Найденыш с погибшей «Цинтии»(изд.1959) - Лори Андре - Страница 7

• Предыдущая
• 7/13
• Следующая

– У нас в Стокгольме тоже есть море, – с улыбкой сказал доктор, поневоле растроганный таким упорным сопротивлением, продиктованным любовью.

– Так чего же вы, в конце концов, хотите? – продолжал рыбак, скрестив руки на груди. – Что вы предлагаете, господин доктор?

– Ну вот, мы и подошли к самому главному!.. Вы же сами чувствуете, что необходимо что-то предпринять. Я предлагаю следующее. Эрику двенадцать лет, скоро исполнится тринадцать. Его способности не вызывают сомнения. Не важно, из какой семьи он происходит. Забудем пока о его происхождении. Он заслуживает, чтобы ему была предоставлена возможность углубить и расширить знания. Это нас и должно сейчас больше всего занимать. Я, как вы знаете, человек состоятельный и бездетный. Я берусь предоставить ему все необходимое: найму лучших учителей и буду всячески способствовать его успехам. Назначим двухгодичный срок… За этот промежуток времени я постараюсь сделать все возможное, предприму розыски, дам объявления в газеты, все поставлю на ноги, чтобы найти родителей ребёнка. И если в течение двух лет я не достигну цели, то, значит, она вообще недостижима! Допустим теперь, что его родители найдутся. Им, естественно, и предоставим решить, что делать дальше. В противном случае я возвращу вам Эрика. Ему исполнится пятнадцать лет, он многое увидит и узнает, и тогда наступит час сообщить ему правду о его происхождении. Руководствуясь нашими советами и опытом своих учителей, он сможет сознательно выбрать себе дорогу в жизни. Если он захочет остаться рыбаком, то я не буду этому противиться. Если он захочет учиться дальше, а он наверное будет этого достоин, я помогу ему закончить образование и выбрать профессию, соответствующую его склонностям. Неужели вы не согласитесь с тем, что это разумное решение?

– Больше, чем разумное!.. Вашими устами говорит сама мудрость, господин доктор! – воскликнул маастер Герсебом, окончательно побеждённый столь вескими аргументами. – Вот что значит быть учёным, – продолжал он, качая головой. – Неграмотного человека переубедить нетрудно. Но как все это рассказать моей жене?.. А когда бы вы хотели забрать с собой малыша?

– Завтра! Я ни на один день не могу откладывать возвращение в Стокгольм.

У маастера Герсебома вырвался вздох, похожий на сдавленное рыдание.

– Завтра… так быстро! – сказал он. – Ну что же, чему быть, того не миновать. Пойду поговорю с женой.

– Хорошо. Посоветуйтесь также и с господином Маляриусом. Вы убедитесь, что он разделяет моё мнение.

– О, в этом я не сомневаюсь, – ответил рыбак с печальной улыбкой, он пожал доктору руку и удалился, погруженный в раздумье.

Вечером доктор Швариенкрона снова направился к дому маастера Герсебома. Он застал всю семью в сборе, но здесь уже не чувствовалось вчерашней умиротворённости и покоя. Отец молча сидел поодаль от очага, опустив руки, не привыкшие к праздности. Катрина прижимала к себе Эрика, и глаза её были полны слез. У мальчика, взволнованного неожиданной переменой своей судьбы, горели щеки и взор был затуманен грустью. Ему жаль было расставаться со всем, что он любил; и он не знал, радоваться ли ему или горевать. Маленькая Ванда уткнула голову в колени отца. Видны были только её длинные золотистые косы, тяжело падавшие на хрупкие худенькие плечи. Отто, не менее других взволнованный предстоящей разлукой с Эриком, не отходил ни на шаг от своего приёмного брата.

– Какие вы все грустные и расстроенные! – воскликнул доктор, остановившись на пороге. – На ваших лицах написано такое горе, словно Эрику предстоит невероятно опасная и далёкая экспедиция. Не стоит печалиться, друзья! Стокгольм ведь не на другом полушарии, и мальчик уезжает от вас не навсегда! Он будет вам часто писать, в этом я не сомневаюсь. Ведь многие мальчики покидают родной дом, отправляясь в колледж. Эрик вернётся к вам через два года повзрослевшим и образованным. Он изменится во всех отношениях только к лучшему. Право же, не стоит горевать. Поймите, что это неразумно!

