БУПШ действует! - Сальников Юрий Васильевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/32
• Следующая

Я посмотрел на страницу, которую Адмирал держал открытой. Оказывается, я здесь давно прочитал. А строчек таких не заметил. Но ведь в самом деле интересно. Тут много мыслей, про какие Люся говорила, что они хоть и чужие, а их можно выписывать себе в специальную тетрадку. Специальной тетрадки у меня нет, поэтому я выписываю прямо сюда, в дневник.

«Ложь источник всех несчастий, ложь начало всякой муки».

Но особенно много про дружбу. Вот, например: «Друг нам верная опора, если встретится в беде».

Я выписал вчера всего одну строчку про дружбу — больше не успел. А их много. «Есть ли что-нибудь на свете друга верного дороже?» «День без друга, словно ночь». Это тоже как пословица: «Не мил белый свет, когда друга нет». Можно и еще найти.

Но сейчас снова нахлынули события, как контрольные в конце четверти. Мы побежали к, Назару вместе с овраженский Гошкой. А встретили его на улице — он опять фотографировал ее. А потом увидели Бориса. И уму непостижимо — с кем. С Люськой Кольцовой. Я даже остолбенел. Они мирно разговаривали на бревнах. Да вдруг оба вскочили, бросились куда-то к забору и… выволокли из-под бревен Рудимчика.

Теперь уже остолбенел мой тезка-Адмирал, глядя на эту необыкновенную картину: она разворачивалась перед нашими глазами, как в кино. Рудимчик отбивался, хотел убежать. Но Борис скрутил ему руки, подвел к Люсе. Я понял, что наш славный разведчик расплачивается за подслушивание. Меня самого распирало любопытство узнать, о чем говорили Борис и Люся, но от шпионства надо отучивать без всякой пощады. И когда Борис замахнулся на Рудимчика, я закричал: «Правильно, лупи его!» Борис и Люся оглянулись. А хитрый мышонок воспользовался этим и, перемахнув через забор, свалился в жигаловский двор. Да еще показал на прощание язык Борис прыгнул за бревна и начал выкидывать оттуда примятые ветки и засохшую траву — всю шпионскую подстилку Рудимчика.

— Конец главного наблюдательного пункта! — объявил Адмирал.

Борис погрозил Рудимчику кулаком:

— Попробуй еще! — Потом махнул Люсе рукой. — Пока. — И ушел.

Мы с Гошкой подошли к Люсе, и я спросил:

— О чем он с тобой говорил?

— Так просто, — ответила она. И ушла. Не захотела отвечать.

Ну, что ж… Я не стал привязываться.

Овраженский Гошка предложил:

— А давайте пришвартуем Борьку к нашему «Варягу»? Он же мировой пасовщик.

— Правильно, — согласился Назар. — И возьмем в лес с собой. На стрельбище.

— А Жигалова? — спросил я, подумав, что она будет против и что хорошо бы сначала договориться с ней или с кем-нибудь из взрослых, а то она опять что-нибудь сморозит такое, отчего Борис убежит за тридевять земель.

Но Назар или не понял, или нарочно не захотел говорить об этом.

— Что Жигалова! — закричал он на меня. — Подумаешь, цаца! Без нее знаем, как лучше.

После этого Назар показал нам с овраженский Гошкой свой монтаж-летопись. На доске, на зеленой толстой бумаге, были наклеены еще не все фотографии, но выглядело уже красиво.

— Напишу здесь большими буквами: «История нашей улицы», — сказал Назар.

— Речной краской, — вставил Адмирал.

Назар засмеялся:

— Тебе только речное. Да к зеленому фону голубая не подходит.

— Ну, синяя.

Так они спорили, но я не слушал их. Я думал о Вике. О том, что она может напортить. И когда мы с тезкой вышли от Назара и Гошка повернул к своему дому и побежал к Викиному.

Тетя Варя сидела у себя в кухоньке и писала. Тут же у стола примостился старичок с палкой, которую он поставил между ног. Глаза у старичка были подслеповатые и бледные, словно закрашенные любимой Гошкиной «речной» краской. Старичок сидел молча, только посапывал, глядя, как тетя Варя пишет. Я сказал: «Здравствуйте!» — и остановился у порога. Тетя Варя кивнула, взяла печать, подула на нее, потом положила исписанный листок себе на ладонь и придавила печатью.

— Получайте ваш документ, — сказала она, протягивая бумагу старичку.

Старичок взял и низко согнулся. Я сначала подумал, что он кланяется тете Варе. Но он повернулся и пошел к двери, мелко семеня, все такой же согнутый. А тетя Варя шла за ним и придерживала за локоть. Она довела его до калитки, вернулась и спросила:

— Что у тебя, Георгий?

Я не знал, с чего начать. Но она терпеливо смотрела на меня, улыбаясь. Высокая, худая, повязанная розовой косынкой. И очень спокойная. Я тоже улыбнулся и сказал:

— Тетя Варя… А что, если Черданцев будет с нами? Ну, в лес пойдет с нами. В футбольном матче на празднике… И вообще. Его ведь никто не прогонит?

Она взглянула на меня как-то странно.

— А ты почему с этим вопросом ко мне пришел?

— Вы же начальница на улице.

Она засмеялась.

— Но я не начальница вашего БУПШа. — Она села за столик, сбоку, где только что сидел старичок. — И что это сегодня из-за Черданцева мне отбоя нет, — сказала она, будто жалуясь. — Только что Кольцова была.

— Кольцова?

Должно быть, я разинул рот от удивления, потому что тетя Варя сразу спросила:

— С тобой что?

«Значит, и Люся! И у нее мелькнула такая мысль про Вику…»

— Ты что, не слышишь? — повторила тетя Варя.

— А? — Я словно очнулся.

— Я спрашиваю: эта Кольцова — хорошая девочка?

Хорошая ли Люська? Да разве можно ответить на такой вопрос одним словом? Ведь надо же объяснить, какая она справедливая и добрая. Умная и честная! Какая смелая! И не выскочка. Не задавака… Я даже задохнулся, не произнеси ни одного слова, и стал заикаться:

— Да она… Д-да она лучше всех, да она — вот какая!

Тетя Варя посмотрела искоса, чуть заметно улыбнулась, но сразу сделалась серьезной и спросила еще:

— А она не ссорится со всеми? И не спорит по каждому пустяку? Не выпячивает себя?

— Да что вы! — воскликнул я. — Да никогда! Да чтобы — Люська? Да что вы?

Тетя Варя кивала головой, глядя не на меня, а куда-то в пол, перед собой. И я понял, что она спрашивала меня не просто так, а вроде проверяла какие-то свои собственные мысли.

— Ну, хорошо, — поднялась она. — О Черданцеве можешь не беспокоиться. Конечно, он должен быть с вами. Больше у тебя ничего нет? — Я помотал головой, и она сказала: — Ну, ступай.

Я толкнул спиной дверь и выбрался из кухни. Тетя Варя вышла меня проводить на крыльцо и прислонилась плечом к косяку.

Закрывая за собой калитку, я оглянулся. Она все еще стояла, как будто сильно усталая, и глядела в землю и о чем-то думала.

И что ее так сильно расстроило?

Надо же было случиться такому! Все пошли в лес, на стрелковые соревнования, а я… сижу арестованный в четырех стенах. Отец засадил меня и приказал продумывать свою вину.

Я уже давно продумал, но сидеть еще приходится. А сегодня вечером, когда вернутся с завода отец и Леха, у нас состоится семейный совет и на нем вообще решат, что со мной делать дальше.

Все случилось вчера перед обедом. Мы делали в БУПШе мишени и оградительные флажки для сегодняшних стрельб. А Гошка-Адмирал пристал ко мне, как с ножом к горлу: принеси да принеси Сашунину книжку. Я ее уже прочитал и, чтобы отвязаться, побегал поскорее домой.

Но как всегда — когда торопишься, что-нибудь словно нарочно помешает!

Я решил проскользнуть с Овраженской улицы к себе через федуловский двор. Так я делаю, если очень спешу. И я уже проскочил мимо виляющего хвостом Трезора, которого давно подкупил колбасой. Проскочил и уже шмыгнул в щель, как вдруг — трах-бабах! — гвоздь, который мирно торчал в стороне, на этот раз почему-то вцепился в меня и вырвал из штанов солидный кусок на самом видном месте. Я зажал дырку рукой и еще быстрее бросился в дом.

Переодеться было делом одной минуты.

Но уж если не повезет, так не повезет! Мама как раз гладила в комнате белье. Я завертелся, как клоун на манеже, пятясь задом к шифоньеру. Мама заметила мои упражнения и спросила:

• Предыдущая
• 25/32
• Следующая