БУПШ действует! - Сальников Юрий Васильевич - Страница 22
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая
Назар вышел к Нам, слегка подпрыгивая, чистый, в новеньких брюках и курточке. И сразу брякнул: «Ого, сколько вас!» — словно не обрадовался, а испугался. И взгляд у него был растерянный, потому что ребята все лезли и лезли, как в трамвай.
Наконец в дверях появилась Назарова мама — за ней уже никого не было. В руках она держала огромный букет гладиолусов. Она поставила их на стол в вазочку, и в комнате сразу стало еще красивее. Это очень хорошо, что кто-то сообразил прихватить с собой цветы.
— Как дела с ногой? — важно спросил овраженский Гошка у Назара. Он оказался близко от именинника и поэтому решил первый затеять разговор.
Назар подрыгал ногой.
— Ничего. Могу хоть сейчас на улицу.
— Не торопись, — возразила ему мама. И, вынув из буфета тарелку с поджаристым печеньем, поставила ее тоже на стол. — Берите.
Все захрустели печенюшками.
А Вика встала и передала Назару авторучку. Мы захлопали, а Сашуня сказал:
— Может, теперь хоть песню напишешь. Назар засмеялся:
— А я уже написал. Хотите послушать? — И он прочитал стихи, которые сочинил для бупшинского гимна.
Я не запомнил их наизусть, а говорится в них о нашей улице — какая она красивая и зеленая, а будет еще лучше, потому что мы на ней хозяева. Я запомнил только две строчки из припева.
Назаров папа сказал:
— Получается, вроде сами себя расхваливаете: мы хорошие.
Назар ответил:
— Нет, папа. Это не в том смысле — хорошие или плохие, а понимаешь — заботливые. Вот как говорят: он хороший хозяин.
— Все равно, сын. Оттенок оценочный.
Назар схватил свою новую ручку, которую мы ему только что подарили:
— А как исправить?
— Не трогай сейчас, — раздался вдруг старческий голос, и мы увидели, что в дверях стоит бабушка Назара, низенькая и тоже в очках. — Подумай лучше на досуге, не торопись.
— Ладно, — согласился Назар.
А я подумал: «Хорошо ему так сочинять, когда все взрослые в доме помогают».
— Давайте споем, — предложил Сашуня и сел за пианино.
Назар начал напевать, потом к нему присоединились девочки и даже некоторые ребята. И впервые в жизни громко зазвучал в Назаровом доме бупшинский гимн.
Потом Назар вывалил на стол снимки, приготовленные для фотолетописи, и мы их смотрели. Он интересно сообразил. Нашел в альбомах у людей, к которым ходил, старые фотографии. На них снята Овраженская улица, какой она была лет десять назад, а то и тридцать. Пустырь и больше ничего, даже не верится. Назар переснял эти фотографии. А рядом поместил новые — какая улица сегодня. Смотри и сравнивай!
Все стали хвалить Назара.
— Нам пора, ребята. Спасибо за гостеприимство, — сказала Римма, вставая.
— Сидите еще, — заговорили все Цыпкины.
Но мы стали прощаться и выталкиваться по очереди из комнаты.
Назар, прихрамывая, вышел за всеми, чтобы проводить.
Я остался один. Мне еще хотелось поговорить с Назаром, рассказать о Борисе. Но Назар вспомнил, что у него голодные рыбки в аквариуме, и мы стали их кормить.
И вдруг из кухни послышался голос Назаровой мамы:
— Назик, встречай.
— Кто это еще? — удивился он и запрыгал к двери.
Я выглянул из-за его спины: в комнате, где только что сидели ребята, стояла Люся. Она была растрепанная и красная и тяжело дышала.
— Ой, ребята, — воскликнула она и села на стул. Мы, ничего не понимая, остановились около нее и ждали, когда она придет в себя. А она отдышалась и снова ойкнула:
— Ой, что я вам скажу сейчас про Бориса…
Люся выдает чужую тайну
Когда все вышли из Назарова дома, Люся побежала на Главную почту. Им с бабушкой пришла посылка от папы и мамы. Посылку бабушка получила, но принести не смогла — тяжелый ящик. Она оставила ящик на почте, сказала, что пришлет внучку. Люся как освободилась, так и побежала.
Она перемахнула прямиком через овраг, а потом пошла по скверу, который виден из нашего гаража. По этому скверу мало кто ходит. Только в одном его углу на детской площадке всегда шумят ребята. Вот здесь-то, в тихой аллее, Люся и наскочила на Бориса. Он сидел на скамейке под деревьями и глядел в землю. Люся сразу остановилась. Она поняла, что он нарочно ушел подальше, чтобы побыть одному. Люся подошла и села рядом. Он удивился, но ничего не сказал.
