Западня - Воинов Александр Исаевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/84
• Следующая

В детстве отец часто водил Тоню в гостиницу «Лондонскую» и во внутреннем дворике, где было прохладно даже в самый жаркий день, угощал мороженым. Девочку огорчало лишь то, что на эстраде днем не играли музыканты.

Когда Тоня надела пальто, по лицу Леона пробежала тень. Но он промолчал, понимая, что тут уже и вакса бессильна.

— Леон, — сказала Тоня, решив воспользоваться его смущением, — может быть, посидим дома? У меня еще есть твой коньяк. Зачем плестись куда-то?

— Нет! — сказал он решительно. — Мое приглашение остается в силе. Пойдем развлечемся…

Едва они вошли в шумный, сверкающий огнями зал, как к Леону подбежал коренастый, тщательно выбритый человек в черном фраке — метрдотель.

— О, господин Петреску сегодня с дамой! — с дружеской почтительностью воскликнул он.

— Да! — весело отозвался Леон. — Сегодня я с дамой! И посадите нас так, чтобы все это видели. Фрейлейн Тоня — моя спасительница!

— Ваша спасительница прелестна, господин Петреску… Прошу!..

Человек во фраке повел их.

Лавируя меж тесно поставленных столиков, Тоня ловила на себе внимательные взгляды. Очевидно, Леона здесь многие знали, и потому его спутница вызывала откровенный интерес.

Пока он заказывал ужин, Тоня старалась преодолеть чувство скованности и мучительного смущения. Блеск хрусталя, белизна скатерти, гул голосов, запах дорогих духов и сигарет — к этому надо привыкать: тоже может пригодиться.

Рядом шумно спорили немецкие летчики. Некоторые по-домашнему расстегнули серые мундиры, словно бросая вызов чопорности сидевших вокруг господ.

Теперь уже Тоня чуть смелее поглядывала в дальние углы зала, невольно восхищаясь яркими туалетами дам, удивлялась богатым украшениям. Неужели это настоящие бриллианты?

— Ну как, нравится тебе здесь? — спросил Леон, закончив наконец разговор с официантом. — Ты даже не знаешь, наверное, за каким историческим столиком сидишь.

— Нет, — удивилась Тоня. — Чем же он знаменит?

— Ты слышала о Вере Холодной?

— Слышала. Когда-то, очень давно, она снималась в кино.

— Это была знаменитая красавица. Говорят, ее отравили, когда у вас была гражданская война. Так вот, она любила сидеть именно в этой нише. Так, по крайней мере, рассказывает метрдотель. Впрочем, бог с ней, с Верой Холодной. Лучше скажи, нравится ли тебе это вино?

Тоня глотнула раз-другой и поставила свой бокал.

— Да, очень вкусное, — сказала она.

— А как ты думаешь, кто вокруг нас сидит? — спросил Леон.

— Наверно, какие-нибудь очень богатые люди, — по-детски простодушно заключила Тоня. — Смотри, какие они нарядные!

— Ах, Тонечка! Ты считаешь, что люди делятся только на бедных и богатых. Но это не так. Взгляни хоть на этих трех унылых господ в центре зала. Видишь? Один из них, толстяк, — бывший бургомистр Черкасс. Живет в апартаментах гостиницы и ожидает эвакуации в Констанцу. С ним его помощники. Лысый господин около оркестра — это Орлов-Соколенок, бывший помещик. Он приехал требовать обратно свои земли. У него, кстати сказать, какие-то особые заслуги перед рейхом.

— И что же, получит он свои земли? — без тени улыбки спросила Тоня.

Леон усмехнулся:

— Сомневаюсь! Он немного опоздал. Сейчас уже некогда с ним возиться.

Заиграл оркестр. Леон наклонился через столик:

— Хочешь потанцевать?

Тоня улыбнулась и покачала головой, а он шутливо погрозил ей пальцем:

— Ты первая женщина, которая отказывает мне в танце! — И вдруг спросил совершенно серьезно: — Ты что-нибудь можешь мне сообщить?

Он смотрел на нее так испытующе, что Тоне стало не по себе.

— В чем-то ты оказался прав, Леон.

— Штуммер дал тебе задание?

— Да. И я уже его выполнила.

— Оно касается меня?

— Нет, Леон! Разве я могла бы от тебя скрыть?

— Тоня! Я совершенно точно знаю, что Штуммер мною интересуется. Ну, не только одним мною, конечно, — уточнил он. — Гестапо ведет расследование одного случая на станции… В нем замешаны румынские солдаты…

Он помолчал, как бы раздумывая, говорить ли дальше. А Тоня воспользовалась паузой.

— Я не хочу обо всем этом ничего знать! — твердо сказала она. — И я не знаю даже того, что ты только что мне сообщил. Ясно?

Он налил себе полный бокал и выпил.

