Женщина, вечная девочка… - Казакова Римма Федоровна - Страница 6
- Предыдущая
- 6/9
- Следующая
Изменить размер шрифта:
6
Монолог Евы
…Создатель, твоя миссия добра,
и ты поверь, за все тебе воздам я.
Когда меня ты создал из ребра,
еще я знать не знала про Адама.
Не все ль равно, песок или кусок
какой-то плоти, преданной покою?
Но жилка, подсинившая висок,
затрепетала под твоей рукою.
Твое дыханье мне нутро ожгло
больней, чем нежный круп коня – вожжою,
как свет – за ночью вслед, в меня вошло
и стало тем, что названо душою.
И с той поры она во мне болит,
и понимаю все острей и больше:
когда живу я, как она велит,
живу я так, как ты велишь, о Боже.
Создатель, я за все тебе воздам
и в лучший день, и в худшую годину,
но объясни, при чем же тут Адам?
Я Господу служу, не господину!
Ко мне причастен мой земной супруг
не больше, чем барашек, что недавно
со мною подружился, ест из рук
и на одежду своей шерсти дал мне.
Ко мне причастен этот господин
не больше, чем коровы, кони, козы
и те цветы, что я вплетаю в косы, —
все, чем меня ты щедро наградил.
Ты повелел – и, значит, быть стадам,
расти хлебам, цвести деревьям сада.
Создатель, но при чем же тут Адам?
Его же, Боже, не загонишь в стадо!
Молчишь. И вновь болит душа моя.
О, горечь безответного признанья!
…И все жадней, все пристальнее я
приглядываюсь к дереву познанья.
«Быть женщиной – что это значит…»
Быть женщиной – что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе ее не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чем не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
назначит, как лекарство – врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит – как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот истинный, тот лучший,
ты тоже – там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.
«Мне говорила красивая женщина…»
Мне говорила красивая женщина:
«Я не грущу, не ропщу.
Все, точно в шахматах, строго расчерчено,
и ничего не хочу.
В памяти – отблеск далекого пламени:
детство, дороги, костры…
Не изменить этих праведных, правильных
правил старинной игры!
Все же запутано, все же стреножено —
черточка в чертеже, —
жду я чего-то светло и встревоженно,
и безнадежно уже.
Вырваться, выбраться, взвиться бы птицею
жизнь на себе испытать…
Всё репетиции, всё репетиции,
ну а когда же спектакль?!»
…Что я могла ей ответить на это?
Было в вопросе больше ответа,
чем все, что знаю пока.
Сузились, словно от яркого света,
два моих темных зрачка.«…»
Есть женщинам иным, о чем грустить,
при всей заметной их судеб несхожести:
и надо бы простить, да не простить
ни черствости мужской, ни толстокожести.
И женщина живет, беду тая,
с душой усталой, медленно сгорающей.
А рядом – муж, не вышедший в мужья,
и дети – настоящие товарищи…
«Какая нелепая женщина!…»
Какая нелепая женщина!
Одною работой жива.
Ни капли в ней тайного, вещего,
нет женственного естества.
Походкой, прической, одеждою
похожа скорей на мужчин.
Где – слабое, нежно-мятежное?
Очки. Сеть суровых морщин.
Не хочет она или ленится,
а может, ей все ни к чему.
Читает какие-то лекции.
Встречают ее по уму.
И что-то в том есть безнадежное!
…А мы разве лучше живем,
когда со своими одежками
все ленточки финишей рвем?
И – первыми будем иль третьими,
других оттеснив и забив,
но как по одежке нас встретили,
вот так и проводят, забыв.
Заходит соседка немодная,
и зависти я не уйму
к тому, чем счастливо измотана,
к повадке ее и уму.
И мы говорим с ней о Маркесе,
о Бунине и о Леже…
И бремя страстей парикмахерских
не давит на плечи уже.
6
- Предыдущая
- 6/9
- Следующая
Перейти на страницу:
