Западня - Воинов Александр Исаевич - Страница 54

• Предыдущая
• 54/84
• Следующая

Голос Короткова еще более окреп:

— Камышинский! Судом подпольного трибунала вы, как подлый предатель Родины, именем народа приговорены к смертной казни! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Исполнение немедленное.

— Не смейте меня убивать! Не смейте! — закричал Камышинский и с неожиданной легкостью бросился к двери, но тут же отлетел в угол, отброшенный толстяком.

— Где будем его решать? — деловито спросил толстяк. — В сарае опасно: могут услышать выстрел. Предлагаю повесить…

— Подожди, Коротков! Подожди! Я могу тоже спасти тебе жизнь! — с торопливой горячностью заговорил Камышинский, подбегая к столу. Перегнувшись, он схватил Короткова за руку. — Подожди, Коротков!.. Я могу многое сказать…

— Замолчи, вражина! — Коротков брезгливо вырвал руку из его цепких пальцев. — Уведите его!

— Нет! Нет! — Камышинский бессвязно бормотал. Нижняя челюсть его отвисла, он озирался, стараясь найти выход и отдалить свой смертный час. — Зачем же так! Когда меня выпустили из тюрьмы, я ведь не скрылся… Я многое там узнал!.. Штуммер… — Он вдруг осекся, повернулся к Тоне и истерически крикнул: — Уберите ее!.. При ней я не могу говорить!..

— Увести! — приказал Коротков, и толстяк, ухватив Камышинского за плечи, приподнял его, вытолкнул за дверь и скрылся за нею сам.

Из сеней донесся вопль, Тоня услышала, как упало тело.

Человек в черном пальто побледнел, но не сдвинулся с места.

— Да помоги ты ему! — вдруг яростно набросился на него Коротков. — Все вы белоручки!..

Человек торопливо выбежал.

Тоня молча сидела у окна, стараясь не смотреть на Короткова. «Предатель убил предателя! Зачем Коротков это сделал? — думала она. — И почему при ней? Неужели он считает, что она до сих пор не поняла, кто он? Штуммер совершил грубую ошибку, в результате чего Коротков нарушил законы подполья и тем разоблачил себя».

— Товарищ Коротков, — тихо начала она, — мне вам надо кое-что сказать…

— Говори. — Коротков приблизился к ней, в его желтоватых глазах появилось выражение настороженного любопытства. — Ты хочешь мне помочь?

— Да, хочу…

На его лбу выступила капелька пота.

— А что ты можешь сделать?

— Еще не знаю! Кое-кто у меня есть на примете.

— Когда сумеешь сказать точнее?

— Дня через два.

— Буду ждать. Спасибо… Ты хорошая девушка. — Сцепив пальцы, он щелкнул суставами. — Только запомни мой новый адрес: Картомышевская улица, угловой дом с продовольственным магазином. Второй этаж, во дворе…

Она вернулась домой перед самым комендантским часом и бросилась на диван. У нее хватило сил только скинуть туфли, и она заснула раньше, чем голова коснулась шершавой плюшевой подушки.

— А вы убеждены, что она живет именно в этом доме?

— Да, Карл Иванович. Парадный подъезд, второй этаж, квартира восемь. Она уже около года здесь…

В голубых глазах Тюллера — беспокойство. После тщательного обсуждения с Егоровым и Федором Михайловичем, в каком виде ему лучше всего явиться пред ясны очи дочери, он надел один из своих лучших костюмов, темно-серый в золотистую крапинку. Пусть Зинаида сразу поймет, что он вполне благополучен и не пришел к ней просить о помощи.

Полноватый, с коротко подстриженными седеющими волосами, он держался уверенно, с той независимостью, какую ему обеспечивало положение «фольксдойче». В театре говорили, будто в Берлине у Тюллера есть влиятельные друзья. И он сам заботился, чтобы эти слухи разрастались: в столь сложном положении никогда не мешает, чтобы к уважению примешивался страх.

Он был одним из наиболее хорошо законспирированных участников группы. В своей «специальности» — печати и штампы на документах — старик достиг поразительного мастерства. Еще ни разу паспорт, побывавший в его руках, не вызвал подозрения при прописке в полиции.

