, стараются оттащить тело от страшной черной фигуры, но тщетно. Стремительный бег, готовое разорваться сердце, все осталось позади, все бесполезно.

Сапог вминает в черную жижу тканые серебром полы бархатного казакина. Обтянутая грубой кожей перчатки ладонь оттягивает, медленно, чуть ли не сладострастно, волосы вниз. Лицо поднимается, тянется острым подбородком вверх, открывает белую чуть прозрачную кожу на шее. Бьется тоненькая синяя жилка, скулит, плачет девчонка, так желавшая жить. Варгер вытягивает из-за голенища сапога чуть изогнутое темное лезвие. Длинный боевой нож с роговой рукоятью, выглянувшее в разрыв темных туч солнце играет на металле. Ниже, ниже… первое, покачивающееся движение вбок, назад. Всхлипывание, бульканье, хрип выходящего воздуха. И, наконец-то, тишина. Чуть позже, неслышно и мягко, в овраг выходит маленький грязный лисенок. Втягивает черной горошиной носа воздух, долго, настороженно.

Запах, легко ощутимый. Сладковатый до одурения, мерзкий до тошноты. Не должно быть такого, нет, ни за что… но – есть. Почему? Потому что люди не могут по-другому. Они тоже иногда становятся зверями. Тяжелый, приторный, сбивающий с ног запах. Кровь, лисенок, это кровь. Не бойся, она такая же, как кровь у птиц или маленьких зайчат. Ешь, лисенок, ешь. Нечего бояться. Людей здесь нет. А нелюди уже ушли.

Серо-зеленая, со льдисто поблескивающей кромкой волна набегала и ударяла по утесу. Разлеталась в шипящие злые клочья, разбивалась и уходила. И вновь, упрямая, несгибаемая, пыталась разнести по камешку острый выступ скалы. Ее упорство и желание победить внушали уважение стоявшему на краю утеса человеку. Пахло солью, свежей и ядреной, море шумело, а ветер шел вместе с волной, стараясь сбить его с ног.

Куртка-штормовка из плотной и толстой парусины помогала. По случаю приобретенная на рынке у молчаливого калеки моряка, сейчас она оказалась весьма кстати. Торчать здесь, и в городе, и на утесе, ему пришлось долго. Городок был небольшой, весь пропахший рыбой, сырой, вяленой, соленой и копченой, табаком, водорослями и моряками. Устраивало все, кроме последнего.

Последнее часто давало повод сломать пару-тройку ребер, свернуть нос или выбить челюсть особо назойливо задиристому морскому волку. Прогулки по берегу помогали отдыхать. Но вроде бы ожидание закончилось, сегодня наконец либо будет разговор и все разъяснится, либо ему предстоит уехать. Ветер дунул сильнее, пробившись через ткань и заставив привычное к непогоде тело вздрогнуть.

Освальд запахнул куртку плотнее, натянул капюшон и затянул тесемки. Оглянулся в сторону серой полосы городской стены. На дороге, ведущей сюда, к морю, никого не было. Становилось неинтересно. Скоро неделю здесь, среди рыбных запахов и сладкого вереска, у этого утеса. Хотя в полученном письме время встречи оговаривалось точно по сегодняшний день. Ну, ждать осталось недолго и ничего не помешает затянуть подпруги отдохнувшего Серого и убраться отсюда. Несомненно, будет обидно за семь впустую потраченных дней и десяток серебряных монет. Но и такое бывает, хотя и не слишком часто. Конь, смирно стоявший неподалеку, поднял голову. Втянул ноздрями воздух и тихонько заржал. Со стороны холмов, идущих по-над обрывом берега, ехали четверо. Это настораживало. В письме и в последующих устных комментариях не было ничего настораживающего. Но, кто знает, все возможно в этой жизни. Что-что, а врагов у Освальда, охотника за головами, хватало. Даже с избытком, если хорошенько вспомнить.

Охотник за головами покачал головой собственным мыслям и спокойно двинулся в сторону своего коня. Откинул чепрак, закрывающий длинный кожаный чехол ольстры[1]. В кобуре, чуть отсвечивая ореховым ложем с плечевым упором, находился арбалет. Извлеченный, он показался бы немного странным на вид любому опытному стрелку. Плечи стального лука, соединенные сложным шарниром посередине, были плотно прижаты к ложу. Сплетенная из кожи и волос тетива прикрыта сверху покатой пластиной, и под ней же, вполовину длины оружия, находился металлический цилиндр. В круглых, сквозных отверстиях, виднелись пятки шести толстых стрел-болтов.

Освальд отжал на себя небольшой стержень, сильно дернув за чуть закругленное ушко. Щелкнуло, плечи самого лука разошлись в стороны, натягивая тетиву. Второй щелчок сказал о надежном стопоре, связавшем две металлические полосы в дугу. Ладонь надежно легла на фигурно вырезанный низ ложа. Вторая потянула на себя изогнутый рычаг, уходивший основанием в паз у изгиба плечевого упора. Цилиндр мягко провернулся, выталкивая стрелу вверх, и проушина одного из болтов легла прямо на тетиву.

– Так-то надежнее, да, Серый? – охотник погладил коня по шелковой шерсти. – Посмотрим, кто это у нас там, и двинем домой. А то дождь скоро…

Конь, по вполне понятным причинам, не ответил, но Освальду этого и не требовалось. Встал боком к приближающимся всадникам, держа оружие наготове.

Те подъезжали, спокойно и неторопливо. Хотя нет, один, в щегольском красном плаще, стараясь выбраться вперед, горячил коня. Но ехавшие по бокам двое, с ног до головы в сером, не позволяли ему перейти на рысь. Впереди троицы, повернув голову назад и что-то говоря, ехал главный. Это было видно сразу. По манере сидеть в седле, по движению головы, по взмаху руки, которым остановил спутников. Ясно… вот он и разговор. Охотник чуть опустил арбалет и откинул капюшон, открывая лицо. Всмотрелся в подъезжающего всадника.

Мужчина был явно немолод, но до старости ему еще очень далеко. Седина пробивалась в аккуратно подстриженных усах и бородке, морщины виднелись даже в непогоду. Он остановил коня, легко спрыгнул и пошел в сторону охотника, разведя в сторону полы длинного теплого плаща, показав, что не прячет никакого оружия, кроме видимого широкого «кабаньего» меча на левом боку. Освальд кивнул, не убирая арбалета, лишь положив его на сгиб локтя.

– Доброго вечера. – Голос у подъехавшего был гулкий, чуть рокочущий. – Долго пришлось ждать?

– Мне хватило. – Освальд с интересом смотрел на него. – Письмо?..

– Да, его отправил я. – Мужчина остановился рядом, чуть нервно похлопывая по голенищу сапога стеком. Положил руку на отделанное серебром навершие меча. – Рад, что встретились.

– Возможно. – Освальд пожал плечами. – Пока никак не могу разделить вашей радости. Вы знаете, кто я такой, я же ничего не знаю о вас. Кроме того что некоторые ваши друзья могут быть очень настойчивыми и упорными в своих поисках. Остальное мне пока не сообщали… Даже имени.

• Предыдущая
• 2/72
• Следующая