Матушка Катрина встала. Во всем её облике чувствовалось врождённое достоинство, свойственное крестьянкам северных стран.

– Господин доктор, бог свидетель, как я благодарна вам за всё, что вы делаете для нашего Эрика, – сказала она, – но не стоит нас укорять за то, что мы огорчены его отъездом. Герсебом объяснил мне, что разлука необходима. Я вынуждена подчиниться, но не требуйте, чтобы мы отнеслись к ней легко и без сожаления.

– Мама, я не поеду, если это вас так огорчает! – воскликнул Эрик.

– Нет, нет, дитя моё, – возразила добрая женщина, обнимая его. – Образование пойдёт тебе на пользу, и мы не вправе лишать тебя его! Поблагодари же, мой сын, господина доктора, который хочет тебя сделать учёным, и постарайся доказать своим прилежанием, как ты ценишь его заботы.

– Да что вы, что вы! – сказал доктор, очки которого как-то странно помутнели. – Уж не хотите ли вы, чтобы и я расчувствовался? Поговорим-ка лучше о наших делах. Вы же знаете, что мы должны выехать рано утром. Успеете ли вы все приготовить? Говоря «все», я имею в виду только самое необходимое. Мы доедем на санях до Бергена, а там пересядем в поезд. Эрику нужно дать с собой немного белья. Остальную одежду он получит в Стокгольме…

– Вещи будут собраны, – ответила просто матушка Герсебом. – Ванда, а ведь доктор все ещё стоит, – добавила она с чисто норвежской учтивостью.

Девочка поспешила подвинуть доктору большое кресло из полированного дуба.

– Не беспокойтесь, я уже ухожу, – заявил доктор. – Маляриус ждёт меня к ужину. Ну как, фликка[15], – сказал он, положив руку на белокурую головку девочки, – ты на меня не очень сердишься за то, что я увожу твоего братца?

– Нет, господин доктор, – серьёзно ответила Ванда, – Эрику там будет лучше. Ему нечего делать у нас в деревне.

– А ты будешь скучать без него, детка?

– Особенно будет скучно без него на берегу, – задумчиво сказала девочка. – И чайки будут скучать, и море, и дом опустеет… Но зато Эрик будет рад. Он получит много книг и станет учёным.

– А его славная маленькая сестричка будет радоваться вместе с ним, – не так ли, детка? – произнёс доктор, целуя девочку в лоб. – И она будет гордиться им, когда он приедет обратно?.. Ну, значит, все улажено! А теперь мне надо спешить! До свиданья!

– Господин доктор, – робко обратилась к нему Ванда, – я хотела бы вас кое о чём попросить.

– Пожалуйста, фликка!

– Вы сказали, что поедете на санях. Я хотела бы с разрешения родителей отвезти вас до первой почтовой станций.

– Как жаль! Ведь я уже обещал то же самое Регнильде, дочери моего управляющего.

– Она мне сама об этом сказала. Регнильда согласна уступить мне своё место, если вы позволите.

– В таком случае тебе остаётся только получить разрешение у папы и мамы.

– Они согласны.

– Ну, значит, и я не возражаю, – ответил доктор, уходя.

На следующее утро, когда большие сани остановились перед домом Герсебома, Ванда, как было решено накануне, сидела на козлах с поводьями в руках. Ей предстояло доехать до соседней деревни, а там доктор должен был переменить лошадь и найти другую девочку-возницу, и так – до самого Бергена. Любой иностранец удивился бы, конечно, столь необычному кучеру. Но уж таков обычай в Швеции и Норвегии. Мужчины, считая исполнение подобных обязанностей бесполезной тратой времени, нередко доверяют править тяжёлыми упряжками десяти-двенадцатилетним детям, которые приучены к этому с малолетства.

Доктор уже возлежал в глубине саней, закутанный в меховую шубу. Эрик сел рядом с Вандой, нежно простившись с отцом и братом, грустное молчание которых красноречивее всяких слов говорило о том, как они огорчены разлукой с ним. Что же касается менее сдержанной Катрины, то она твердила мальчику сквозь слезы:

– Прощай, сынок, и никогда не забывай, чему мы тебя учили. Будь честным и мужественным! Никогда не лги! Работай как можно лучше! Всегда помогай тем, кто слабее тебя! А если тебе не удастся найти счастье, которое ты заслуживаешь, возвращайся к нам, и ты его найдёшь здесь!..

• Предыдущая
• 7/13
• Следующая