Кир Булычев. Поселок. Подземелье ведьм - Булычев Кир - Страница 27
- Предыдущая
- 27/100
- Следующая
— Что? — не понял Олег, который не слышал раньше такого слова.
— Люльку, корзину, в которой будут сидеть люди.
— А как это делали на Земле? Наверное, ее можно пришить к нижнему краю шара. Ведь там внизу должно быть отверстие, чтобы входил теплый воздух.
— Нет, — вспомнил Сергеев. — Как сейчас вижу картинку в книжке Жюля Верна — их покрывали сеткой, а к сетке подвешивали корзину.
— Ну, сетку мы сделаем.
— А как будем согревать воздух?
— Как братья Монгольфье. — Олег чувствовал, что побеждает. — Сделаем печку… ну, разве не придумаем?
— Может, и придумаем, — усмехнулся Сергеев.
Тут заблеяла коза у ворот, что-то случилось. Умеренно заблеяла. Если бы угрожала настоящая опасность, коза бы орала втрое сильнее. Так что никто не встревожился. Но все же проверить следовало. Сергеев выжидательно поглядел на Олега. Тот встал:
— Я погляжу.
— Хорошо, а то я устал сегодня. А насчет шара мы завтра с тобой подумаем.
Олег попрощался, направился к воротам. Марьяна пошла за ним.
— Ты хорошо придумал, — сказала она.
Они шли по краю длинной лужи. Небо чуть светилось, и поэтому глаза быстро привыкли к темноте. Окна хижин были желтыми — везде горели плошки. Никто не вышел, хотя коза продолжала голосить. Все знали, что ничего опасного.
Марьяна поскользнулась и взяла Олега за руку. У нее были жесткие пальцы. Олег поглядел на ее профиль, на ее очень точно выточенный нос и полные губы. Олег подумал, красивая ли она? Мать говорит, что Марьяна — гадкий утенок, которому не суждено стать лебедем. Вечный подросток. Мать считает, что в Лиз есть женская прелесть. Может, она так говорит, потому что Лиз совсем не нравится Олегу, а Марьяна нравится. Олег не мог бы объяснить, почему она ему нравится, — он ощущал только негативные следствия этого. Например, если Марьяна уходила в лес с Диком. Наверное, хотя он не смог бы сформулировать эту мысль, это была не ревность, а скорее зависть к Дику. Потому что Дик был выше ростом, смелее, сильнее, великолепный охотник. Олег завидовал умению Дика стрелять из арбалета и метать нож, его способности выследить и убить зверя, даже очень сильного, его холодному безрассудству и, главное, полному равнодушию к достижениям и мечтам Олега. Достижения Олега были Дику недоступны, он и не пытался разобраться в справочниках по связи или в логарифмах. А это несправедливо и обидно. От этого ценность знаний и умений Олега падала, и ему приходилось уговаривать себя, что в один прекрасный день он докажет Дику свое превосходство в знаниях, в мудрости, хотя на самом деле ему хотелось доказать превосходство в схватке с шакалом.
Иногда Олег начинал скучать по Марьяне, ему хотелось услышать ее голос или встретить серый настойчивый взгляд. Но в последние месяцы они почти не бывали вместе, потому что Олег был очень занят и уставал за короткий мутный день. Все в поселке всегда были заняты, даже дети, все всегда уставали, если не считать слепую Кристину и Лиз, не любившую работать. Олегу надо было понять все написанное о связи в книгах, которые он принес с корабля. Он должен был вернуться туда и сказать Земле, что они здесь.
Коза бегала вдоль изгороди и блеянием пыталась отпугнуть сидевшего по ту сторону одинокого шакала — белая шерсть дыбом, черная пасть нараспашку. Коза справилась бы с шакалом, если бы он перебрался через забор — один шакал козе не страшен, она вдвое больше и вдвое сильней, поэтому шакал только облизывался. А коза топотала, пугая шакала. Это был пустой поединок.
— Молчи, — велел Олег козе, — иди спать.
Марьяна погнала козу к козлятнику и закрыла ее там. А Олег взял камень из кучи, специально для этой цели лежавшей у ворот, и запустил в шакала. Шакал понял, что делать ему тут больше нечего, и двинулся к лесу.
Было очень тихо. Снег сыпал лениво и беззвучно. Олегу стало холодно.
— Спокойной ночи, — сказал он Марьяне, которая запирала козлятник. — А то я замерзну.
— Спокойной ночи, — ответила Марьяна.
Голос ее был грустным, но Олег не прислушивался к интонациям. Скользя по грязи, он побежал к своей хижине изобретать воздухоплавание.