— Собственно, зачем вам нужно, чтобы я пригласил Зину и Фолькенеца на свою дачу? — требовательно спросил Карл Иванович у Федора Михайловича, который, как и следовало ожидать, взял эти трудные переговоры на себя. — Кто вставит стекла, починит крышу?

— Видите ли, Карл Иванович, ваша дача нужна для того, чтобы на ней была совершена помолвка.

— Помолвка? Чья помолвка?

— Вашей дочери Зинаиды с, очевидно, вам известным полковником Фолькенецем.

Пораженный, Тюллер умолк.

Федор Михайлович долго прикуривал сигарету.

Наконец старик нашел в себе силы заговорить:

— Вы знакомы с Зинаидой? Неужели она действительно выходит замуж за этого… Он, по-моему, работает в гестапо?

— Нет, в абвере. Впрочем, это мало меняет суть дела. К сожалению, Карл Иванович, с Зинаидой я не знаком.

— Так! — Тюллер все еще не мог оправиться от удара. — Но чем, собственно, я могу вам помочь? У нас ведь с дочерью, в общем, полный разрыв. Уже много лет мы с ней не встречаемся…

— Знаю. И мне известны причины.

— Тогда тем более вы должны понимать…

— Дорогой Карл Иванович! Поверьте, что, если бы у нас были другие пути, мы бы вас не беспокоили.

— Что вам еще известно?

— Зинаида больше года связана с Фолькенецем. Как развивались их отношения, мы, естественно, не знаем, но можно с уверенностью сказать, что за это время она никого не выдала. Ни единого человека.

— А как она могла выдать? Разве она что-нибудь знала о подполье?..

— Да! Она осталась в Одессе как хозяйка явочной квартиры. Дала обязательство сотрудничать с тем, кто к ней придет и назовет пароль.

— И к ней приходили?

— Да, но она решительно отказалась помогать.

— Значит, предала?

— Нет! — решительно возразил Федор Михайлович. — Ее нельзя называть предательницей. Она ведь могла повести себя совсем иначе!

— Боже мой, как все сложно! — проговорил Тюллер. — Если бы вы только знали, как мне не хочется к ней идти, да еще с таким делом!

— Понимаю, Карл Иванович.

Они разговаривали в одной из маленьких комнаток за кулисами театра. Среди макетов старинных замков и венецианских дворцов — готовился новый водевиль — едва уместились две табуретки с пестрыми разводами краски.

— Федор Михайлович, коль скоро помолвка должна состояться на моей даче, мне важно знать основное: Фолькенец будет убит или нет?

— Нет, он не будет убит, Карл Иванович.

Тюллер помолчал.

— Вы должны обещать, что Зинаиде не будет причинен вред.

— Как понимать «вред»? — осторожно переспросил Федор Михайлович.

— Ну, она не будет ранена, например…

— Многое зависит от ситуации. Война ведь…

— А я? Что я должен буду делать?

— Когда развернутся события, вы сразу должны стать на сторону Фолькенеца и его друзей. Шумите как можно громче. Это отведет от вас подозрения.

— А разве шум вам не помешает?

Федор Михайлович потрепал Тюллера по плечу:

— Дорогой мой человек! Когда начнется шум, все уже будет кончено.

За дверью послышались шаги. Они замолчали. Тюллер на всякий случай придвинул ведерко с краской и обмакнул кисть.

— Вам нравится этот замок?

— О! Конечно.

Шаги удалились.

— Дьявольски хочется курить, — вздохнул Федор Михайлович.

— Но когда же, когда именно состоится этот пир во время чумы? — спросил Тюллер.

— Нам стало известно, что в связи с предполагаемым отъездом в Берлин Фолькенец решил совершить помолвку буквально на днях.

— Но ведь Фолькенец, как говорят у нас в Одессе, большая шишка! Вы уверены, что сумеете с ним справиться? Он весьма осторожен.

Тюллер помолчал, потом круто повернулся к Федору Михайловичу и сказал:

— Дело ваше, но я могу дать согласие только в том случае, если вы гарантируете безопасность Зинаиды.

— Гарантирую! — поднял руку Федор Михайлович.

— Ну, а что, если я все же не сумею уговорить ее?

— Тогда, возможно, операция сорвется.

— Вы возлагаете на меня всю полноту ответственности? Это жестоко, Федор Михайлович.

— Нет, Карл Иванович, просто на вас вся надежда.

• Предыдущая
• 54/84
• Следующая