— Ладно! — сказал он и болезненно сморщился. — Все равно мы уже здесь не хозяева. Транснистрии фактически больше не существует. Взгляни на них. — Он кивнул в сторону летчиков. — Они пьют и плюют на всех! Совсем недалеко отсюда гибнут румыны, а немцы в порту грузят русский хлеб!.. — Он пристально поглядел в глубину зала и мрачно улыбнулся: — Фолькенец! Он нас заметил… Приближается. И с ним — его постоянная дама!

Зинаида Тюллер?!

У Тони пересохло во рту, она заметно побледнела, а Леон, по-своему истолковав ее волнение, спросил:

— Неприятно встречаться со своим новым шефом? Да?

— Он не мой шеф, — возразила Тоня. — Я ведь не связана с абвером.

— Зато абвер тесно связан с гестапо, — заметил Леон и поднялся из-за стола. — Господин Фолькенец! Счастлив вас видеть! — Он низко склонился над рукой Зинаиды Тюллер, а та хлестнула Тоню пристальным и ненавидящим взглядом.

Она стояла рядом с Фолькенецем в белом открытом платье, со сверкающей блестками вечерней сумочкой. Волосы были уложены в замысловатую прическу, открывавшую длинную красивую шею. И она держалась с горделивой осанкой уверенной в себе женщины.

— О, сероглазая фрейлейн! — услышала Тоня веселый голос Фолькенеца. — Познакомьтесь: Зинаида Тюллер.

Зинаида сдержанно кивнула Тоне и села напротив нее, положив на скатерть блестящую сумочку.

Официант принес еще два бокала.

— Я угощаю, — сказал Леон. — Мы можем задумать все, что хотим, Фолькенец, и все сбудется. Посмотрите, какие прекрасные женщины сидят с нами!

— К сожалению, в этом мире, Леон, счастье не вечно, — улыбнулся Фолькенец. — Загадывай не загадывай!

— У вас плохое настроение? — спросил Леон, наполняя бокалы.

— Нет, почему же? Напротив! — возразил Фолькенец. — Сегодня наконец поймали двоих из той банды, что устроила поджог в порту.

— И они признались? — спокойно, как о погоде, осведомился Леон.

— Ну, это уже забота Штуммера! — Фолькенец взглянул на часы. — Часа через полтора у меня с ним рандеву, и тогда я буду все знать более точно.

Он поднял бокал и выпил один, ни с кем не чокаясь.

Зинаида с напускной горечью пожаловалась Леону:

— Вы не можете представить, как тяжело будет жить с человеком, для которого ночь — самое светлое время суток! — Она улыбнулась своей шутке, но Фолькенец пропустил ее мимо ушей, а Леон неопределенно хмыкнул.

Тоня же поняла во всей этой сценке одно: Зинаида хочет ее убедить, якобы Фолькенец стал ее, Зинаиды, мужем. Но если это действительно так, придется внести серьезные изменения в план люстдорфской операции. Как объяснить, что Зинаида делает вид, будто они незнакомы? Значит, и ее тоже испугала эта неожиданная встреча? Значит, она скрыла от Фолькенеца Тонин приход? Так, может быть, еще не все потеряно?

Внезапно Фолькенец поднялся:

— Зайдем в бар, Леон, выпьем по рюмке водки. К тому же у меня к вам чисто мужской разговор… Извините нас, милые дамы, мы вернемся через несколько минут.

Он взял Леона под руку и повел в сторону оркестра.

Зина нервным движением раскрыла сумочку, вынула зеркальце и, глядя в него, стала поправлять свою высокую прическу. А Тоня тревожно думала: зачем Фолькенец оставил их с глазу на глаз? Вряд ли это случайно. Быть может, он нарочно увел Леона, чтобы никто не помешал ее, Тониному, аресту?

Она невольно взглянула в сторону входа, но никто не приближался, двери зала были закрыты: в ресторане уже не было мест.

Зина медленным движением спрятала зеркальце, щелкнула замком сумочки и перевела взгляд на Тоню.

— Ну, — сказала она, — а теперь давай поговорим. — Голос ее внезапно осел, словно охрип. Подперев длинными пальцами щеку, она презрительно улыбнулась и продолжала: — Ты самая подлая, самая презренная женщина из всех, какие рождались на свет! Ты в тысячу раз хуже меня! После твоего ухода я чуть не повесилась. Я казнила себя за предательство, за малодушие. Мне хотелось его убить. — Она взглядом показала на стул, который только что покинул Фолькенец. — Убить, чтобы хоть как-то оправдаться перед своей совестью. И что же? Оказывается, что ты… ты… Только сейчас, увидев тебя с Леоном, я все поняла! Ты та самая девка, которая помогла ему бежать из плена! О твоем героическом, — она произнесла это слово с издевкой, — поступке мне рассказывал Фолькенец.

• Предыдущая
• 46/84
• Следующая