Глава вторая
Шар стал яблоком раздора в поселке. Идея казалась безумной и невероятно громоздкой. И она требовала, чтобы все жители поселка жертвовали своим временем, нужным на каждодневные заботы, ради мальчишеской выдумки, из которой ничего не выйдет. Но у Олега были союзники.
Первым стал Сергеев. Он не вмешивался в споры, он согласился придумать и сделать горелку. К счастью, стебли дерева каракатицы, которыми отапливали дома, состояли чуть ли не наполовину из жирной смолы. Они не очень хорошо пахли, когда горели жарким фиолетовым пламенем, сгорая почти без остатка, но этого давно уже никто не замечал. Сергеев сделал пресс, чтобы выжать из стеблей смолу — большая экономия веса. А Старый, хоть и со скрипом, отдал им непригодный микроскоп. У него был новый, который Олег принес с «Полюса», но он берег и прежний, без линзы. Из микроскопа получились трубка для горелки и клапан, чтобы регулировать пламя.
Вторым союзником стал Казик.
Воздушный шар был для него великим приключением. Причем земным. Ведь только на Земле летают на воздушных шарах. Казик попросил, тихо и вежливо, всех взрослых по очереди, чтобы они рассказали ему содержание романа Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре». Казик рассудил, что все читали этот роман, но давно, в детстве, и забыли множество деталей. Однако если поговорить с каждым, если каждый перескажет сюжет романа, то получится более или менее полная картина. Он даже выудил из рассказчиков имена героев и заставил Старого нарисовать воздушный шар. Старый часто рисовал для учеников картинки из жизни Земли. Первое поколение учеников — Дик, Лиз, Марьяна и Олег — было вынуждено довольствоваться грубыми изображениями на земле или углем на сосновой коре. В последний год ребятам повезло — появилась бумага, и Старый, охваченный эйфорией в одну ночь разбогатевшего нищего, потратил немало ценных запасов на картинки, неумелые, наивные, но самые настоящие картинки: Эйфелева башня, Кремль в Москве, Слон, Лунный купол, Первый паровоз, каравелла Колумба. Таких картинок набралось с полсотни, и их можно было рассматривать после каждого урока. И была картинка, сделанная по просьбе Казика и даже с его поправками, потому что он, хоть и не умел рисовать, о воздушном шаре знал куда больше, чем Старый. На этой картинке воздушный шар опускался в африканскую саванну, а за ним бежали слоны и жирафы.
Эту картинку Казик и принес Олегу, когда тот решил делать воздушный шар.
— На, — сказал он, глядя на Олега снизу вверх. — Тут все есть.
Олег взял картинку и долго смотрел на нее. Он заметил, что из корзины свисает канат с якорем на конце, и подумал, что обязательно надо сделать такой якорь.
Если бы не Казик, судьба шара была бы под большим вопросом. Ведь шла весна, и мустанги, не подозревавшие, как нужны Олегу их воздушные пузыри, еще не очнулись от спячки. Найти их гнездовья было нелегко, и Казик с верной Фумико раз двадцать ходили в лес, пока не отыскали зимнюю лежку мустангов. Оказывается, мустанги на зиму забирались в большие норы в сосновом лесу. Мягкие подвижные корни прикрывали их от снега и морозов.
Потом возникла проблема с сеткой, которая должна вместить воздушный шар и держать корзину. Водоросли для нее собирали Марьяна с рыжей Рут. Руки у них распухли от холода, в конце концов Линда запретила дочке лазать по болоту, и Олегу пришлось забросить все дела и заниматься сбором водорослей. Правда, помогали ребятишки, близнецы, которые жили у Старого, и дети Вайткуса, но это занятие им быстро надоедало, и они куда-то улетучивались.
С утра, как рассветет, Марьяна с Олегом шли за кладбище по проторенной тропинке к болоту. С каждым днем приходилось забираться все дальше, они брели по топкому берегу, по колено в ледяной воде, которая обжигала даже сквозь непромокаемые штаны из рыбьей кожи. Водоросли сидели крепко, приходилось их срезать. Упругие белесые водяные волосы вырывались из рук, а подрезать их надо было под корень, чтобы волокна получались как можно длиннее. Ноги скользили; жадные, но, к счастью, вялые еще пиявки елозили по штанам коготками; в панике бросались в сторону, если наступишь невзначай, глазастые крабы; подплывал, любопытствуя, утюг, и тогда приходилось отступать на берег и ждать, пока он снова уйдет в тину.
- Предыдущая
- 27/100
- Следующая