Под чужим именем - Михайлов Виктор Семенович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая

В течение дня Никитину удалось узнать многое, а главное: Гуляев, будучи членом ревизионной комиссии, или, как называли здесь, «дознавателем» по проверке материального склада, сличал картотеку МТО с актом наличных остатков.

Когда Никитин в материалах ревизии разыскал акт по остаткам центрального склада и сам сличил с материальной картотекой МТО, то убедился, что в карточках были подчеркнуты, ногтем те цифровые наличности, которые не сходились с актом фактических остатков.

Было ясно: черта ногтем в статье из газеты «Дейли Экспресс» сделана Гуляевым.

Никитин приоткрыл дверь и заглянул в приемную: посетителей не было. Пользуясь этим, Шура повторяла курс экономической географии. Она осенью решила поступить институт и готовилась к экзаменам.

— Шура, зайдите ко мне, — негромко позвал ее Никитин.

Девушка живо вошла в кабинет и села на предложенный ей стул, Никитин спросил ее:

— Скажите, Шура, если я задам вам несколько вопросов, могу я рассчитывать на сохранение в тайне нашего разговора, тем более что эти вопросы имеют большое государственное значение?

— Я вообще не болтлива, Степан Федорович, а тем более, если это нужно. Даю вам честное комсомольское слово! — очень серьезно сказала девушка.

— Помните, Шура, вы мне рассказывали, что Гуляев носил томик Марка Твена в школу к преподавательнице английского языка для перевода автографа капитана Бартлета?

— Да, помню, вы меня спрашивали, не может ли кто-нибудь у нас в ОСУ перевести с английского.

— Совершенно верно, у вас отличная память, — похвалил Никитин девушку. — Вы не можете вспомнить, Гуляев, взяв этот томик Марка Твена, вернул его вскоре, через час-полтора или на следующий день?

— Он взял книгу с собой после конца занятий в управлении и принес ее утром на следующий день, сказав, что почерк неразборчив и учительница не смогла прочесть эту надпись, — ответила девушка.

— Так, спасибо, Шура. Еще один вопрос: вам доверяют личные дела сотрудников?

— Да, все приказы я сама вкладываю в личные дела работников управления.

— Очень хорошо! Прошу вас, Шура, возьмите личное дело Гуляева и покажите мне. В отделе старайтесь не обращать на себя внимание. Гуляев сейчас в банке?

— Да, он оформляет перечисление денег.

— Вот и хорошо, идите, я вас жду.

Девушка быстро вышла и уже через несколько минут вернулась с личным делом Гуляева.

— На всякий случай, Шура, напечатайте выписку из приказа о премировании Гуляева и вложите ее в личное дело, — распорядился Никитин.

Девушка вышла из кабинета, а Никитин с большим интересом раскрыл папку и прочел автобиографию Гуляева:

«Я, Сергей Иванович Гуляев, родился в 1895 году, в селе Всесвяты, Смоленской губернии, в семье крестьянина-бедняка. Мой отец Иван Акимович Гуляев долгое время батрачил у богатых хозяев и только после Октябрьской революции работал на своей земле, а потом в колхозе «Красный пахарь»; умер в 1932 году от брюшного тифа. Я кончил приходскую четырехклассную школу, помогал отцу, а в 1915 году был призван на действительную службу в царскую армию.

Воевал до самой Октябрьской революция, был ранен, награжден Георгием четвертой степени.

Всю гражданскую войну я служил в 41-м полевом батальоне, был ранен, демобилизовался и в двадцать первом году вернулся в родную деревню.

В деревне…»

Здесь неожиданно чтение биографии прервал Вербов, который вошел в кабинет, даже не постучавшись.

— Простите, Степан Федорович, — извинился он, — я думал, что вас нет. Вам больше не нужна материальная картотека?

— Нет, пожалуйста, — ответил Никитин.

Скользнув любопытным взглядом по лежащей на столе папке, которую успел Никитин захлопнуть, и захватив картотеку, Евгений Николаевич вышел.

«Неужели Шура не предупредила Вербова, что я занят?» — с недоумением подумал Никитин и заглянул в приемную, но Шуры не было.

Просматривая личное дело Гуляева, переписывая для себя кое-что из основных анкетных данных его, Никитин наткнулся ва интересную бумажку.

Всесвятский сельсовет, отвечая на запрос отдела кадров, в 1945 году 16 августа писал:

Этот ответ Всесвятского сельсовета, очевидно, вполне удовлетворил начальника отдела кадров, так как и те краткие сведения, которые сообщались в этом ответе, сходились с автобиографией Гуляева. Бумажка не была подшита к делу, а просто лежала в числе других документов и приказов личного дела.

Никитин подколол ее к снятой им копии с автобиографии и вернул папку Шуре.

Сегодня предстояла внеочередная встреча с полковником Кашириным, он срочно его вызывал к девяти часам вечера, очевидно, было что-то новое.

«Если посвятить полковника во все то, что удалось узнать нового, мало изложить факты, надо их обобщить и прийти к каким-то логическим выводам, — думал Никитин. — Ну хорошо, факт первый — история с томиком Марка Твена; зачем Гуляев брал книгу домой?

В том случае, если надпись в книге носила прогрессивный характер и могла служить документом, компрометирующим капитана Бартлета как активного деятеля американской прогрессивной партии, фотокопия с этой надписи для «комиссии по расследованию антиамериканской деятельности» могла быть просто находкой. Агент мог сделать микрокопию и переправить ее в Америку.

Этот вопрос можно решить так: надо прочесть надпись Бартлета на книге и, если она действительно могла быть полезной агенту, тогда этот вопрос можно считать решенным», — мысленно подытожил Никитин и задумался над биографией Гуляева.

Казалось, все было просто и ясно, биография была написана подробно, точно сходилась с анкетными данными и частью со справкой Всесвятского сельсовета. Но если Гуляев действительно знает английский язык, то как это вяжется с тем, что он кончил всего четыре класса начальной приходской школы и прожил почти всю жизнь в деревне за сотню километров от железной дороги.

Вывода могло быть только два: или биография Гуляева неверна и этот Гуляев — не всесвятский Гуляев, а кто-то другой, воспользовавшийся документами всесвятского Гуляева. Или биография Гуляева верна, Сергей Иванович является подлинным Гуляевым, но тогда он не может знать английского языка и, следовательно, вся гипотеза, построенная на черте, сделанной ногтем в статье «Дейли Экспресс», рушится, как построенная на песке.

Гипотеза могла привести к решению задачи и могла увести далеко в сторону. Поэтому, решив пока ничего не говорить Каширину, Никитин вышел из управления ОСУ и направился к Шаброву домой.

Полковника дома не оказалось, он сегодня был на докладе в Москве. Мария Сергеевна искренне обрадовалась Никитину, их связывала старая фронтовая дружба: она служила медсестрой в полевом госпитале, где Ксения, жена Степана, была главврачом. В беседе Мария Сергеевна и Никитин за чашкой чая с клубничным вареньем разговорились о том, кто, где и как закончил войну. Вспомнили и встречу на Эльбе двух армий — советской и американской, и Мария принесла заветную книжку Твена — память об этой встрече. Сама она в это время была здесь, в этом маленьком городе, с радостью и надеждой ожидая рождения ребенка.

Томик Марка Твена, в хорошем издании частного издательства Мэтью Конрада, был переплетен в темносинюю кожу с золотым тиснением. Видно было, что этот томик в суровые дни войны был любимым советчиком и другом Бартлета.

На форзаце в начале книжки очень мелким, но четким почерком было написано:

• Предыдущая
• 18/35
• Следующая