Замок Пятнистой Розы - Легостаев Андрей - Страница 57

• Предыдущая
• 57/81
• Следующая

— За что его, а? — спросила Сейс, стараясь не отставать от Мейчона.

Мейчон усмехнулся.

— Не надо быть большим мудрецом, чтобы ответить на твой вопрос, Сейс.

— И все-таки?

— Сегодня я сказал принцу Марклиту и в элиранате, что у меня сердце с правой стороны. Куда ударили Дойграйна?

— А-а, — догадалась Сейс, — он был в твоих доспехах и убийца принял его за тебя?

Мейчон кивнул.

— Как хорошо, что Дойграйн не гапполушец, — только и сказала Сейс. — И как хорошо, что убийца перепутал вас из-за доспехов.

Мейчон посмотрел на девушку, но ничего не сказал.

Он думал — следят за ним сейчас или нет?

Но в такой толпе, где путь приходится прокладывать грудью и локтями, следящего заметить очень трудно. При первой возможности они свернули на тихие боковые улочки, но за ними никто не шел.

Сейс лучше тушеносов и Гирну знала свой район, поэтому Мейчону еще пришлось подождать.

Тушеносы внесли раненого товарища в дом, Мейчон проводил их в комнату, где сам оправлялся от ран, и уложил Дойграйна на свою кровать.

Тот уже не причитал, стонал тихонько и глядел на Мейчона просящим взглядом, в котором читалась боль и надежда на ее избавление.

— Сейс, дай дурманящих фруктов, — попросил Мейчон, готовясь извлечь клинок из тела раненого.

— Что? — не поняла девушка.

— Кячку дай, — усмехнулся Мейчон.

Сейс смутилась.

— Но у меня нет… Я… я сейчас сбегаю куплю.

Она стремительно выскочила из комнаты.

— Мы еще нужны вам? — спросил один из тушеносов.

Раненому товарищу они ничем помочь не могли, а праздники есть праздники — их восемь лет ждешь и хочется получить от них как можно больше удовольствий, чтобы было что вспомнить в обрыдлые будни.

— Нет, спасибо за помощь, — поблагодарил Мейчон. — Заходите справиться о его здоровье завтра. Или послезавтра.

— Поправляйся, Дойграйн, все будет хорошо, — пожелал на прощанье тушенос.

— Пока, Пригойн. Заходите все, я буду ждать, — слабым голосом сказал Дойграйн. — Не беспокойтесь обо мне. Мейчон все сделает, он не даст мне умереть. Но как больно…

Тушеносы ушли.

Сейс принесла две дурманящие сливы. Мейчон, несмотря на протесты, заставил Дойграйна их съесть и резким движение выдернул кинжал.

Затем с помощью Сейс он быстро снял доспехи и раздел раненого. То ли от дурманящих фруктов, то ли от вида крови, Дойграйн потерял сознание.

Мейчон и Сейс обтерли бесчувственного Дойграйна тряпками, смоченными в уксусе, затем обработали рану, обильно наложили чудодейственный бальзам, который уже помог самому Мейчону и туго перевязали рану.

Когда они закончили за окном уже стемнело, с улицы доносились радостные крики загулявших горожан, возвращающихся из трактиров или только еще направляющихся туда. Сегодня для простых людей угощение бесплатно — за счет знатных эллов и короля Реухала.

Дойграйн мирно спал, слегка похрапывая.

— Хм, — сказал Мейчон, — он занял мою постель. А где же я буду спать?

— Пойдем, — сказала Сейс. — Тебя бы тоже надо перевязать заново. Рана-то болит?

— А, ты об этом? Нет, не болит. Я думаю, что зря маги-эскулапы сняли меня с Состязаний, я здоров, как доголомакский дракон. Но пойдем.

Он взял со стола подсвечник и свою сумку с бальзамами и пошел вслед за Сейс в ее комнату.

Она закрыла дверь, он снял рубашку.

Рана почти затянулась и, в общем-то, в обработке не нуждалась. Девушка коснулась рубца пальцем.

— Какой… Какой ты сильный, — сказала она.

Повинуясь мгновенному порыву, сам не отдавая себе отчета, что он делает, Мейчон прижал ее к груди и правой рукой провел по волосам.

— Сейс…

— Все оказалось совсем не так, — сказала Сейс, положив голову на обнаженное плечо Мейчона.

— Что «не так»? — переспросил он.

— Все — не так. Не так, как я себе представляла по рассказам подруг.

— Хуже?

— Я сейчас еще не разобралась. Наверное — лучше. Я не знаю. Мне с тобой хорошо.

— Никогда не слушай подруг.

Мейчон аккуратно снял ее голову с плеча и сел на постели. Встал, подошел к столу и взял кружку с налитым ему вином.

— Никого не слушай, — повторил он. — Почему ты так вела себя там, в элиранате? Я подумал о тебе…

— Я… — она улыбнулась. — Я боялась.

— И я боялся, — признался Мейчон. — Я и сейчас боюсь, что все это не так. Не так как надо, не так, как должно быть. Боюсь и хочу, хочу и боюсь. — Он усмехнулся. — Никогда бы раньше не подумал…

— Ты и боишься? — удивилась Сейс, садясь на постели и прикрывая обнаженное тело. — Чего ты можешь бояться, Мейчон? Ты — герой. Такой, о которых поют песнеделы на площадях. Такой, как Рыжебородый Онург или Клест из Фиинтфи. Я никогда раньше и представить себе не могла, что познакомлюсь с таким, как ты. Я кто? Простая горожанка, таких много. Не самая красивая и глупая. А ты… Ты как принц из детских снов…

— Герой… — вдруг почему-то зло повторил ее слова Мейчон и сделал большой глоток вина. Даже слишком большой. — Герой? Да, наверное, герой. Потому что, кроме как убивать и побеждать, я ничего больше не умею. Ненавижу убивать, но выбора нет — либо ты, либо тебя. И хочется жить. Для кого? Для чего? Герой всегда идет по жизни один. Всегда один.

Мейчон допил вино и со стуком поставил кружку обратно.

Сейс сидела на постели, закрываясь простыней и в полумраке своей спальни смотрела на первого в жизни мужчину. Она понимала, что его что-то беспокоит, но не понимала что именно и боялась: не является ли она, ее неопытность и некрасивость причиной его недовольства? Может, она не то сказала? Молчать надо было, дура набитая!

— Герой… — снова заговорил Мейчон. — Он идет куда захочет, а на самом деле — куда глаза глядят. У него нет ничего за душой — ни денег, ни цели, ни друзей. «Нам дружить трудно — встречу в бою, убью» — вот поговорка героев. Герой видит несправедливость и наказывает негодяев. И уходит дальше. Куда? Зачем? Простым людям знать не дано, они лишь будут слушать песни о его подвигах, как правило перевранные и преувеличенные. И зачастую негодяи, которых победил герой и не являются негодяями… А герой ушел в свое никуда — совершать следующие подвиги. Рыжебородый Онург, которого ты так любишь, всю жизнь лазал по горам Куеломока в поисках драконов. И устраивал самую обычную охоту — с загоняющими, с собаками, с сотней помощников. Чтобы получить вознаграждение за голову и сердце убитого зверя, пропить в кабаках и шляться дальше по горам в поисках следующей добычи. Драконоборец, проклятые пустоши, герой занюханный! Как погиб Онург, знаешь?

— Нет, — почти испуганно ответила девушка.

— Вот-вот, — усмехнулся Мейчон, — об этом-то в песнях не поется. Он захлебнулся в собственной блевотине в одном из трактиров. А Клест из Фиинтфи всю жизнь боролся с черным магом… Вот видишь, уже и имени его не помню… А когда победил врага, наложил на себя руки. А другие герои из песен? Легендарный Лайк из Веика, слышала о таком? Так вот он кончил жизнь грязным нищим на базарной площади. Долго жил, больше девяти сроков Димоэта… подачками и отбросами. Когда кончается здоровье, то оказывается — жить нечем и незачем. А сколько было героев, о которых и песен не сложено? Которые погибли безвестно, пусть и в неравном бою. Сейчас уже никто и не вспомнит даже за что именно они погибли…

— Как ты мрачно говоришь, Мейчон…

— Мрачно… — повторил он и кивнул: — Да, наверное, мрачно. Возьми меня, например. Сейчас мой друг в беде. Меня пытались убить и еще попытаются. Это неважно. Рано или поздно все закончится — или я спасу друга, оставшись жив, или не спасу и погибну сам. Спасу — буду герой. А потом уйду в никуда, потому что здесь мне больше нечего будет делать. И не знаю куда идти… Впрочем, это-то как раз не проблема — пошел в Храм Войны, так называются кабачки в Реухале, где вербуют наемников, и отправился на войну. Куда угодно. Да и героев, способных освободить деревню от чудища или разбойников, тоже всегда ищут. Но зачем мне это?

• Предыдущая
• 57/81
• Следующая