Не знаю, как у них начался разговор. Нам с Назаром Люся передала только главное. Она сказала, что спросила у Бориса, почему он тогда у реки не помог женщине, а толкнул Назара и подрался со Славкой Криворотым. И вообще — почему ушел от нас и куда уезжал? Борис ей не нагрубил, а стал отвечать по-хорошему.
Он признался, что ему очень трудно жить. Мать нервная, все время кричит и часто дерется. А с тех пор как появился в доме дядька Родион, мать сделалась совсем ненормальной. А дядька Родион ему не родной. Просто мамкин знакомый. За апельсины он тогда не бил, наоборот — защитил от матери. Только попросил Бориса помочь ему. Раньше Борис отказывался, а теперь согласился. Он подкопит денег, а потом…
И тут он открыл Люсе свою тайну. Он решил уехать. Совсем. От матери. Я спросил:
— Куда же?
— В другой город, — ответила Люся. — На Волгу. Там у него тетка.
— Значит, есть к кому, — заметил Назар.
— Да разве в этом дело, — заволновалась Люся. — Как не поймешь. Он со злости с Родионом стал. Ненавидит его, а помогает. «Деньги не пахнут». Таким и уедет!
Я сразу представил Бориса, каким увидел его вчера: «Плевать на всех!», «Всех ненавижу!» И уже не колеблясь ни секунды, рассказал об этом Назару и Люсе. Люся ахнула:
— Вот видите! Надо срочно что-то делать.
— Взрослым сказать, — предложил Назар.
— Да, — согласилась Люся. — Только…
— Что?
— Он просил меня — никому ни слова.
— Ноты уже сказала нам, — заметил я.
— Вам можно.
— А взрослым нужно, — рассудил Назар. — Идемте.
— Куда?
— К Римме. Или к Тиме с Серегой.
И он, подпрыгивая, первый выскочил из комнаты.
Мы мчались как на парусах. Назар даже меньше стал хромать и подпрыгивать. Конечно, наш путь лежал прямо к БУПШу. И нам повезло: мы застали сразу всех вожатых.
«Она же ему родная мать!»
Подумать только: Борису хотят добра, а он, как враг самому себе, отказывается! Да еще что натворил: поймал сегодня на улице Люсю и обозвал предательницей.
И это после того, как сам ей во всем признался!
Люся шла с девочками. А Борис — навстречу. Рудимчик как раз сидел в канаве и копал червей. Под мостками у Демьянычева дома всегда много червей, самых клевучих.
— Ты по существу, — оборвал Рудимчика Назар, когда Рудимчик рассказывал.
— А я и по существу. Борька как подошел к Люське, да как треснет!
— Люсю? — удивился я.
— Да нет. Свою ногу. Палочкой, которую держал. А Люсе крикнул: «Предательница! Я тебе все рассказал, как человеку, а ты разносишь, как сорока». И ушел.
Мы с Назаром сразу побежали к Люсе. Она сидела дома с кислой миной и делала коллекцию. Перед ней лежала картонная крышка от коробки, в какой продают ботинки. В крышке — вата. А на вату Люся пришивала нитками бабочек. Где она их ловила, таких красивых, не знаю. Нас она встретила без радости, даже не улыбнулась, но сказала: «Садитесь». Мы сели, она продолжала возиться с бабочками. Из кухни доносилось звяканье посуды — Люсина бабушка готовила обед. Наконец Люся сказала:
— Ведь что обидно — несправедливо!
Мы с Назаром поняли, про что она говорит, и кивнули.
И в самом деле: разве можно было так поступать Борису? Для него старались, а он налетел.
— А вчера дома он еще и на Римму налетел, — сказала Люся.
Об этом мы с Назаром ничего не слышали. И Люся рассказала, как вчера ходили к Борисовой матери вожатые. Они пришли все вместе. Черданиха встретила их у входа и не хотела пускать в дом. Они все-таки прошли и увидели: в кухне очень грязно, разбросано, на столе валялись объедки. Тима спросил у матери Бориса, где ее сын. Она сказала: «А какое вам дело?» Римма ответила: «Нас беспокоит его судьба». — «А вы не беспокойтесь!» — закричала Черданиха. «Но у вас ненормальная обстановка в доме», — сказал Серега. А Тима добавил: «Вы его неправильно воспитываете».
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая